05. Arkand Baltonari
И оскорбленье мне простив в клейме позорном
На белом будет жизнь твоя, моя – на черном
Я долго не хотел писать об Арканде, но Иммаюл заставил меня. “Что писать?” - спросил я его. “Правду” - ответил он.
Что же, вот правда об Арканде Бальтонари, об Арканде Серебряной Стреле. Она заключается в том, что из того огня, который разожгли мои неопытные слепые чувства, и его желание решить все свои проблемы самым простым путем, ни один из нас не смог бы выйти необожженным.
Багряный закат дня нашей первой встречи слепящими всполохами озарил не только наши жизни, но и судьбы многих других, по своей или по чужой воле затянутых в водоворот последующих событий.
И все-таки, как ни хотел он всегда от меня откреститься, мы писали эту повесть вместе. Почти двадцать лет спустя ко мне попали его дневники. Думаю, что одна запись суммирует суть наших отношений больше, чем что-либо.
«Приснился мне сон, как будто я вхожу в наш замок, и вижу в стене потаенную дверь. Толкаю ее, и попадаю в комнату. В комнате сидит Домиарн в возрасте лет восьми. Сидит совершенно один, как бы в оцепенении, среди каких-то вещей, пыльных книг. Я окликаю его, но он не отзывается. Подхожу, касаюсь его, а он – изо льда. И прозрачный недвижимый лик его тает под моей рукой.»
Он родился и вырос в Дейкерене. Был самым младшим из троих сыновей. Я встречался с его старшими братьями Азалем и Анеяром всего пару раз, и Арканд редко что-то о них говорил. «Чтобы не упоминать плохого, лучше не говорить вовсе» - однажды признался он.
Его отец, честный и смелый профессиональный мерсенарий, служил отцу Руналя Танарана и погиб вместе с хозяином, защищая один из торговых обозов. После случившегося Руналь взял на себя руководство торговым делом отца, и принял на службу двух старших братьев Арканда. Самого Арканда не взяли, посчитав его то ли слишком юным, а то ли просто неуправляемым.
Вся жизнь Арканда подразделялась на три части – волочение за женщинами, выпивка, и служба. В первой части он периодически защищал какую-нибудь смазливую девушку от какого-нибудь нахала, желательно при большом скоплении народа, и тем сыскал себе славу благородного рыцаря. Правда, делал он это исключительно для того, чтобы создать повод для знакомства с вышеозначенной девушкой, а далеко не из тех благородных побуждений, что приписывались ему молвой.
Вторая и третья часть часто сливались у него в одно, и ему было не слабо в пьяном виде надерзить моему отцу, схлопотать двадцать ударов кнутом в тюрьме, чтобы на следующей неделе все повторилось опять. Каким-то образом это тоже приписывалось ему в заслугу, ибо, не разобравшись, подобное видели как справедливый вызов правящему классу от смелого и праведного героя, а далеко не как предосудительные хмельные выходки распустившегося лентяя.
После всего встает горький вопрос о том, что я в нем нашел. Ответ кроется в поговорке «любовь зла...». Особенно зла она с молодыми идиотами вроде меня. Что вобщем-то верно, на то и молодость.
Арканд весьма неплохо обращался с мечом, но основной страстью его был лук. Он был одним из лучших лучников в провинции, и получил за это прозвище Серебряная Стрела. Хотя, наверное не только и не столько за свою меткость, сколько за все вышеперечисленные деяния, где, не разобравшись, в нем увидели то, что хотели увидеть, а не то, чем он был на самом деле.
Он не был йером, никогда не стал бы мне супругом, а поэтому было ясно, что мои чувства к нему останутся без ответа буквально по всем фронтам. Но я влюбился в красавца на десять лет старше, и меня на нем заклинило. К тому же Лат не отставал, приходил, и иногда сидел подолгу, принимая мою тактичность за слабость, и я подумал, что если приведу в дом мужчину, то Лату станет неудобно являться, и беспардонно сидеть у меня на постели.
Две недели спустя его переезда в мой замок я обнаружил, что мой избранник страдал тяжелым алкоголизмом, мучался болями в почках, и увидел его смерть от болезни, связанной с печенью, в ближайшие два года. Еще неделю спустя он отказался от моей помощи в избавлении от этого недуга. Случилось это так. Он в очередной раз явился домой совершенно пьяным. Я стал увещевать его на эту тему.
- Арканд, - сказал я, – не надо так много выпивать.
- А разве это много? И потом, ты что, считал?! Мы просто с друзьями посидели!
Язык у него не заплетался никогда. И вообще по нему практически не было видно, сколько он там выпил. Понять можно было только по увеличившейся агрессивности.
- Это уже не посиделки! Сколько денег ты сегодня истратил? Ты превращаешься в пьяницу!
- А вот оскорблений я не потерплю ни от кого, в том числе от тебя!
- Арканд, тебе нужно лечиться. Я могу помочь!
- До свидания, Домиарн.
Он ушел. И не явился ночевать. Наглость какая.
Наутро приехал отец.
- Да, да, да! – Махнул он рукой, снимая плащ. – Я тебя предупреждал, он никому не будет лизать задницу. И грубить он мастер – ему плевать – приятель перед ним или хозяин...
- А за что мы его тогда держим?!
