Часть первая
Нижний Новгород
Здесь не будет общественных заведений, типа ресторанов и кафе, а будут места личного пользования, моего и моих приятелей. Места, где пилось кайфово и неистово или мечтательно и не торопясь. Говорят, этих мест больше нет. Не верьте, такие места есть и будут, пока жив последний неприкаянный прожигатель жизни.
И я расскажу о некоторых, где пил сам или смотрел, как пьют мои кореша, когда сам уже не мог. Расскажу в некоторой исторической перспективе.
Нижний – город разный. Бывает уютным, бывает враждебным, ласковым, жестоким, как и многие старые русские города, за небольшим исключением. И пить в нем можно практически везде, но нас интересуют места наибольшего отдохновения, созданные для культурного и поэтического выпивания. Места, где чувствуешь себя человеком, а не гадом, приткнувшимся опрокинуть по-быстрому стакан, занюхивая рукавом. Хотя, и в скоротечном выпивании есть своя прелесть, как в одноименном огневом контакте.
Разговор, в основном, будет идти о верхней части города, так как я прожил в ней сорок один год из сорока пяти.
Итак.
1.«Вишневник» в микрорайоне Кузнечиха.
Славное место, там за нашей родной школой номер сорок девять, чуть-чуть влево, начинался овраг, переходящий в кукурузное поле, которое упиралось в деревню. Краем города был мой микрорайон тридцать лет назад, со всеми полагающимися краю атрибутами. Деревьями, полями, колхозами и аграрной шпаной.
Вот на склоне этого оврага, заросшем непонятными кустами, мы и бухали. Говорили:
-- Куда?
-- Айда в вишневинк.
И шли, пряча под куртками ноль-седьмые бутылки красного, затыкая их за пояс брюк или прижимая локтем. А придя, располагались обстоятельно. Сигареты «прима» или болгарский «опал», три-четыре бутылки бормотухи. Закуска какая-никакая, чаще всего – хлеб, иногда кто-нибудь притаскивал из дома пару соленых огурцов, если под водку.
Сидели, курили, пили вино, трепались обо всем помаленьку. Красота: на склонах оврага зеленеет травка, в деревне, что перед твоими глазами, из труб идет вкусный дым, если, допустим, суббота и люди топят бани. Над твоей головой, по дороге ходят люди, и можно выйти, пригласить знакомых выпить, а не знакомых пройти нахуй. Иногда кто-нибудь из пацанов приносил гитару, и мы пели песни. Или по очереди или хором.
А если кто напивался до бесчувствия, то ночевал тут же в кустах. До первого утреннего холодка, а потом, вздрагивая и отряхиваясь, бежал домой. Чтобы днем долго и подробно рассказывать товарищам о своих ночных приключениях. Допустим:
-- Я, значит, иду, а на встречу трое.
-- Ну?
-- Что «ну»? Наёбал всем и дальше пошел.
Альтернативой «вишневнику» зимой служили подъезды, тогда еще не оборудованные домофонами и прочими прибамбасами недоразвитого капитализма.
Что мы тогда пели в начале восьмидесятых?
А вот что:
«Таганка»
«Цыганка с картами, дорога дальняя,
Дорога дальняя, казенный дом,
Быть может старая тюрьма центральная
Меня мальчишечку по-новой ждет.
Быть может старая тюрьма центральная
Меня мальчишечку по-новой ждет.
Таганка, все ночи полные огня,
Таганка, за что сгубила ты меня,
Таганка, я твой навеки арестант,
Погибли сила и талант в твоих стенах.
Таганка я твой навеки арестант
Погибли сила и талант в твоих стенах.
Я знаю, милая, больше не встретимся,
Дороги разные нам суждены,
Опять по пятницам пойдут свидания
И слезы горькие моей родни.
Опять по пятницам пойдут свидания
И слезы горькие моей родни.
Таганка, все ночи полные огня,
Таганка, за что сгубила ты меня,
Таганка, я твой навеки арестант,
Погибли сила и талант в твоих стенах.
Таганка я твой навеки арестант
Погибли сила и талант в твоих стенах».
Один из вариантов песни, но я слышал и другие.
2. Подъезд жилого дома.
Обычно располагались или прямо у дверей, вдоль батареи или, если народ проживающий был дюже злой, между третьим и четвертым этажами. Был один подъезд, где на девятом, последнем, имелся симпатичный закуток с самодельным ларем для картошки. Вообще, такие лари стояли почти на каждой лестничной площадке. Люди хранили там соленья, варенья и просто хлам. Сильна еще была в наших жителях деревенская закваска, строили завалинки вдоль стен, только в путь.
Вот на них и сидели, пили из дежурного стакана, сохраняемого в условленном месте, и, в отличие от нынешних, это был полновесный стеклянный граненый стакан. Один раз только пришлось купить металлическую кружку в хозяйственном магазине, потому что дежурный стакан уперла конкурирующая группа молодежи. Ну и из горла пили, были свои мастера, закручивавшие бормотуху винтом и засаживающие за раз пол-литровую бутылку. Я так не умел и не хотел учиться, честно отпивал свою долю и передавал пузырь товарищу. Иногда девочкам, девочки с нами заходили погреться, чего уж там. Опять же трепались, курили и, иногда, слушали кассетник. Как правило, триста шестой «Романтик». Редко – «Легенда».
Слушать старались не на всю мощь, потому что люди, натурально, возмущались песнями западных славян в одиннадцать часов ночи. Иногда выходили с нами побеседовать, но заметив дружную группу молодежи, ретировались с мягкими проклятьями. Даже милицией не пугали – откровенно боялись. Один раз только, какой-то здоровый парень, лет тридцати, ярко выраженной дагестанской наружности, сказал, обращаясь непосредственно ко мне:
-- На тебя посмотреть – хороший человек, а стоишь, вино из бутылки пьешь.
