«Пазл» благополучно сложился…
Вынужден запоздало признаться (но лучше поздно, чем никогда): моё самое первое «прозрение» насчёт роли Дмитрия Ростовского в написании СПИ было актом чисто интуитивным, нагловатым и где-то даже отчаянно-бесшабашным… Вот это ключевое место из «Слова и дела…»: «Тайное стало явным, едва только я узнал, что Дмитрий Ростовский часто пользовался в работе над своим «Келейным летописцем» тем самым «Большим Гранографом», редакции 1617 г., в «связке» с которым граф Мусин-Пушкин, через 80 лет после смерти митрополита, и обнаружил неизвестную доселе «жемчужину древнерусской литературы»! Либо архиерей был слеп и бездарен, и даже не догадывался о ценности «злата слова», либо… Правильно! До того, как сборник с «хронографом» попал в его руки, никакой «ироической песни» не существовало в природе. Её-то святитель и присовокупил к прочим беллетристическим сюжетам (гениальное решение – замаскировать «Слово» среди «Сказания о Индии богатой», «Деяний прежних времён храбрых человек и борзости, и о силе, и о храбрости», «Повести об Акире Премудром» и «Девгенева деяния»), используя т.н. «западнорусскую скоропись» XVII века»… Гм… Смотрится задиристо, но выглядит, действительно, малодоказательно…
Читая и перечитывая «студии» о СПИ А.В.Тарасенко, я постоянно натыкался на фамилию украинского исследователя Яценко: Борис Яценко… Борис Иванович Яценко… Любопытство в конце концов взяло верх, и я решил ознакомиться с его трудами. К моему лёгкому неудовольствию, главная книга Б.И.Яценко («Слово о полку Ігоревiм» та його доба. Киiв, 2000 р.) оказалась на всамделишной, «щирай» украинской «мове», что поначалу не могло меня не отпугнуть. Но потом я вдруг вспомнил, что практически свободно читаю по-польски и по-белорусски, – и принялся за её неспешное изучение. И не пожалел… Ещё и как – не пожалел! Удивления достойно, как этот проницательнейший и добросовестнейший украинский слововед, то и дело демонстрируя свой «пиетет» к научной деятельности Д.С.Лихачёва, умудрился-таки вплотную подойти к давно чаемой разгадке авторства СПИ. Он был ближе всех, он был там, как говорится, уже «одной ногой»… но и ему помешал пресловутый «гипноз предвзятых мнений» (по Л.Н.Гумилёву)… Нелепой, даже «трагической», ошибкой Бориса Ивановича было уже следующее его заявление: «В произведениях митрополита Димитрия нет прямых ссылок на «Слово» (Да не «прямые ссылки» надо было искать в творениях митрополита-книжника, а очевидные «параллельные места» между ними и СПИ! - А.Н.). Нет и упоминаний о какой-либо воинской повести»… Статьи о «Слове» Б.И.Яценко из трудов «Пушкинского дома» (т.45, 1992 г.) и журнала «Русская литература» (№ 4, 1996 г.), написанные уже по-русски, а также перевод его доклада «Из истории открытия "Слова о полку Игореве"» на VII республиканской научной конференции по вопросам изучения СПИ в Сумах (1994 г.), значительно облегчили мои добровольные «муки». Примечательно, что Борис Иванович обстоятельно ответил на те самые вопросы, которые и я считал архиважными:
1)Где, когда и при каких обстоятельствах рукопись СПИ попала к Мусину-Пушкину?
2)Так, Ростов или Ярославль?
3)Почерк рукописи СПИ: «полуустав» XVI в. или «скоропись» XVII в.?
4)Какова связь между текстом СПИ из мусин-пушкинского сборника и личностью Дмитрия Ростовского?
