Свадебные традиции Дагестана прошлое и настоящее

Екатерина Муртузалиева
 Памяти Ангары Гамидовны. Булатовой,
 ученого-историка, этнографа…

*

Судьба… Слово, к которому мы частенько прибегаем в житейской философии…Списывая на неё свои ошибки, неудачи, потери… Пытаемся определить какие-то узловые точки нашей жизни, с которых начались перемены: долгожданные или совсем не желательные, счастливые или драматические…
Традиции… То, чем жив и силён народ… Что впитывается с молоком матери и поддерживается многовековым жизненным укладом общества, семьи… Что определяет нашу жизнь на годы и десятилетия вперед… Что позволяет видеть перед внутренним взором нравственные ориентиры, черпать в них духовную силу…
Одной из множества  традиций, значимых в нашей жизни, является свадебная традиция. В моём Дагестане –  самом многонациональном регионе России – свадебные традиции сложились  много веков назад, под влиянием тяжелой и трудной жизни в горах, у моря, на равнине и в степях… Свадебных обычаев, обрядов и традиций у нас не около четырёх десятков (по количеству народностей, проживающих в Стране гор), а много-много больше! Пожалуй, сколько аулов – столько и свадебных  традиций, и их изучением с интересом занимались ученые-этнографы, начиная с XIX века. Материалы, использованные в данном очерке, были взяты из ряда источников, в числе которых – трехтомный сборник «Кавказские горцы», монография А.Г. Булатовой, а также из бесед со знакомыми .
Ритуалы сватовства и свадьбы  определялись адатами (традиционные нормы права в горах), шариатом (исламское право) и обычаями каждого аула. Согласно адатам, решение о замужестве принимает не сама женщина, а её родственники по мужской линии (отец, дядя) или (если девушка  - сирота) кадий (судья), либо дибир (мулла) аула. Весьма распространённым был обычай сговаривать детей вскоре после рождения; при этом отец мальчика давал в виде залога какую-нибудь вещь отцу девочки, и малолетние уже считались с этого времени женихом и невестой. После сватовства жених и его родственники могли делать невесте подарки, которые после заключения брака или в случае отказа со стороны жениха, становились её собственностью. В случае отказа со стороны невесты подарки следовало возвращать в двойном размере! Качество и ценность подарков шариатом,  адатами не определялись, это зависело от состоятельности семьи жениха, но в числе подарков обязательно должно было быть кольцо. Обычно дарили и платки, отрезы материи.
Сватовство производилось через уважаемого мужчину, посылаемого женихом вместо свахи к родным невесты. Цель такого посещения объяснялась намёками; прямое же предложение родным о выдаче их дочери замуж считалось неприличным. Началом разговора могла служить общепринятая фраза:  «Просим вас стать отцом и матерью» такому-то человеку… Если родители невесты  согласны, то произносят «иншааллах»  (с Божьей помощью, если Богу будет угодно), в противном случае – сразу отказывают.
 После сговора жених мог посещать невесту. Как отмечает А.В. Комаров в первом выпуске сборника «Кавказские горцы», в обществе Цунта-Ахвах (названия селений, существующих и сегодня), существовал такой адат: жених и невеста после сватовства могут спать вместе, но до заключения брака жених не имеет права касаться тела невесты ниже пояса. При Шамиле одна ахвахская невеста убила кинжалом своего жениха, хотевшего нарушить этот адат, и не только не подверглась никакому наказанию, но и заслужила общую похвалу.
При совершении брака жених должен заплатить калым и кебин-хак. Калым представлял собой верхнюю одежду, надеваемую невестой в день свадьбы, постель, одеяла, другое имущество. Все это поступало в полную собственность невесты и отбиралось у неё  в случае, если она впоследствии сама захочет оставить мужа. У ахвахцев калым не выплачивался. Калым могли также требовать в деньгах или в виде домашнего скота. В селении Чох (тоже аварское селение, как и Ахвах), также не принято было платить калым, ни раньше, ни сейчас.
Кебин-хак – это обеспечение, которое жених дает невесте на случай развода с ней или своей смерти. Кебин-хак обычно не отдавался невесте или её родственникам, а только вносился в брачное условие (брачный контракт) и взыскивался с мужа, когда он давал жене развод, или после его смерти.   Величина этой выплаты зависела от состояния, связей невесты и её родственников, но при этом невеста должна была получить не меньше того, что получила её мать, выходя замуж за её отца.