И ушел, огорченный.
А мы продолжили возлияния под аккомпанемент.
К тому времени уже вышел знаменитый альбом, звучащий из каждого окна, который назывался – «Свои новые песни поет Александр Розенбаум. Ноябрь восемьдесят третьего года».
И мы слушали:
«Гоп-стоп»
«Гоп-стоп, мы подошли из-за угла,
Гоп-стоп, ты много на себя взяла.
Теперь расплачиваться поздно,
Посмотри на звёзды,
Посмотри на это небо
Взглядом, бля, тверёзым,
Посмотри на это море,
Видишь это всё последний раз.
Теперь расплачиваться поздно,
Посмотри на звёзды,
Посмотри на это небо
Взглядом, бля, тверёзым,
Посмотри на это море,
Видишь это всё последний раз.
Гоп-стоп, ты отказала в ласке мне,
Гоп-стоп, ты так любила звон монет.
Ты шубки беличьи носила,
Кожи крокодила,
Всё полковникам стелила,
Ноги на ночь мыла,
Мир блатной совсем забыла
И перо за это получай.
Ты всё полковникам стелила,
Ноги на ночь мыла,
Шубки беличьи носила,
Кожи крокодила,
Мир блатной совсем забыла
И перо за это получай.
Гоп-стоп, Сэмен, засунь ей под ребро.
Гоп-стоп, смотри, не обломай перо
Об это каменное сердце
Суки подколодной,
Ну-ка, позовите Герца,
Он прочтёт ей модный,
Очень популярный
В нашей синагоге отходняк.
А ну-ка, позовите Герца,
Старенького Герца,
Он прочтёт ей модный, очень популярный
В нашей синагоге отходняк.
Гоп-стоп, у нас пощады не проси,
Гоп-стоп, и на луну не голоси.
А лучше вспомни ту малину,
Васькину картину,
Где он нас с тобой прикинул,
Точно на витрину,
В общем, не тяни резину,
Я прощаю всё, кончай её, Сэмен.
Ты лучше вспомни ту малину,
Васькину картину,
Где он нас с тобой прикинул,
Точно на витрину,
В общем, не тяни резину,
Я прощаю всё, кончай её, Сэмен».
Песня и вправду ушла в народ и некоторые мои знакомые (те, что помоложе), очень удивляются, узнав кто автор.
Теперь переместимся ближе к центру города.
3. Дивные места на склоне нижегородского кремля.
Побывать в Нижнем и не бухнуть в кремле – нонсенс. Не знаю как сейчас, а несколько лет назад, это было вполне возможно, уютно и репрезентабельно. На территории или на лавочках под стеной или чуть в стороне около памятника Чкалову. Удобные скамейки, прекрасный вид на стрелку, вполне лояльные менты, красивые девочки, гуляющие окрест. Закуски полно, купят люди коробку конфет, съедят по одной под шампанское, а остальное оставят. Бери – наслаждайся. Мы и наслаждались. Вообще, тема пития на воздухе, сиречь открытом пространстве, бесконечна. Но пьянка в кремле, имела несколько смыслов. К примеру, сакральный и политический. Кремль, как всем известно, строение не простое, и возлияние на его территории, кто знает, возможно, приближает нас к постижению смысла. Любого. Чем больше выпито, тем больше смыслов открывается. Главное, не выносить открытие за пределы круга собутыльников. Мы, однажды, с другом Сашей, решили поделиться сверкающим откровением посетившим нас, и потом час объяснялись с милицией.
-- Ваши документы – попросила милиция.
Саша продемонстрировал им удостоверение личности офицера.
-- А ваше? – обратилась милиция ко мне.
-- Да что не видно, что ли, и этот такой же – сказал сержант с переднего сиденья.
-- Нет, пусть покажет – настаивал рядовой, сидевший с нами сзади.
-- Нет удостоверения – честно признался я.
-- Пропил, значит – подвела итог милиция и отпустила нас, удовлетворенная.
Мы с Сашей вылезли из машины и принялись обниматься, как будто живыми вернулись с последней войны. А потом продолжили пить, но уже у фонтана на площади Минина и Пожарского. Тоже сакральное место.
Что мы слушали?
В наших магнитофонах, уже поселился Майк Науменко.
«Дрянь»
«Ты – дрянь! Лишь это слово способно обидеть.
Ты – дрянь!
Я не хочу тебя любить, но не могу ненавидеть.
Ты не тот человек, с которым я способен жить.
Когда ты лжешь мне в лицо, я способен тебя убить.
Ты бьешь мои тарелки одну за другой,
Ты строишь всем глазки у меня за спиной.
Ты – дрянь!
Ты спишь с моим басистом и играешь в бридж с его женой.
Я все прощу ему, но скажи, что мне делать с тобой?
Тебя снимают все подряд – и тебе это лестно,
Но скоро другая займет твое место.
Ты – дрянь!
Ты продала мою гитару и купила себе пальто.
Тебе опять звонят весь день, прости, но я не знаю кто.
Но мне до этого давно нет дела.
Вперед, детка! Бодро и смело!
Ты – дрянь!
Ты клянчишь деньги на булавки – ты их тратишь на своих друзей.
Слава Богу, у таких, как ты, не бывает детей.
Ты хочешь, чтоб все было по первому сорту,
Но готова ли ты к пятьсот второму аборту?
Ты – дрянь!
Ты вновь рыдаешь у меня на плече, но я не верю слезам.
Твое красивое лицо катится ко всем чертям...
Но скоро, очень скоро, ты постареешь,
Торопись – и тогда, может быть, ты успеешь.
Ты – дрянь!
Нет, ты не тот человек, с которым я способен жить.