И к каким же выводам пришёл Б.И.Яценко? Дык, того… к разным и весьма интересным. Пересказывать их я не стану (дабы не «спугнуть» своими домыслами ни в одной буковке, ни в одном словечке подлинный смысл аргументации глубокоуважаемого Бориса Ивановича), лишь по своему обыкновению выделю важнейшие фразы. Давайте-ка, уважаемые читатели, позрим и подивимся вместе:
«Прежде всего нужно учесть, что Спасо-Ярославский сборник имел особую ценность, так как был составлен митрополитом Димитрием Ростовским (Туптало) в 1708-1709 годах (Как интересно – аж жуть! – А.Н.)…
В начале XVIII века хронограф Распространенной редакции 1617 года нашел отражение в «Летописце вкратце» Димитрия Ростовского, КОТОРЫЙ ИСПОЛЬЗОВАЛ ТАКЖЕ И «СЛОВО О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ» В СВОЕЙ КНИГЕ «РУНО ОРОШЕННОЕ» (А ведь это, уважаемые, есть сенсация, или того больше – скандал!!! Да и есть ли вообще смысл в подобном утверждении, ибо СПИ, как мы установили, и было написано Дмитрием Ростовским, на основе известных ему прозаических пересказов событий 1185 г., например из Густынской летописи, или одного из малороссийских (киевских) копий-«списков» летописи Ипатьевской, ставших известными гораздо ранее своего великорусского «оригинала»… И почему уважаемый исследователь не обратил ни малейшего внимания на тот факт, что в «Руне Орошенном» реально присутствовали аналогии и параллели с другим «Словом» - Даниила Заточника??? – А.Н.). Спасо-Ярославский сборник в том составе, который назван в первом издании «Слова», был сформирован Димитрием не позже первой половины 1709 года. Основой его была копия хронографа под № 323, возможно, из Московского Печатного двора (отче Феолог подсобил? – А.Н.), А ВТОРАЯ ЧАСТЬ – ЛЕТОПИСЬ И ЧЕТЫРЕ ПОВЕСТИ – БЫЛА ОТДЕЛЬНЫМ СБОРНИКОМ, ВЫВЕЗЕННЫМ ДИМИТРИЕМ ИЗ УКРАИНЫ…
…Спасо-Ярославский сборник был конволютом. Его основой являлась копия Хронографа Распространенной редакции 1617 года (возможно компиляция) из Московского Печатного двора № 323, А РУКОПИСЬ «СЛОВА» вместе с другими памятниками (летописью и светскими повестями) БЫЛА СОБСТВЕННОСТЬЮ ДИМИТРИЯ, ВЫВЕЗЕННОЙ ИЗ УКРАИНЫ (И чем она была так дорога Ростовскому, что он «вывез» из Украины именно её??? - А.Н.)…
Перед отъездом в Россию (1701 год) Д.Туптало был настоятелем Спасо-Преображенского монастыря в Новгороде-Северском И ПОДАРИЛ СБОРНИК ТОЖЕ СПАСО-ПРЕОБРАЖЕНСКОМУ МОНАСТЫРЮ В ЯРОСЛАВЛЕ. В описи монастыря за 1709 год впервые появился этот сборник – «Книга Гранографъ писменная вдесть в переплете» – и проходит в последующих описях 1735, 1776 и 1778, 1787, 1788 годов…
Как показал в своем исследовании Д.С.Лихачев, дошедшие до нашего времени тексты «Слова» содержат разные орфографические наслоения XVIII века, и могут быть только материалом для реконструкции рукописи… Предложенная им схема взаимоотношений текстов Е (Екатерининской копии. – А.Н.) и П (летописной «повести» из Переяславля Русского, или Южного. – А.Н.) их протографа-расшифровки и рукописи СМП (мусин-пушкинского сборника. – А.Н.) позволила размежевать редакционные наслоения и основные орфографические характеристики мусин-пушкинской рукописи «Слова». В НЕЙ ПРОЯВИЛИСЬ ОСОБЕННОСТИ КИЕВСКОЙ СКОРОПИСИ КОНЦА XVI - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА…
… разнонаписания существуют объективно, И МОГУТ БЫТЬ ПРОЯСНЕНЫ ТОЛЬКО НА МАТЕРИАЛЕ ДОКУМЕНТОВ КИЕВСКОЙ СКОРОПИСИ XVI-XVII ВЕКОВ. Мной были просмотрены сотни документов виленского, киевского и московского письма – полууставных и скорописных. Были воссозданы графемы СМП, даже в вариантах, где много случайных лигатур. По моим наблюдениям, ГРАФЕМЫ СМП БЛИЗКИ К ТИПУ ПИСЬМА ГЛУХОВСКИХ, КОЗЕЛЕЦКИХ… И ОСОБЕННО НОВГОРОД-СЕВЕРСКИХ (Ба, знакомые нам по биографии святителя Дмитрия места его пастырского служения! – А.Н.) ДОКУМЕНТОВ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА. Между прочим, К.Ушинский, как и К.Калайдович, еще в 1812 году, предполагал, ЧТО СПИСОК «СЛОВА» МОГ БЫТЬ СДЕЛАН Д.ТУПТАЛО В НОВГОРОДЕ-СЕВЕРСКОМ (Странно… В «многопудовом» собрании трудов Д.С.Лихачёва сия занятнейшая деталь мне не встречалась ни разу. – А.Н.)…
Е.М.Караваева, Г.Н.Моисеева, Е.В.Синицына и другие отстаивали ярославскую версию происхождения рукописи, а по мнению Л.А.Дмитриева, она была получена А.И.Мусиным-Пушкиным из Ростовского архиерейского дома (РАД). Это противоречие удалось устранить, когда найденные мной в ростовско-ярославских архивах документы засвидетельствовали, что все ценные исторические рукописные книги, в том числе и Спасо-Ярославский сборник, хранились в РАД, и архиепископ Арсений Верещагин передал сборник А.И.Мусину-Пушкину в 1792 году. Таким образом, предположение Л.А.Дмитриева подтвердилось. Спасо-Ярославский сборник проходил и в описях монастыря, и в описях РАД, в частности в 1765, 1790, 1791 и 1792 годах, он описан в предисловии к первому изданию «Слова о полку Игореве»…
Тщательный анализ показывает, что СКОРОПИСЬ СМП НАИБОЛЕЕ БЛИЗКА К ТИПУ ПИСЬМА ЧЕРНИГОВО-СЕВЕРСКИХ ДОКУМЕНТОВ СЕРЕДИНЫ XVII ВЕКА».