Имам Шамиль, видевший в браке залог благосостояния горцев, всеми мерами старался облегчить заключение брака, поэтому старался уменьшить кебин. Так в селениях Гимра, Харакуни и других, где потеря мужчин, попавших в плен или убитых при набегах, была велика, величина кебина составляла от 25 копеек до 1 рубля.
Продажи дочерей в замужество в северном Дагестане не было. В южном Дагестане (в Самурском и Кюринском округах) и в  части Табасарана (область компактного проживания табасаранцев в южном Дагестане), родные невесты, при изъявлении согласия на брак, выговаривали от жениха условленную сумму в свою пользу. У кюринцев и табасаранцев даже существовала оценка для девиц, вдов и разведённых: вдовы и разведённые ценились вдове дешевле девиц. В Самурском и Кюринском округах бралась также особая сумма за торжественный привоз невесты (так называемые «дорожные деньги»).
Я не буду касаться вопроса применения адатов при похищении невесты или в случае её побега, а расскажу о свадебных традициях и ритуалах в селениях Дагестана, расскажу немного о свадебных нарядах дагестанских невест.
Большинство обрядов в церемонии вступления в брак были не только связаны с религиозными предписаниями адатов, но и имели магический смысл, должны были уберечь от сглаза, порчи, колдовства, от шайтанов; имели символическое значение, связанное с будущим потомством, достатком в доме молодых. Особый смысл придавался свадебному костюму невесты.
Женский свадебный костюм - одно из ярких проявлений культуры народов Дагестана. Традиция нашивания различных серебряных элементов на одежду восходит к глубокой древности, о чем свидетельствуют археологические находки. Эта традиция связана с комплексом верований горцев о магической силе металла. При этом золото считалось металлом с негативной энергетикой и могло использоваться для наложения порчи, вредительства в священных обрядах брака и рождения, поэтому в свадебном наряде использовались преимущественно серебряные украшения. К примеру, свадебный наряд ругуджинской невесты дополняли традиционные большие многоярусные подвески – «куц». Они крепились на колечках к туникообразному платью «горде», по 2-3 спереди, а иногда и на спине. Ругуджинка надевала на себя в день свадьбы около шести килограммов серебра.  Главная функция серебряных украшений - защитить, скрыть от сглаза злых духов. Эта традиция прослеживается в женском костюме и у других горских народов, в частности, у лакцев, даргинцев .
В селении Гергебиль невесты надевали свадебное головное украшение, которое называлось «таял», состоявшее из треугольной чуть изогнутой пластины и присоединенных к ней цепочек с мелкими подвесками из серебряных монет. Пластина была украшена растительным орнаментом с розеткой в центре. Надевалось украшение  только на свадьбу и, спустя определенный период (по сговору с семьей жениха – через 3 дня, 40 дней или до рождения первого ребенка), пряталось в сундук как приданое для дочери.
Кубачинская невеста надевала платье из парчи, а также вышитые золотыми и серебряными нитями «казы» - их число могло доходить до 25, различные украшения - серебряные  цепочки на чухте (головной убор, в виде ткани, сшитой в форме трубы, один конец надевался на голову, а второй свисал на спину, чухта (или чохто у даргинцев) – Е.М.), крупные золотые перстни, серебряные браслеты, подвески, отделанные зернью, жемчугом и самоцветами. Свадебные браслеты кубачинки надевались один раз в жизни и переходили от матери к дочери. Свадебную одежду невесты-кумычки целиком обеспечивал жених. В числе обязательных подарков жениха на свадьбу невесте должны были быть шкурки на шубу.
Свадебная одежда шилась из ярких, красочных тканей, цвета тоже имели свое значение. Белый, красный и чёрный цвета господствовали в свадебных церемониях, из таких тканей шились одежды невест, жениха и их родственников. Белый цвет в нарядах, связанных с семейным бытом, в последующем стал символом радости и чистоты, красный - очищения, благополучия, плодородия – господствовал в одежде, а чёрный служил для умилостивления духов предков.
Как отмечает Г. Гаджиева, балхарская невеста, большую часть костюма которой украшают серебряными изделиями (оберегая невесту от сглаза) и сопровождающие ее женщины традици-онно надевают национальные костюмы, в них исполняется танец невесты. Не забыты традиции и в старинном селе Кубачи. Все кубачинки замуж выходят непременно в национальной одежде, в такие же костюмы наряжаются и подружки невесты и ее родственницы. Так же, как и 100-200 лет назад, сегодня на гунибскую невесту накидывают 5 платков. Первый снимают у дома родителей при передаче ее жениху. Второй платок снимают при подъезде к дому жениха, третий платок – в доме жениха. Четвёртый платок снимают подруги, чтобы показать невесту жениху и родственникам. Пятый платок снимает сам жених. За каждый снятый платок было принято давать выкуп.