Когда ты лжешь мне в лицо, я способен тебя убить.
Наверно, мы слеплены из разного теста,
И скоро другая дрянь займет твое место.
Ты – дрянь!
Я говорю тебе: "Ты – дрянь! Маленькая дрянь!"
Это, вроде, канонический вариант, по крайней мере, у меня, на квадратной аудиокассете, в восемьдесят каком-то лохматом году, звучало так.
4. Фонтан на площади Минина и Пожарского.
На этой центральной площади города хорошо бухать в День города. Во-первых, менты не винтят, во-вторых, менты не винтят и, в-третьих, будет то же самое. То есть, это роскошно: падаешь, где хочешь, раскладываешь закуски, вытягиваешь ноги и отмечаешь праздник. Рядом сидят точно такие же люди: студенты с пивом, гопники с водкой и семейные пары с детьми. Короче, всеобщее ликование и повальное братство. Лишь бы не потеряться, а то можно потом бродить часами, жалобно выкрикивая имена своих друзей. Я один раз так ходил-ходил и, окончательно обессилив, прилег на асфальт тут же, на площади. Спасибо, люди добрые помогли, подняли и обогрели.
На следующий день после праздника, площадь напоминает филиал городской помойки. Но все равно, это одно из главных мест, если хочется выпить в самом центре. В крайнем случае, всегда можно умыться из фонтана, чтобы прийти в себя. А зимой фонтан заколачивают, одевая в деревянные доспехи. Зимой, вообще, пить сподручнее в тепле, но уж если захотелось невыносимо, то можно где угодно. Помню, мы с Сашей встали у газетного киоска закрытого, и разлили по стакану при минус двадцать три, в десять часов вечера. Тут же из тьмы появился милиционер и задал традиционный вопрос:
-- Распиваем?
-- А как же – ответили мы.
-- Нехорошо.
-- Понимаешь, начальник, – объяснил Саша – у меня дома – мама, а у друга – жена.
И начальник проникся и отвалил, посоветовав напоследок:
-- Только не хулиганьте.
Но мы хулиганить не собирались, потому что мы собирались тихо-мирно выпить и пойти по домам. Саша к маме, а я к жене, как выше уже было сказано. Но та мгновенная врезка на морозе, навсегда осталась в моей памяти, как одна из лучших.
Если я не ошибаюсь, тогда из всех окон города звучала песня Шевчука:
«Что такое осень»
«Что такое осень? Это небо,
Плачущее небо под ногами,
В лужах разлетаются птицы с облаками,
Осень, я давно с тобою не был.
В лужах разлетаются птицы с облаками,
Осень, я давно с тобою не был.
Осень. В небе жгут корабли
Осень. Мне бы прочь от земли
Там, где в море тонет печаль
Осень, темная даль.
Что такое осень? Это камни,
Верность над чернеющей Невою,
Осень вновь напомнила душе о самом главном,
Осень, я опять лишен покоя.
Осень. В небе жгут корабли
Осень. Мне бы прочь от земли
Там, где в море тонет печаль
Осень, темная даль.
Что такое осень? Это ветер
Вновь играет рваными цепями,
Осень, доползем ли, долетим ли до рассвета,
Что же будет с Родиной и с нами?
Осень, доживем ли, доползем ли до рассвета,
Осень, что же будет завтра с нами?
Осень. В небе жгут корабли
Осень. Мне бы прочь от земли,
Там, где в море тонет печаль
Осень, темная даль.
Тает стаей город во мгле,
Осень, что я знал о тебе,
Сколько буде рваться листва,
Осень вечно права».
Говорят, что сам Шевчук, исполнив ее бесконечное количество раз, песню возненавидел. Я его понимаю.
5. Площадь Свободы.
Там садик есть или не садик, а черт знает что. Мы брали бухла и устраивались на камне около стены острога, где, в свое время, парился Алексей Максимович Горький. Напротив – памятник жертвам восстания девятьсот пятого года, так что места насквозь революционные. Раскладывали закуску, стаканы, бутылки. Вот присесть там было негде, и пили стоя. Вообще, место спокойное, за всю историю возлияний, один раз только нас свинтили оттуда менты. И то, мы отделались легким внушением с последующей уплатой штрафа. Хотя я эти штрафы сроду не платил и не собираюсь делать этого в будущем, не приведи господь, конечно.
А напротив садика, через площадь, на остановке располагался павильон, сейчас его уже нет, и там торговали пивом, водкой и пирожками. Я любил, в гордом созерцательном похмельном одиночестве, взять сто пятьдесят водки и кружку пива плюс пирожок. Выйти на улицу, встать с левого боку от киоска и не торопясь все это выпить. В одиночном выпивании много невидимой миру поэзии. Ты стоишь весь такой как принц Гамлет перед глобальным распутьем и думаешь думу. Вокруг граждане суетятся, бегут по своим нехитрым делам, а ты уже везде успел, потому что опоздал всюду. Можно повторить, а потом сесть на троллейбус и спокойно поехать домой. Или не домой, а совсем наоборот.
Слушали тогда в исполнении БГ:
«Город золотой (Рай)»
«Под небом голубым есть город золотой,
С прозрачными воротами и яркою звездой,
А в городе том сад, все травы да цветы,
Гуляют там животные невиданной красы:
Одно - как желтый огнегривый лев,
Другое - вол, исполненный очей,
С ними золотой орел небесный,
Чей так светел взор незабываемый.
А в небе голубом горит одна звезда.
Она твоя, о, ангел мой, она твоя всегда.
Кто любит, тот любим, кто светел, тот и свят,
Пускай ведет звезда тебя дорогой в дивный сад.
Тебя там встретит огнегривый лев,
И синий вол, исполненный очей,
С ними золотой орел небесный,
Чей так светел взор незабываемый».