Мм-да-а-а… Что тут можно сказать? Вне моей гипотезы вновь открывшиеся обстоятельства (лишь тот, кто сподобился дочитать «Слово и дело Дмитрия Ростовского» до самого конца может оценить по достоинству всю их значимость!) выглядят для большинства читателей лишь диковинной, занимательной информацией, – не более того. А если автором СПИ, всё-таки, является митрополит Дмитрий (Туптало)?.. Благодаря изысканиям Б.Яценко мы можем, наконец, снять все обвинения с архимандрита Иоиля (Быковского), а также с большой долей вероятности предположить, что таинственным «комиссионером» графа Мусина-Пушкина, в деле счастливого (но не совсем этичного) обретения им рукописи «злата слова», был не кто иной, как архиепископ Арсений. Всё сошлось практически идеально. А главное – авторство Дмитрия Ростовского получило весьма неожиданное подтверждение и с этой стороны тоже!
Нет, совсем не случайно типографщик Семён Селивановский сравнивал почерк рукописи СПИ с почерком Дмитрия Ростовского, а не кого-то ещё… И позиция Н.Н.Бантыша-Каменского, выпускника греко-католического (униатского) училища в Нежине, обучавшегося затем в Киево-Могилянке, который по выражению Н.К.Гудзия был «эллинист, латинист, знал французский, польский языки и немного еврейский», нам теперь, в общем, понятна. Бантыш-Каменский был единственным из пресловутого «триумвирата» толкователей странной рукописи, кто хотя бы разбирался в том предмете, коим А.И.Мусин-Пушкин и А.Ф.Малиновский занимались совершенно по-дилетантски. Но и он, по-видимому, быстро «скис», как увлечённый исследователь «русской старины домонгольского периода» и «подвижник» науки, лишь только ему стали понятны те обстоятельства и детали, которые через 200 лет едва-едва не привели Б.И.Яценко к единственно верной атрибуции «Слова о полку Игореве»… Его-то автор точно писал в стиле малороссийских (чернигово-северских, по-преимуществу) канцелярий XVII века, тоже был ба-а-альшой «эллинист и латинист», и тоже, судя по всему, обладал блестящими познаниями в польском, французском (утверждать однозначно не берусь, ибо не совсем уверен) и «немного еврейском» языках. Как и во многом другом. В своей работе «История как жизнь. Димитрий Ростовский» Я.Кротов так и писал: «…Саввич знал польский, язык аристократии, элиты (на нем он вел дневник и писал письма); знал латынь, открывавшую ему мир западной культуры; знал греческий - дверь в культуру восточную. Наконец, церковнославянский был своеобразным славянским эсперанто».
…Я всё больше и больше убеждаюсь в том, что Даниил Савич должен, просто обязан был где-то «повышать квалификацию» и «оттачивать» свою отменную эрудицию. Горестно созерцая руины Братского училища (будущей Киево-Могилянки), сидя сиднем в Киеве, на пепелище отчего дома, разорённого ватагами гетмана Петра Дорошенко, или прозябая в послушниках-«бельцах» Кирилловского монастыря, он никогда бы не стал автором «Руна Орошенного», энциклопедических «Миней-Четьих», «Келейного летописца», музыкальной «Рождественской драмы» и… «Слова о полку Игореве». Варианты НЕкатолических «академов» в Яссах, Львове или Чуфут-Кале кажутся мне равновозможными…