По старым обычаям за месяц или за три недели до вступления новобрачной в дом мужа, жених и невеста ежедневно приглашаются своими родственниками, которые угощают их и почетную свиту. Всё это сопровождается песнями и танцами под зурну и бубен, шуточной перебранкой, импровизированными стихами. В наше время молодоженов приглашают все родственники и сельчане по очереди уже после свадьбы.
В назначенный для бракосочетания день жених уходил из своего дома к товарищу или родственнику, который назначался на свадьбе исполнять обязанности дружка. Перед сумерками жених возвращался к себе в дом, куда приходил мулла в сопровождении отца невесты или другого родственника, выступающего в качестве представителя невесты. Жених встречал муллу и гостей, усаживал муллу на своё место, а будущего тестя  и гостей на ковры и подушки. После приветствий начиналась церемония заключения брака. Встав с места и подняв всех, благословясь,  мулла брал правые руки жениха и представителя невесты и соединял их ладонями так, чтобы пальцы были вытянуты и не касались тыльной стороны кисти, причем большой палец жениха должен был находиться несколько выше пальца представителя невесты,  в знак власти мужа над женой. Соединив таким образом руки, мулла накладывал свой указательный палец на большие пальцы заключающих брачный союз, и, обращаясь к представителю невесты, произносил на арабском установленную Кораном формулу: «С помощью и с соизволения Аллаха и по пути, указанному пророком, за столько-то денег (называлась условленная сумма – ЕМ.) кебина, отдаешь ли ты свою дочь этому человеку»? (называлось имя жениха – Е.М.).  По окончании этой формулы представитель невесты повторял эту формулу и отвечал: «отдаю». Потом мулла обращался к жениху с  той же формулой и вопросом «берёшь ли?». Жених в свою очередь повторял формулу и отвечал: «беру». Эти слова троекратно повторялись муллой и заключающими брачный союз, а по окончании этого обряда мулла читал молитву, благословляющую новобрачных, и произносил:  «фатиха» (свершилось).  Интересно, что существовали как тайные обряды злоумышления против брака, которые проводились во время бракосочетания, чтобы навредить молодым (например, завязывание узелков на нитке на каждое слово обряда или вытягивание кинжала из ножен на три пальца после каждого слова формулы, произнесение шепотом после каждого слова формулы слов «это неправда», «это ложь»), так и защитные мероприятия против подобных магических злых мероприятий (например, на трех сваренных вкрутую и очищенных от скорлупы яйцах писалась специальная молитва защитного свойства. Первое яйцо съедал жених, за ним следом, второе – невеста, а третье они делили пополам и съедали. Обряд должен был предохранить молодых от обессиливания и болезней).
 До начала обряда мулла посылал к невесте двух человек, которые должны были затем с её слов подтвердить её добровольное согласие на замужество. Эти люди обязательно должны были потом присутствовать в момент заключения брака как свидетели. Неисполнение этой формальности относительно совершеннолетней невесты делало брак недействительным. Само название бракосочетания – «магар» (или «махар»)  - переводится с аварского как «заключение брачного торга».
На каждой свадьбе обязательно был тамада – ведущий свадьбы. В селениях некоторых районов тамадой сельских празднеств, в том числе и свадеб, избирался на весь год один человек. Так, у даргинцев предгорья ежегодно в начале зимы принято было совершать обряд  хола шах   (досл.   «большой шах»):   мужчину, избранного шахом свадеб на предстоящий год, возили в санях по всему селению; это был почётный объезд вверенной ему «праздничной территории». Шахом  избирался  человек,   обладавший умением поставить впечатляющий спектакль, хотя и по известному, веками разработанному сценарию, но с неизбежной импровизацией в смеховой части ритуала. Шах вместе со своими помощниками руководил всем ходом свадьбы, веселил гостей, поднимая им   настроение  остроумными  шутками,   наложением   шутливых штрафов,   являлся   инициатором   разыгрывания  шутливых   сценок.