Слова, если память мне не изменяет, Анри Волохонского, а музыка Владимира Вавилова. Не знаю, с какого переляку песню приписывают Хвосту.
Википедия: Алексе;й Льво;вич Хвосте;нко, он же Хвост (14 ноября 1940, Свердловск — 30 ноября 2004, Москва) — русский поэт-авангардист, автор песен, художник.
6. Продолжая тему камней.
Пьяный камень у трамвайно-троллейбусного депо номер один.
Легендарный булыган. На нем выпивало не одно поколение слесарей и водителей. Сразу за забором депо, выходишь из проходной, делаешь несколько шагов и упираешься. Диспозиция прекрасная. Через дорогу гряда киосков с вином и закуской, чуть в стороне кустики для оправления нужды. При крайней степени опьянения, можно или вернуться в депо и отлежаться там или упасть прямо тут. Летом не замерзнешь, а замерзнешь, очухаешься, взбодришься и все равно дойдешь до тепла. Простой пролетарский отдых. Количество выпитого пропорционально деньгам и здоровью. Темы разговоров, как и на любой пьянке профессионального коллектива: зарплата, ****ое начальство, завышенные требования и заниженная самоотдача. Не помню там каких либо столкновений, а если они и были, то разруливались тут же мирным образом. Короче, все по-доброму, со светлой грустью (или мне это сейчас так кажется, на волне некоторой ностальгии). Песни соответствующие:
Рок-острова.
«Не любить невозможно».
«Я узнаю когда-то наверно,
Что уйти до безумного сложно.
Можешь быть ты прелестной и скверной,
Но тебя не любить невозможно.
Но тебя не любить невозможно.
Я узнаю, как лгут эти губы,
Но во лжи той себя же погубишь.
Можешь быть ты нелепой и грубой
Но тебя никогда не забудешь.
Но тебя никогда не забудешь.
От того, что неверность узнаю,
Будет больно и очень досадно.
Только нежность в глазах прочитаю,
И любовь твою пить буду жадно.
И любовь твою пить буду жадно.
Жадно.
Пусть ты будешь чужой и далекой,
А любовь до смешного ничтожной.
Можешь быть ты дрянной и жестокой,
Но тебя не любить невозможно.
Но тебя не любить невозможно.
Но тебя не любить невозможно.
Но тебя не любить невозможно.
Невозможно.
Я узнаю когда-то наверно,
Что уйти до безумного сложно.
Можешь быть ты прелестной и скверной,
Но тебя не любить невозможно.
Но тебя не любить невозможно.
Невозможно».
Земляки, одно слово.
7. Пьяный угол во втором микрорайоне Советского района.
Район тут не важен, такие углы есть в любой части города. Это – классика. Места, где местная гопота и пьянь кучкуется почти круглосуточно. Я сам там провел много времени, может быть несколько лет, если считать в совокупности. Не скажу, что это были худшие годы. Выглядит это всегда одинаково: группа чувачков топчется на месте, до тех пор, пока не генерирует нужную сумму. Потом засылается гонец и вино раскатывается на всех участников. Пластиковый стакан, обычно, висит на ветке ближайшего дерева. Закуска по интересам: кто-то листиком, а кто-то карамельной конфеткой на четверых. Дивное времяпровождение. С одной стороны – забор бывшего детского сада, с двух других – родные дома. Кстати о детском саде, до его закрытия это было вполне пригодное для культурного распития место. Можно встать под навес прогулочной площадки и спокойно употреблять, например, самогон. Вокруг тишь и благодать. Изредка пройдет припозднившийся прохожий, оглянется испуганно и исчезнет вдали. Главное, мусор после себя не оставлять. Я, вообще, призываю всех пьяниц мира не мусорить. А упаковывать пустую тару в пакеты, и относить в ближайший мусорный бак. Мы с другом Саньком всегда так делали.
Пацаны на пьяном углу слушали классику:
«Вязаный жакет»
«В день, когда исполнилось мне 16 лет,
Подарила мама мне вязаный жакет
И куда-то в сторону отвела глаза.
Принесли посылку нам - это от отца.
Припев.
Ты о нем не подумай плохого,
Подрастешь - сам поймешь все с годами.
Твой отец тебя любит и помнит,
Хоть давно не живет уже с нами.
Вечером на улице мне сказал сосед:
«Что же не наденешь ты новый свой жакет?
Мать всю ночь работала, чтоб его связать».
И тогда я понял, что такое мать.
Припев.
Ты о нем не подумай плохого,
Подрастешь - сам поймешь все с годами.
Твой отец тебя любит и помнит,
Хоть давно не живет вместе с нами.
Я рукою гладил новый свой жакет,
Не сказал я матери про ее секрет.
Лишь любовь безгрешная, лишь родная мать
Может так заботливо и так свято лгать.
Припев.
Ты о нем не подумай плохого,
Подрастешь - сам поймешь все с годами.
Твой отец тебя любит и помнит,
Хоть давно не живет уже с нами».
Слова, как это ни парадоксально, известного советского поэта Николая Доризо. Музыка – А. Долуханяна. Когда ее поет Фоменко в «Дне радио», я млею.
8. Двор на улице Рождественской (бывшая – Маяковка).
Номер дома не помню. Старый двор, сараи какие-то, ступеньки, помойные баки. Хорошо там. Сядешь на что-нибудь деревянное, разольешь водовки, выпьешь и закусишь. Местные люди начинают подтягиваться, сочувствуют, делятся впечатлениями. Говорят:
-- Эка.
-- Ага.
-- И погода – хорошая.
-- А то.
