40 лет

Лера Французова
            Обычно  люди болеют детскими болезнями в детстве, а  у меня в 40 лет – «свинка». Это я от детей  заразилась. Лежу  в больнице,  выгляжу так, что стыдно выходить к ученикам. А они навещают почти каждый день.

            Через три недели мне становится лучше, я уже  дописываю статью и настраиваюсь на выписку. В тихий час  решаю нарушить запрет врача и помыть голову, и это оказывается непростительной ошибкой. Просыпаюсь от резкой головной боли. Термометр вижу, как в тумане, а вокруг меня начинается суета. Потом – трое суток по одной схеме: температура поднимается до 40 и выше, «доползаю» до дежурного - укол, небольшое улучшение, и всё сначала.

             Смутно осознаю, что умираю. Но знаю, что нельзя, да и глупо от какой-то «свинки». И внушаю, внушаю себе: «Нельзя!» И ищу причины – почему нельзя. Многое начато – ничего не доделано. Никто не должен читать мои дневники и письма, а они всё ещё не уничтожены. Надо успеть рассказать старшему сыну то, что он должен узнать только от меня. Надо ещё раз увидеть своего любимого. Не знаю, зачем, но надо.

             В моменты просветления в голову приходят стихи. Когда я писала в последний раз? Лет 10 назад? А, может, 15? Теперь они совсем другие, но это я с удивлением обнаружу потом, а пока, пересиливая боль и головокружение, записываю.
            Временами  представляется,  как открываю дверь, вхожу на урок, начинаю новую тему… 

            Кто-то скажет, что ничего от меня не зависело. Но я уверена, что выжила потому, что сама так решила. А то пограничное состояние  как-то странно на меня повлияло: до самых каникул по пути на работу я «слышала» стихи и песни. Жаль, что не всё успела записать. Может быть, именно незаписанное и забытое и было лучшим?