Следует отметить, что для создания комического эффекта шах к присутствующим обращался через своих помощников, которые выступали в роли «переводчиков». При этом последние часто произвольно меняли смысл сказанного на противоположный, чтобы вызвать смех у присутствующих, а иногда вообще объявляли хана, шаха немым и от его имени сами «управляли». В связи с предписанной ему ролью непонимающего язык подчиненных,  шах не должен был смехом реагировать на ведущиеся его помощ¬никами разговоры от его имени, на шутки и проделки ряженых. За нарушение этого условия на него накладывался штраф: устрой-ство праздника с угощением для присутствующих, а в отдельных случаях он мог быть и «низложен» как не справившийся со своей ролью.
Часто свадебные торжества занимали несколько дней. Так в лакских селениях Кая и Унчукатль (не путайте с известным аулом кузнецов – Унцукуль!) свадебные мероприятия длились 7 дней, в каждый из которых выполнялись определенные ритуалы. К сожалению, старые обычаи уходят в прошлое, забываются, поэтому даже уроженки этих селений не смогли подробно описать мне все обряды, вспомнив только некоторые подробности. В определённый день  собравшиеся в доме невесты родственницы шили одежду для невесты, в четверг (или в пятницу) обязательно готовили мучную халву, которая у даргинцев называется беккук (кстати, очень вкусную! Её и сейчас готовят в праздники, например, к празднику ураза-байрам. Рецепт её приготовления прост: в разогретое топленое масло постепенно добавляют просеянную муку  и долго томят в тазу или чугунной кастрюле на огне, постоянно помешивая деревянной лопаткой. Этот процесс занимает  3 часа, мука приобретает золотистый цвет.  Через 3 часа добавляют  сахар или сахарную пудру, продолжая постоянно помешивать. Когда халва готова, её выкладывают на плоский поднос или тарелку и разравнивают, дают остыть и нарезают квадратиками). В некоторых лакских селах к невесте посылали раскроенную одежду для жениха, которую невеста должна была сшить, а жених носить её до окончания свадебных торжеств. В селении Унчукатль невесту вели к дому жениха пешком, а в селе Кая – обязательно забирали на лошадях, причем количество лошадей в упряжке подчеркивало состоятельность тухума (рода) семьи жениха. В этих же селах существовал обычай наряжать «свадебное дерево», и с ним тоже был связан интересный обряд: когда со свадебного дерева похищались конфеты, орехи, то похитителя ловили, связывали  и не отпускали, пока его родные не внесут за него назначенный выкуп.
Интересные сведения о лакских свадебных обрядах приводит А.Г. Булатова: у лакцев собственно свадьбе предшествовал обряд душ шабитан - '«посадить» девушку-невесту'. Он заключался в том, что в доме невесты в этот день собирались ее подруги-ровесницы, от жениха приходило к ней несколько женщин с мешочками хны и подарками. Мешочки с хной и подарки раскладывались на большом медном подносе, который потом переходил в собственность невесты. Женщины разводили в воде хну и красили ею ладони невесты; это означало, что теперь до свадьбы она не должна выполнять никакой физической работы. Пришедших угощали кисло-сладкой мучной кашей на абрикосовом соке с подливой из урбеча. С этого момента невеста называлась вирищар и целую неделю, иногда и больше, должна была сидеть дома, никому не показываясь, за его пределами, с подругами, которые ее развлекали. Это одна из проявлявшихся в горской среде разновидностей избегания, где таковое вообще большого распространения не имело, видимо, потому, что девушка-горянка была важной рабочей еди¬ницей в семье. Если после начала периода душ шабитан кто-то из мужчин-родственников жениха или он сам появлялся в том квартале, где был дом невесты, ее подруги срывали с него шапку, которую получить обратно он мог только за выкуп.
Девушки, собиравшиеся у невесты во весь период ее предсвадебного затворничества, шили для нее новую одежду, так как ничего из того, что она носила в родительском доме, не полагалось брать с собой в дом мужа: существовало поверье, что это может навлечь на мужа всякого рода несчастья. Днём девушки здесь работали, а вечерами развлекались: играли в ритуальную игру узуккирте буккаву  ( "стремечко") или катали по наклонной доске яблоки и орехи так, чтобы сбить последующими экземплярами предыдущие, которые в случае удачи становились собственностью выигравшей. Здесь же девушки пели, танцевали, подражая манерам того или иного лица в селении, разыгрывали всевозможные бытовые сценки с шутливыми диалогами и переодеваниями. Переодетая в мужчину девушка могла отсюда пойти по селению, зайти в какой-нибудь дом. Там сразу понимали, откуда явился ряженый, и включались в игру; начинались приветствия, расспросы, переодетую девушку встречали как кунака из другого селения, оказывая положенные ему знаки внимания, но в шутливой форме. Девушка отмалчивалась или объяснялась жестами, из чего хозяева «заключали», что кунак немой. Если же девушка отвечала на вопросы, она говорила изменённым голосом, иногда стараясь передать диалектные особенности речи того или другого селения. Затем, станцевав с женщинами, с кривляниями и ужимками, переодетая исчезала. Не каждая девушка могла разыграть подобную сценку, в селениях были признанные мастерицы, обладавшие даром перевоплощения.