Нальешь такому доброжелателю полстакана, он махнет и расскажет тебе о своем понимании момента. И об отношении к миру вообще. Чаще всего, оно негативное, и это не правильно. Хотя после полстакана, даже у таких персонажей жизнь начинает налаживаться. И они принимаются источать флюиды любви. Такие сильные, что захлестывают все вокруг. Мы там любили выпивать, там фирм полно в арендованных полуподвалах, зайдешь к знакомому, убедишь его выдать пару сотен на бухалово, и наслаждаешься.
Опять же, местные красавцы добавляют колориту. Без них никуда, чисто горьковские типы: босяки и бароны.
И тут уместнее всего:
«Мурка»
«Прибыла в Одессу банда из Амура,
В банде были урки, шулера.
Банда занималась темными делами,
И за ней следила Губчека.
Эх, Мурка, ты мой Муреночек!
Мурка, ты мой котеночек!
Мурка - Маруся Климова,
Прости любимого!
Речь держала баба, звали ее Мурка,
Хитрая и смелая была.
Даже злые урки и те боялись Мурки,
Воровскую жизнь она вела.
Мурка, ты мой Муреночек!
Мурка, ты мой котеночек!
Мурка - Маруся Климова,
Прости любимого!
Вот пошли провалы, начались облавы,
Много стало наших попадать.
Как узнать скорее - кто же стал шалявым,
Чтобы за измену покарать.
Кто чего узнает, кто чего услышит,
Нам тогда не следует зевать:
Нож пускай подшпилит, пистолет поставит,
Пистолет поставит - пусть лежат!
Эх, Мурка, ты мой Муреночек!
Мурка, ты мой котеночек!
Мурка - Маруся Климова,
Прости любимого!
Как-то шли на дело, выпить захотелось,
Мы зашли в шикарный ресторан.
Там сидела Мурка в кожаной тужурке,
А из-под полы торчал наган.
Слушай, в чем же дело? Что ты не имела,
Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты
Разве я тебе не добывал?
Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая,
Здравствуй, моя Мурка и прощай!
А ты зашухарила всю нашу малину
И за это пулю получай!
Эх, Мурка, ты мой Муреночек!
Мурка, ты мой котеночек!
Эх, Мурка - Маруся Климова,
Прости любимого!
Эх, Мурка, ты мой Муреночек!
Мурка, ты мой котеночек!
Мурка - Маруся Климова,
Прости любимого!
Эх, Мурка, ты мой Муреночек!
Мурка, ты мой Муреночек!
Мурка – Маруся Климова,
Прости любимого».
Это один из вариантов песни, вообще же я слышал их три. Но, если верить некоторым исследователям, вариантов народной песни неисчислимое множество. Больше всего разночтений вызывает первая строка, коли я правильно понял.
9. Бекетовка (улица Бекетова).
Есть места заповедные, если углубиться внутрь. Двухэтажные дома народной стройки, у нас, почему-то, считается, что такие строили пленные фрицы. Строения, в большинстве своем, отштукатуренные и покрашенные в бледно-желтый цвет. Окруженные старыми деревянными сараями. Вот там и бухали, на лавочках или просто на пороге. Еще в сараях пили, у них там сараи оборудованы чисто под это дело. В любой приличной сараюге имеется стакан и засохшая закусь или свежая, если пили накануне. Люди там живут отзывчивые, но и опасные, много пацанов с фронтальной распальцовкой пальцев было. Но мы с ними ладили. А с Бекетовки всегда можно было спуститься на площадь Советскую и продолжить восхищаться жизнью. На площади же найти место для культурного времяпровождения, вообще, не вопрос.
А вот моя самая любимая песня, в связи с арестантской темой:
«Ванинский порт»
«Я помню тот Ванинский порт,
И вид парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
От качки стонали зека,
Ревела стихия морская.
Вставал на пути Магадан -
Столица Колымского края.
Пятьсот километров тайга,
Живут там лишь дикие звери.
Машины не ходят сюда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждёшь
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придёшь,
А если придёшь - не узнаешь.
Встречать ты меня не придёшь,
А если придёшь - не узнаешь.
Я помню тот Ванинский порт,
И вид парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы.
На море спускался туман,
Ревела стихия морская.
Вставал на пути Магадан -
Столица Колымского края.
Не песня, а жалобный крик
Из каждой груди вырывался.
Прощай навсегда материк -
Хрипел пароход, надрывался.
От качки стонали зека,
Обнявшись, как родные братья.
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
По трапу сойдёшь ты туда,
Оттуда возврата уж нету.
По трапу сойдёшь ты туда,
Оттуда возврата уж нету.
Пятьсот километров тайга,
Живут там лишь дикие звери.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Я знаю, меня ты не ждёшь,
И писем моих не читаешь.
Встречать ты меня не придёшь,
А если придёшь - не узнаешь.
Встречать ты меня не придёшь,
А если придёшь - не узнаешь.
Встречать ты меня не придёшь,
А если придёшь - не узнаешь».
Если я ничего не путаю, песню очень проникновенно исполняет Бутусов, альбом – «Матросские песни».
10. Кусты и склоны оврага, что за рынком на площади Советской.
Райский уголок, мной лично и нашей компанией вообще, там было выпито море. Или океан. Там везде было хорошо, стоило немного спуститься вниз в овраг, найти более-менее чистое и сухое место и – вперед. Единственно, за добавкой далеко бегать. Но бухать там можно основательно, до белых мух и морковкиного заговня. Бывало, заходили днем, а выползали под вечер. Там были обговорены все основные и животрепещущие проблемы мироустройства. Весь спектр: от справедливого устройства общества до перераспределения материальных благ. От любви до ненависти. Можно было прилечь и умиротворенно слушать болтовню приятелей, можно было пить шампанское с барышнями и коньяк с недавно откинувшимися корешами детства. Вокруг – люди, можно стрельнуть сигарету или хлебца на закуску. Короче, место – для оттяжных воспоминаний, как и все предыдущие, впрочем.