- Совершенно бесстрашный, бескомпромиссный мужик. Он несколько раз спасал мне жизнь. Верность и честь для него – не пустые слова. Поняв это, я перестал обращать внимание на его неучтивость и непочтение. Он не будет перед тобой кланяться, и не будет лебезить. Но он примет за тебя стрелу.
На этом и порешили. Вернее, тогда я не знал, что это такое – связать свою жизнь с алкоголиком, даже если он согласен «принять за тебя стрелу». Вот тут бы мне отпустить его с миром, и все остались бы при своих. Вокруг было достаточно мужчин, которые разбивали себе лоб о ближайшее дерево, засмотревшись на меня. Но тогда мне не нужен был никто, кроме Бальтонари.
После долгих раздумий я объяснил ему ситуацию. Сказал, что у него сужается жизненный зазор. Постарался подобрать такие слова, которые бы его убедили, если не напугали. Помогло это мало – он мне не поверил.
Лучший человек моего отца был полным, законченным упрямцем. А я очень хотел его, сходил с ума от любви, и понимал, что если буду продолжать тупо пугать его смертью от алкоголя, то он не посмотрит на большое жалование, и просто уйдет.
От отчаяния в голову приходят странные вещи. В то знаменательное утро я пришел к нему в залу с последней надеждой удержать в своей жизни. Кто мог знать, что это во многом дурацкое предложение, основанное на том невежестве, которое меня окружало, станет моей визитной карточкой, которую многие станут желать, и драться за это между собой?!
Проснувшись от моего голоса, он сел на постели с хмурым лицом.
- Арканд, я хочу предложить тебе больше, чем предложит кто-либо, когда-либо. Я дам тебе много денег, я не заберу у тебя твою свободу, ты сможешь быть с любой женщиной по своему желанию, но самое главное, что ты сможешь пить, сколько хочешь, и не умрешь от этого, пока служишь у меня. И все это за самую малость.
- Я и так все это имел у твоего отца. – Его голос был хриплым и грубым.
Бессчетное количество острых игл вонзилось в меня со всех сторон. Внутри все похолодело, и возникло неприятное чувство бесконечного падения в пропасть.
- И в добавление ко всему этому я куплю тебе рыцарский титул.
Что я сейчас сказал? Откуда у меня такие деньги? Что вообще со мной творится?
Он поднял голову, и бросил на меня взгляд, в котором впервые появился интерес.
- Что я должен сделать?
- Заключи со мной договор. Продай мне свою душу.
Какую же я в состоянии нести околесицу, даже самому страшно.
Он не удивился, не возмутился, и не задал мне больше ни единого вопроса.
- Я согласен.
Черный кулак отчаяния отпустил мое хрупкое, эфемерное тело. Я прикинул так и эдак. Все эти обещания придется выполнять. Предположил, что смогу снять боль в почках. Что делать с печенью, не не знал, но подумал, что разберусь, когда начну с ним работать. Главное, что он согласился.
Побежал вниз, и нашел Намигура на кухне за едой.
- Помнишь, ты учил меня ремеслу палача, мы с тобой дурачились, и заклеймили друг друга клеймом моего деда, которое нашли в подземелье?
- Угу. – Он кивнул, жуя.
- Где оно?
- Не знаю. Там, наверное, и валяется.
- Быстрее ищи его, разожги огонь, все подготовь, и зови меня.
Около часа спустя мы с Аркандом спустились в подземелье. Я объяснил ему, что если он пройдет определенную инициацию, и даст мне контроль над своей судьбой, я смогу не только дать ему все, о чем он когда-либо мечтал, но и предотвратить его смерть. Все это пришлось придумывать буквально по дороге, чушь была несусветная, но он наконец-то мне поверил.
Боли в почках к этому времени мучали его уже сильно, и довольно давно. Ясно, что он хотел избавиться от этой боли, да и все остальное мной перечисленное не помешало бы. Это были вполне естественные человеческие желания. Он старался не думать о том, что слухи о сыне Гидеалиса оказались правдой.
Вот так они вдруг оказались правдой.
Мы с Намигуром нашли камеру с камином, большим деревянным столбом посередине, и цепями на нем. Зачем и почему мой дед все это построил? А Мевилд жил тут, и ничего не знал?
Нас обдал холод, сумрачный и студеный. И тут же жар от камина. Я попросил Арканда снять рубашку. Намигур сковал его руки за столбом, и вытащил из камина клеймо.
Бальтонари тяжело задышал, но быстро взял себя в руки, и взглянул на меня.
- Поклянись, что ты никогда никому не расскажешь о том, что подверг меня такому унижению.
- Никому ни слова.
Его крик оглушил меня на секунду. Перед глазами вспыхнуло видение смерти отца Арканда. Но не так, как это было на самом деле, а так, как Арканд представлял себе по рассказам выживших после нападения. После этого у него начались сильные судороги практически по всему телу. Я обхватил ладонями его лицо, снимая боль, приказывая всем мышцам расслабиться.
Хотя он не боялся боли. Он боялся пересудов. Кто бы мог подумать, что очень скоро он станет гордиться тем, что сначала посчитал унижением, что сам станет источником этих пересудов, и только слепоглухонемой в городе Дейкерене не узнает о клейме Чернокнижника, дьявола и колдуна, которым он метит своих слуг.