Во многих селах было принято демонстрировать приданое невесты. В аварском с. Ругуджа «в день показа приданого» невесты от жениха отправляли ей подарки, разложив их на нескольких огромных подносах. Это были предметы одежды, мог здесь быть и ковер или украшения, но обязательным элементом был особый хлеб кудияб чед в диаметре около метра. На его выпечку шла большая мерка муки (12 кг). Пекли его в горячих углях очага, положив на огромную каменную плиту. Отдельно на этой же плите выпекали из теста фигурки домашних животных: барана, козла, коровы, быка, курицы, петуха и т. п.; они устанавливались на готовом хлебе вертикально, вперемежку с ядрами грецких орехов и вареными яйцами. При изготовлении хлеба в тесто добавляли кусочки сухой колбасы и орехи. Хлеб этот был символом плодородия, посылкой его как бы выражалось пожелание изобилия, материального благополучия, богатого урожая хлебов и обильного приплода скота. Вместе с хлебом отправляли такого же размера халву. И то и другое в доме невесты разрезалось на мелкие кусочки и раздавалось всем её родственникам. Подарки несли целой процессией двое мужчин и женщины. Впереди шествовал близкий родственник отца жениха, навесив на плечо два засушенных бока барана, связанных вместе, и держа в руке кувшинчик бузы. Затем выстраивалась вереница женщин с подносами с одеждой и тканями от жениха, с кудияб чед и халвой, после них — родственницы жениха с подносами от себя, на каждом из которых был отрез ткани на одежду и хлеб большого размера; завершал процессию мужчина, несший курдюк, наколов его на палку. Смотреть на это собиралось всё село, приходили даже с хуторов; если дело происходило летом, оставляли даже полевые работы. Само шествие в окружении большого числа зрителей, сопровождавшееся пением, разноцветные одежды участниц процессии, вынутые по этому случаю из сундуков, обилие на них серебряных украшений, яркие пятна предметов одежды, постельных принадлежностей, развешанных и разложенных на веранде невестиного дома и во дворе его, представляли собою красочное зрелище .
Своего апогея свадьба достигала в день привода невесты. У народов Южного Дагестана, в том числе и у лакцев, живущих среди лезгинских народов, принято было в этот день с утра выводить жениха из «другого» дома на площадь селения и здесь одаривать его разнообразными подарками, в том числе и деньгами. Сюда женщины — родственницы жениха —  шли целой вереницей, неся на голове подносы, полные яств и подарков для него (всевозможные сладости, орехи, крашеные яйца, фрукты, халва, конфеты и т. п., материя на одежду). Ступив на площадь, каждая из женщин с подносом делала танцевальный круг и ставила поднос на стол перед женихом, а на шею ему накидывала принесённый отрез ткани. Стоящие около жениха два его друга складывали  подарки в заранее приготовленные хурджины, которые относились в «другой» дом, где жених во многих случаях находился еще несколько дней после свадьбы. Мужчины клали перед женихом деньги. Молодёжь, ровесники жениха, танцевали перед ним, пытались похитить что-нибудь из продуктов или напитков, стоящих на столе перед женихом. Для предотвращения этого у стола дежурил третий друг жениха с длинной палкой. Если палка доставала похитителя, он штрафовался чем-нибудь из продуктов. По пути жениха сюда и здесь делались попытки его похищения. Он не должен был этому сопротивляться. Похитивший назначал выкуп за его освобождение, который должен был платить или распорядитель торжества, или опекун. Укравший папаху жениха нёс ее в дом невесты и получал за неё выкуп с её родителей.