Когда мы там начинали бухать, все еще слушали Машину:
«Поворот»
«Мы себе давали слово –
Не сходить с пути прямого,
Но так уж суждено.
И уж если откровенно – всех пугают перемены,
Но – тут уж все равно.
Вот новый поворот, и мотор ревет,
Что он нам несет – пропасть или взлет,
Омут или брод, ты не разберешь,
Пока не повернешь за поворот.
Вот новый поворот, и мотор ревет,
Что он нам несет – пропасть или взлет,
Омут или брод, ты не разберешь,
Пока не повернешь за поворот.
И пугаться нет причины, если вы еще мужчины,
Вы кое в чем сильны.
Выезжайте за ворота и не бойтесь поворота,
Пусть – добрым будет путь.
Вот новый поворот, и мотор ревет,
Что он нам несет – пропасть или взлет,
Омут или брод, ты не разберешь,
Пока не повернешь за поворот.
Вот новый поворот, и мотор ревет,
Что он нам несет – пропасть или взлет,
Омут или брод, ты не разберешь
Пока не повернешь за поворот».
Потом доставали, ненавистные нам, Земляне:
«Трава у дома»
«Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе,
Земля в иллюминаторе видна...
Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери,
Грустим мы о земле - она одна.
А звезды тем не менее, а звезды тем не менее чуть ближе,
Но все также холодны.
И, как в часы затмения, и, как в часы затмения ждем света
И земные видим сны.
Припев:
И снится нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А снится нам трава, трава y дома,
Зеленая, зеленая трава.
А мы летим орбитами,
Путями неизбитыми,
Прошив метеоритами простор.
Оправдан риск и мужество,
Космическая музыка
Вплывает в деловой наш разговор.
В какой-то дымке матовой,
Земля в иллюминаторе -
Вечерняя и ранняя заря.
А сын грустит о матери,
А сын грустит о матери,
Ждет сына мать, а сыновей - земля.
Припев
И сниться нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А сниться нам трава, трава у дома,
Зеленая, зеленая трава.
И сниться нам не рокот космодрома,
Не эта ледяная синева,
А сниться нам трава, трава у дома,
Зеленая, зеленая трава».
А потом, в девяностые, все смешалось, и вокруг зазвучала другая музыка. Но это не значит, что вся она была отстойной.
Часть вторая
В мечтах. Виртуальные места
1. Тропический остров.
Все как полагается. Белый песок, синий или зеленый океан, солнце, пальмы, барышни в белых бикини. Тростниковая хижина, мохито, порфавор. Сидишь в шезлонге в теньке, потягиваешь коктейли. Официанты суетятся в белых смокингах. И не потеют, заразы. Что еще? Можно небольшую яхту у деревянного пирса. А можно и обойтись без нее.
Не знаю, почему мне всегда хотелось бухнуть на острове, стереотип, наверное.
Я бы там слушал Антонова, например:
«Дорога к морю»
«Мне оставив осень,
Ты улетела в лето,
Отчего-то очень
Мир изменился мой.
Без тебя мне трудно,
Грустно и безлюдно,
Я сажусь в машину,
Еду к морю за тобой.
Без тебя мне трудно,
Грустно и безлюдно,
Я сажусь в машину,
Еду к морю за тобой
Я люблю дорогу,
Скорость и шум мотора,
Все что хоть немного
В жизни сближает нас.
Мне для счастья надо,
Быть с тобою рядом,
Чтобы видеть мог я
Блеск твоих зеленых глаз.
Мне для счастья надо,
Быть с тобою рядом,
Чтобы видеть мог я
Блеск твоих зеленых глаз.
Я приеду к морю,
Где зеленеет лето,
Осени тяжесть смою
В теплой морской волне.
А когда над нами,
День погасит пламя,
Две звезды зеленых
Обо всем расскажут мне».
В тему песня, как мне кажется. Да и вообще, Антонов – гарантированное качество.
2. Бар отеля Ритц.
Каприз такой, навеянный чтением в юности правильных книг. Черт его знает, как выглядит этот бар, но хочется чтобы полумрак, прохлада, Пат Метини со своей гитарой-гуслями из невидимых колонок и черный бармен в белой рубашке. Лучше всего бухать там с лепшим другом, на крайняк, можно и одному, но это не есть правильно. Выпить, послушать гитару Пата, и в промозглое парижское утро, бог с ним, в нью-йоркское.
Что там можно слушать из русского?
Видимо, подойдет какой-нибудь романс, например:
«Утро туманное»
«Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые.
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые.
Вспомнишь обильные, страстные речи,
Взгляды, так жадно и нежно ловимые,
Первая встреча, последняя встреча,
Тихого голоса звуки любимые.
Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное, далекое,
Слушая говор колес непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое».
Слова, ясен перец, Ивана Сергеевича Тургенева, музыка – Абаза Эраста Аггеевича (друган Тургенева, гусар и композитор-любитель. Фамилия, кстати, не склоняется).
3. Деревня.
Я подозреваю, что в деревне, если особо не усердствовать, пить – хорошо. Даже очень хорошо, на натуральном-то продукте. Просто чудесно, я сам, признаться, не пробовал, поэтому-то и отнес сие место в мечты, но подозрения остались. То есть на благодатной русской природе, в окружении отзывчивых пейзан с топорами и прекрасных пейзанок с косами. Не теми, которыми траву косят, а теми, что заплетают из волос и перекидываю за спину непередаваемым движением. Представьте, вечером у костерка набухаться до изумления, а утором у речки опохмелиться. Вечером на сеновале, а утром на сенокос, уже упомянутый. Короче, красота, особенно если не знать реального положения дел.
