Дела давно минувших дней

Надежда Троицкая
    Век прошлый был не так откровенен, как нынешний. Люди умели смущаться, если при них кто-то во всеуслышание говорил о том, что было принято считать делом глубоко личным. И всё же находились те, кто время от времени нарушал это негласное правило.

   Муж Анны Адамовны до войны был знаменитым адвокатом. Средств вполне хватало на то, чтобы Аннушка лелеяла себя, не утомляясь сотворением благ великой Родины. Каталась она, как сыр в масле, впитывая в свои бока лишние килограммы.
   Да общая беда внесла свои коррективы в размеренную жизнь и этого семейства. Пуля-дура! Ей всё равно кого продырявить! Принесли похоронку и в нежные ладошки. Накопленные мужем средства таяли настолько быстро, что Анна Адамовна и сама не заметила, как оказалась с тряпкою в руках в огромном заводском цехе.
   Как же не хотелось ей, бедолаге, гнуть спину перед теми, кого ещё недавно и за людей-то не считала! Да что об этом говорить! Читатель и сам может дорисовать эту картину. Не так уж много времени потребовалось, чтобы дама из высшего света смирилась со своею судьбой. Даже пацаны с девчатами стали звать её попросту Адамовной. Анна не сердилась на них и порою в обеденный перерыв делилась с молодёжью какими-нибудь своими секретами.
   Так было и в тот день, когда Адамовне пришло на ум написать заявление на отпуск. Дела бумажные никогда её не занимали. Накропала начальнику цеха бумажку. Отдала её секретарше, а сама вернулась в женскую раздевалку. Слышит, молодка одна в уголке носом шмыгает. Подсела к ней, обняла за плечи, мягко спросила:
- Танюшка! О чём это ты так убиваешься?!
   Та возьми и зареви белугою. Бабы со всех сторон подлетели и давай шипеть:
- Хватит девку донимать! Одна ты, видимо, не знаешь, что от Таньки мужик на сторону бегает?!
   Адамовна помолчала, покачала своей лысеющей седой головою и говорит:
- Смотрю я на вас и думаю: нечто вас мамки совсем ничему не научили?! Чтобы мужик кроме тебя ни на одну бабу не смел залезть, ему же помочь надо - подмахнуть вовремя!
   Заслышав такие речи, даже Танюша затихла и придвинулась поближе к Адамовне.
   Бабы любопытствуют:
- Адамовна! А что это значит - подмахнуть?! Платочком что ли обдуть?
- Ну, вы и дуры! Совсем что ли ничего не знаете?! Как вам объяснить попроще?!
   Тут Адамовна рухнула всею тушею на пол, перевалилась с живота на спину, приняв надлежащую позу, и принялась вытворять такое, что гогот из женской раздевалки девятым валом пронёсся по цеху.

   В это же самое время начальник читал заявление Адамовны  на отпуск.
- Дату забыла поставить. Вот раззява!
   Секретаря на месте не было - сам же угнал к высшему начальству! Пришлось покинуть кабинет, чтобы найти Адамовну. Слышит, бабы хохочут без умолку, аж визжат порою. Не поймёт: в чём дело?! Решил навестить свой бабий батальон. Заходит в раздевалку, а там Адамовна на полу такие кренделя вытворяет! Встал, как вкопанный, едва дара речи не лишился. Бабы ладошками рты прикрывают, а толку нет, всё равно носами фыркают, на начальника глядя. Тот набросился на Адамовну:
- Развалилась тут! Народ смешишь?!
   Сам в то же время заявление Адамовны ей же в нос суёт:
- Почему без даты?!
   Адамовна уселась на полу, расставив ноги настолько широко, насколько смогла, и глаза на шефа таращит:
- Что ты сказал?!
- БЕЗ ДА-ТЫ говорю!
   Глаза Адамовны налились кровью. Она как заорёт:
- Сам ты - .уй!!! - и плюнула в сторону.
   Тут все присутствующие просто взорвались от хохота. Ничего не понимающий Пётр Фомич пулей вылетел из раздевалки, едва не сшиб с ног бухгалтера.
- Фомич! Ты чего такой взъерошенный, словно тебя наши бабы целый час трепали?
- Представляешь, Адамовна меня .уем обозвала!
- Чем это ты так пред нею провинился?!
- Да вот и сам гадаю. Я её собственное заявление принёс. Говорю, мол, оно БЕЗ ДАТЫ! А Адамовна так разъярилась, словно бык, увидевший красную тряпку, и давай на меня орать...
- Да не серчай ты на неё! Стара уж стала, недавно мне жаловалась, что от нашего грохота глохнуть стала. Вот, небось, и услышала не то, что ты говорил.
   Мужчины расхохотались, похлопали друг друга по плечу и разошлись по своим делам.
   После обеда раздался робкий стук в кабинет. С ведром и шваброю вплыла Адамовна:
- Ты уж, Фомич, не гневайся на меня! Я не со зла тебя облаяла! Девчата мне всё объяснили, когда успокоились. Давай уж заявление! Подмахну - дату!

   Случилось сие в Туле в начале шестидесятых.