Невесту в дом жениха переводили под вечер, у некоторых народов и этнических групп она шла туда ночью, иногда переход этот старались сохранить в тайне. Так, в с. Ругельда общества Келеб в вечер заключения махара девушку уводила к себе её старшая замужняя сестра или другая близкая родственница, сюда же в этот вечер тайно приводили жениха и здесь заключался брак. У бежтинцев невесту забирали в дом жениха из «другого» дома, разведав предварительно её местонахождение, так как она несколько раз меняла его, переходила из дома одной подруги в дом другой. В с. Анди невесту также вели поздно вечером две-три посланные за нею из дома жениха женщины и женщина из числа ее родственниц, опекавшая ее. Последняя накрывала её полой своей шубы так, чтобы присутствие невесты среди женщин вообще не было заметно. Вели её тайно, обходными путями, но молодежь, угадав её маршрут, старалась перекрыть ей дорогу, чтобы получить выкуп. Обманный маневр производили и лакцы в тех случаях, когда боялись нанесения недоброжелателями вреда невесте разнообразными магическими манипуляциями: в свадебной процессии с соблюдением всех обрядов отправляли ложную невесту, в то время как настоящая обходными путями уходила в сопровождении одной или двух подруг.
Вообще в старину невеста шла в дом жениха хотя и явно, но ночью у лакцев, даргинцев, у большей части аваро-андо-дидойских народов. Даже в тех случаях, когда в отдельных селениях этих народов (Гергебиль, Тлох, Араканы — у аварцев, Балхар у лакцев) невеста выходила из своего дома утром, в дом своего будущего мужа она вступала ночью; по словам информаторов, невеста в пути делала шаг вперед, два назад. Иногда она растягивала шествие на два дня, ночуя по дороге у кого-то из родственников, так как она сама и вообще её сторона должны были демонстрировать отсутствие у них спешки, как бы нежелание идти туда. Поэтому процессия с невестой везде, где не было тайного перехода её, шла медленно, с частыми остановками для танцев.
Точно так же невеста в горных селениях даргинцев (Ашты, Кунки, Сулевкент, Герга, Верхний Мулебки и др.) показывала свое нежелание идти тем, что в дороге внезапно останавливалась, так что сопровождающей её женщине, шедшей перед ней и державшей её за матерчатый пояс, приходилось тянуть её вперед. Этой же цели служил и ритуальный плач невесты перед выходом из родительского дома в некоторых сельских обществах.
Послов жениха не всегда впускали сразу в дом невесты. Так, у годоберинцев  их долго держали у ворот, «выясняя», что это за люди, зачем пришли. Иногда шутливые препирательства сторон затягивались, пришедшие облагались «штрафом», как возмутители спокойствия. Характер диалога зависел от остроумия мужчины, возглавлявшего пришедших. У даргинцев отдельных селений (Кища и др.) вывод невесты из родительского дома сопровождался смеховым действием, называвшимся гьабагъ кайсан - получение денег. Он состоял в том,   что в этот момент в дом невесты врывались двое юношей из числа жениховых друзей. Каждый из них по  3 раза подряд должен был правильно назвать имена присутствующих в комнате. Если кто-то один из них или оба ошибались, их перевязывали в поясе шерстяной верёвкой,  подвязывали к потолочной балке и держали в таком положении (обычно недолго), пока имена не назывались   правильно.   Здесь   бывало   много   смеха    шутливых препирательств по поводу правильности сказанного. Затем родители невесты  клали в шапки этих  юношей мелкие деньги,  на которые те позже покупали конфеты, орехи, фрукты для собравшейся сюда молодёжи.
У кайтагских даргинцев был ритуал, связанный с «допросом» невесты в доме жениха. Когда гости со стороны невесты уходили, жениха и невесту вызывали в комнату, где сидели мужчины, родственники жениха. Мужчины задавали невесте  грубоватые вопросы:  «а зачем ты пришла в этот дом?», «а почему твои родственники ушли, а ты осталась тут?». Невесте оставалось только краснеть и отмалчиваться, она становилась предметом шуток со стороны родственников молодого мужа…
О свадебных обычаях в разных селах Дагестана можно говорить бесконечно долго, настолько интересна эта тема. Обряды, ритуалы, традиции и обычаи существовали во всех областях жизни горцев, сопровождая их от рождения до смерти, и очень жаль, что эта важная часть нашей жизни забывается, уходит в прошлое, а на смену древним обычаям приходит современная свадьба, играемая в огромных банкетных залах, с приглашением до тысячи гостей, с лимузинами и нанятыми певцами, «мегазвездами» дагестанской эстрады…и почти не звучат барабан и зурна, народные песни и ритуальные свадебные игры и сценки…


Очерк опубликован в Международном литературном альманахе "Под небом единым", СПб, 2011,  выпуск 5