В деревне я бы исполнил, что-нибудь душевное и тоскливо-обреченное.
Классику:
«Черный ворон»
«Черный ворон, черный ворон,
Что ты вьешься надо мной?
Ты добычи не дождешься,
Черный ворон, я не твой!
Что ты когти распускаешь
Над моею головой?
Иль добычу себе чаешь?
Черный ворон, я не твой!
Завяжу смертельну рану
Подаренным мне платком,
А потом с тобой я стану
Говорить все об одном.
Полети в мою сторонку,
Скажи маменьке моей,
Ты скажи моей любезной,
Что за родину я пал.
Отнеси платок кровавый
Милой любушке моей.
Ты скажи - она свободна,
Я женился на другой.
Взял невесту тиху-скромну
В чистом поле под кустом,
Обвенчальна была сваха -
Сабля вострая моя.
Калена стрела венчала
Среди битвы роковой.
Вижу, смерть моя приходит,
Черный ворон, весь я твой»!
Это казачья народная песня и вариантов ее несколько, мне нравится этот.
4. Французская провинция.
В дополнение к нашей, родной. Например, популярный среди недобитых ортодоксов Прованс. Открытое кафе на площади маленького городка, столик под тентом, местное вино и закуски. Может быть, ярмарка, накатить пару кувшинов и сходить купить народный сувенир. Не знаю какой, корзину для вина, к примеру. На велике покататься по-пьянке. Закадрить красотку, получить по морде и дать в ответ. Такой просто отдых, надеюсь, не переходящий в тяжелый запой. Солнце и морской воздух должны помочь. Или там нет моря?
Я бы поехал туда с любимой.
Песня такая:
«Алешкина любовь»
«Говорят что некрасиво, некрасиво, некрасиво
Отбивать девчонок у друзей своих.
Это так, но ты с Алешкой несчастлива, несчастлива,
А судьба связала крепко нас троих.
Как же быть, как быть, запретить себе тебя любить...
Не могу я это сделать, не могу.
Лучше мне уйти, но без грустных нежных глаз твоих
Мне не будет в жизни доброго пути.
Часто быть с тобою рядом и не сметь сказать о главном,
Этого не пожелаешь и врагу.
Ну, ответь мне "нет" при встрече, чтобы стало сердцу легче,
Я так больше жить, поверь мне, не могу.
Как же быть, как быть, запретить себе тебя любить...
Не могу я это сделать, не могу.
Лучше мне уйти, но без грустных нежных глаз твоих
Мне не будет в жизни доброго пути.
Как же быть, как быть...»
Слова – Гаджикасимов О., музыка – Дьячков С. К этой красоте еще бы гитару Джеффа Бэка и было бы – ништяк. К слову, большинство советских песен, с профессиональной точки зрения, – безупречны.
5. И напоследок любимая песня моего пионерского детства:
«Фантом»
«Я бегу по выжженной земле
Гермошлем захлопнув на ходу,
Мой «Фантом» стрелою белой,
Hа распластанном крыле
С ревом набирает высоту.
Мой Фантом стрелою белой,
Hа распластанном крыле
С ревом набирает высоту.
Вижy голубеющyю даль,
Нарушать такyю просто жаль.
Жаль, что ты ее не видишь,
Путь наш труден и далек,
Мой «Фантом» несется на Восток.
Делаю я левый поворот,
Я теперь палач, а не пилот.
Нагибаюсь над прицелом,
И ракеты мчатся к цели,
Впереди еще один заход.
Вижy в небе белyю чертy,
Мой «Фантом» теряет высотy.
Катапульта - вот спасенье,
И на стропаx натяжение.
Сердце в пятки, в штопор я иду.
Только приземлился, в тот же миг,
Из кyстов раздался дикий крик.
Желтолицые вьетнамцы
Верещат в кyстаx, как зайцы,
Я yпал на землю и затих.
Вновь иду по проклятой земле,
Гермошлема нет на голове.
Сзади дyлом автоматов
В спинy тычyт мне солдаты,
Жизнь моя висит на волоске.
Кто же тот пилот, что меня сбил,
Одного вьетнамца я спросил.
Отвечал мне тот раскосый,
Что командовал допросом:
«Cбил тебя наш летчик ЛиСиЦин».
Это вы, вьетнамцы, врёте зря
В шлемофоне четко слышал я:
"Коля, жми, а я накрою!"
"Ваня, бей, я хвост прикрою!"
Русский ас Иван подбил меня
Где-то там, вдали родной Техас
Дома ждут меня отец и мать
Мой "фантом" взорвался быстро
в небе голубом и чистом
Мне теперь вас больше не видать».
Вариант Чижа, мы пели – мой «Фантом» как пуля быстрый, в небе голубом и чистом…
И так далее.
Зы. Нашел почти «наш» вариант, народный:
«Я иду по выжженной земле»
«Я иду по выжженной земле
Гермошлем захлопнув на ходу,
Мой "Фантом" стрелою белой
На распластанном крыле
С ревом набирает высоту.
Как обычно в баре я сижу,
Виски пью, на девочек гляжу,
Прилетает телеграмма -
Вызывает фронт Вьетнама,
Значит, завтра снова я лечу.
Пролетаю свой родимый штат.
Здесь остались мать, жена и брат,
А увижусь ли я с ними,
Не увижусь ли я с ними,
Знает только желтый мой собрат.
Вот я по чужой земле иду,
Гермошлем захлопнув на ходу.
Мой "Фантом", как пуля быстрый,
В небе голубом и чистом
С ревом набирает высоту.
Вижу голубеющую даль,
Нарушать такую просто жаль,
Жаль, что ты ее не видишь,
Путь наш труден и далек,
Мой "Фантом" несется на восток.
Делаю я левый поворот,
Я теперь палач, а не пилот,
Нагибаюсь над прицелом
И ракеты мчатся к цели,
Впереди еще один заход.
Вижу в небе яркую звезду,
А за нею дыма полосу.
Вижу я, как Гарри с Бобом
Понеслись на встречу с Богом,
Вижу МиГ-17 на носу.
С ревом приближается земля,
Мой "Фантом" не слушает руля,
Катапульта - вот спасенье,
Но на стропах невезение,
Прямо в джунгли приземляюсь я.
Только приземлился, в тот же миг
Из кустов раздался дикий крик:
"Эй, вы, подлые пираты,
Наступает час расплаты…"
Я лежу ничком, к земле приник.
Вот иду по проклятой земле,
Больше орденов мне не видать.
Мой "Фантом" как зверь убитый
На земле лежит разбитый.
Больше мне на нем не полетать.
Только на допросе я спросил:
"Кто тот летчик, что меня подбил?"
И ответил мне раскосый,
Что командовал допросом:
"Сбил тебя наш летчик ЛиСиЦин."
Только все наврали вы мне зря -
Четко в гермошлеме слышал я:
"Вася, бей, а я прикрою!
Черт с тобой, я сам накрою!"
Сбил меня советский командир.
Где-то там, вдали родной Техас.
Дома ждут меня отец и мать
Мой "Фантом" взорвался быстро
В небе голубом и чистом.
Мне теперь их больше не видать...»
6. Или вот такой, последний:
«Я бегу по взлетной полосе,
Гермошлем захлопнут на ходу,
Мой «Фантом», как пуля быстрый
В небе голубом и чистом
С ревом набирает высоту.
Где-то вдалеке родной Техас:
Папа, мама, мой родимый край,
А еще моих два сына
Пишут мне из Висконсина -
Джонни, поскорее прилетай.
Подо мной прекрасная земля,
Все же нажимаю кнопку я,
Мой «Фантом» дрожит, а это
Мною пущена ракета
И внизу встает стена огня.
Вижу в небе черную черту,
Мой сосед теряет высоту,
Ох, да это Эдвард с Бобом
Понеслись встречаться с Богом,
Вижу МиГ проклятый по борту.
Очередь прошила фюзеляж,
Штурман глухо вскрикнул за спиной,
Оборвался рев турбины,
Нету тяги у машины,
Видно не вернуться мне домой.
Мой «Фантом» не слушает руля,
Снова нажимаю кнопку я,
Катапульта - вот спасенье
И на стропах на деревья
Потихоньку опускаюсь я.
Сверху свист, все ближе, ближе,
Мой «Фантом» несется на меня,
Узкоглазые вьетнамцы
Разбегались словно зайцы,
Вновь внизу встает стена огня.
Лишь спустился - тут команда "Взять",
Не успел я пистолет достать,
А «Фантом» как тигр убитый
На земле лежит разбитый,
Мне на нем уж больше не летать.
Как-то на допросе я спросил:
«Кто тот ас, который меня сбил»?
Мне ответил тот раскосый,
Что командовал допросом:
«Сбил тебя наш летчик Ли-Си-Цин».
Но вьетнамец врет, я слышал сам
По радио пилотов тех слова –
Николай, «Фантом» накрою,
Бей, Иван, я хвост прикрою,
Сбил меня советский ас Иван.
Я иду по выжженной земле,
Комбинезон застегнут на ходу,
Там меня, американца
Обменяли на китайца,
Вновь «Фантом» я скоро поведу».
Понятно, что песня про превосходство наших пилотов в небе Вьетнама, ну и романтики американской немного. Тогда (в пионерском детстве), это было актуально.
Зы. Зы.
Не могу не вспомнить эту песню, которую часто напевал мой отец. Из фильма "Генералы песчаных карьеров", по роману прекрасного Жоржи Амаду (ударение на второе "а") "Капитаны песка":
«Я начал жизнь в тpyщобах гоpодских,
И добpых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих-
Я есть пpосил, я замеpзал.
Вы yвидав меня не пpячьте взгляд,
Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.
За что вы бpосили меня, за что?
Где мой очаг? Где мой ночлег?
Hе пpизнаете вы мое pодство,
А я вам бpат, я человек.
Вы вечно молитесь своим богам,
И ваши боги все пpощают вам.
Кpай небоскpебов и шикаpных вилл,
Из окон льет слепящий свет.
О, если б мне хоть pаз набpаться сил,
Вы б дали мне за все ответ.
Откpойте двеpи, люди, я ваш бpат,
Ведь я ни в чем, ни в чем не виноват.
Вы знали ласки матеpей pодных,
А я не знал и лишь во сне,
В моих мечтаньях детских золотых
Мать иногда являлась мне.
О, мама, если бы найти тебя,
Была б не так гоpька моя сyдьба».
Вроде бы, автор текста русского кавера – Юрий Цейтлин.
И напоследок:
«Песня о погибших пилотах»
«Тяжелым басом гремит фугас
Ударил фонтан огня
А Боб Кеннеди пустился в пляс
Какое мне дело
До всех до вас?
А вам до меня!
Трещит земля как пустой орех
Как щепка трещит броня
А Боба вновь разбирает смех
Какое мне дело
До вас до всех?
А вам до меня!
Но пуля-дура вошла меж глаз
Ему на закате дня
Успел сказать он
И в этот раз
Какое мне дело до всех до вас,
А вам до меня?
Простите солдатам последний грех,
И в памяти не храня,
Печальных не ставьте над нами вех.
Какое мне дело
До вас до всех?
А вам до меня»!
Музыка – М. Вайнберг, текст – М. Соболь. Из фильма «Последний дюйм».
Зы. Зы. Зы. Все тексты песен надыбаны в Инете.