Культ независимости (Виталий Штыбин) / Проза.ру

КУЛЬТ НЕЗАВИСИМОСТИ. ВСТУПЛЕНИЕ.
Более удобная версия произведения тут - http://dagliese581g.livejournal.com/1707.html

ОТ АВТОРА

История – как длинная полоса во времени и пространстве. Серия событий, явлений, человеческих жизней связывающая в единое целое кадры мгновений, как пленку в кинопроекторе. Это наука будет вечной, полоса для исследований бесконечна в обоих направлениях линии и всегда будет расти. Смутное прошлое, как мозаика из года в год по кусочку приоткрывает свои тайны под натиском новых технологий, более ясное настоящее беспрерывно заносит в историю дни и события. Но история по структуре своей не двумерна, как и у любой науки, у нее есть еще глубина. Полоса казалось бы вполне общеизвестной истории наполнена невероятным количеством деталей, способных не просто прояснить суть того или иного события, но даже коренным образом поменять в голове человека его устоявшееся привычное представление о конкретном времени и месте, образ кропотливо созданный общеизвестными фактами. Банальная вещь в таком свете способна превратиться в сочетание самых невероятных явлений, которые на самом деле лежали в нашей голове разбросанным набором из мелких деталей, поверхностно отмеченных в ходе повседневной жизни. Нужно лишь найти катализатор, и вся эта масса деталей начнет собираться в удивительную картинку с непривычным нам смыслом. В этот момент человек осознает другое знание, основанное на личном анализе, а не на навязанных извне мнениях.

Наш мир поделен человеком на вымышленные границы, отделяющие его самого от других ему подобных. Малейшее отличие всегда создает границы, так устроен разум человека. Но точно так же этот разум отделяет большее от меньшего, создавая границы внутри границ, ища себе подобного и отделяя от него все отличное. Так создаются государства и социумы. Но все ли государства так уж стремятся реализовывать себя лишь в своих границах? Некоторые да, некоторые нет, ответ на этот вопрос я попытаюсь раскрыть в цикле исторических произведений посвященным различным странам и регионам.
Это первое издание в этом цикле, направленное на раскрытие понимания и сути Соединенных Штатов Америки, точнее сказать людей, создававших это государственное объединение, психологии и мотивации этих разноплановых личностей объединенных идеей в единое целое.
Давайте для начала ответим на простой вопрос – что мы знаем об этом государстве? Соединенные Штаты - большая разнообразная территория от океана до океана, бывшая британская колония, объединившая на своей территории все крупнейшие нации времен колонизации. Чей дух, чей менталитет впитало это разнообразное сочетание наций? Ответ на этот вопрос лежит на поверхности. Современные праздники, мифы, культовые персонажи и этническая музыка этого государства недвусмысленно указывает нам на основы той культуры, которая стала основой для нового мира. Довольно популярный праздник святого Патрика, присутствие лепреконов во многих мифических историях и сказках, путь 66, джин и виски, кантри, исполняемое на банджо – все это в равной степени является основой культуры не столько США, сколько Ирландии, которая подарила ей эту культуру. Именно Ирландия, бывшая во времена колонизации США угнетаемой частью Британской империи, стала основным поставщиком переселенческой силы. Именно ирландцы сформировали основной слой землевладельцев-южан, которые, несмотря на проигрыш в гражданской войне, сумели выиграть в совершенно ином, более важном культурно-психологическом плане, став основой культуры нового государства.
В этой книге представлено 9 небольших историй, никак не связанных по содержанию, но единых по смыслу, отраженных через призму времени, либо глазами тех, кто пал жертвой растущих амбиций Соединенных Штатов в период их становления. Все они представляют собой вольное художественное изложение распространенных мнений о тех или иных событиях и не претендуют на правду в научном смысле слова – их задача лишь передать дух того времени, в котором они расположились. Первые 5 историй представят вашему вниманию ряд исторических событий, отражающих становление новой нации. Путь от зарождения цивилизации в этих диких местах, безликой, представляющей собой всего лишь неотъемлемую захолустную часть Англии, до зарождения в этих колониях собственной смешанной агрессивной культуры, рождении нового кельтского ребенка, зачатого от матери Ирландии и отца со смешанной кровью всех наций мира. Бунтарский кельтский дух ребенка начал проявляться уже в первые годы существования цельного государственного образования, сначала пытавшегося отбить у коренного населения выгодные территории, а впоследствии обратившего свой гнев на родителя. Независимость и вспыльчивая агрессивность, удерживаемая англичанами силой в Ирландии, здесь в далеких землях сумела переломить сопротивление мощной империи. Ребенок встал на ноги и уже не желал слушать чужих указаний относительно своей жизни. Так 13 американских колоний обрели свою независимость и продолжили свой рост, расширяясь в границах и все больше отчуждая коренное население от приезжего.
И вот здесь, оказалось, что это только ее начало. В этот момент был запущен стремительный процесс взросления, отраженный в последующих 4 историях. Оказавшийся самостоятельным ребенок не растерялся, он оказался смышленым малым и начал утверждать границы своего мира, не считаясь с принципами и пожеланиями других молодых наций. Здесь отразилась его новая черта характера – нежелание мириться с чужой свободой и чужим мнением. Юношеский максимализм новой нации сплотил ее стальными прутьями в единый организм и направил во все видимые границы. Чужая правота или ее отсутствие в данном случае не тревожила молодое государство, она просто не имела альтернатив в его планах. Пиком этой государственной политики стал 1899 год, когда в Гаване была отработана первая модель будущего поведения ребенка на мировой арене на более чем столетие, до настоящего времени. Именно тогда Соединенные Штаты впервые разработали свои двойные стандарты поведения, максимально отражающие их стремление и психологию государственного поведения. Кельтский дракон восстал в новом обличье, впитав в свои жилы кровь всего мира.
В конце этой книги Вы также обнаружите несколько мини-заметок о неординарных фактах, имевших место на территории Соединенных Штатов в те или иные периоды времени. Данные заметки представляют собой занимательные факты, не относящиеся к основной сути книги и поэтому выделены в отдельную главу.
Итак, на этих страницах, я попытался максимально отразить те редкие истории из внутреннего мира Соединенных Штатов Америки, которые бы наилучшим образом показали мотивации и детали их мира. Многие из этих историй представляют собой драматические, неприглядные факты, которые не слишком афишируются государством, ввиду их жестокости либо несправедливости, однако какими бы они ни были по своему содержанию – они неотъемлемая часть истории и для времени их совершения они не являлись чем-то неординарным по меркам общечеловеческого мировоззрения тех времен. Надеюсь, эти истории позволят Вам понять это государство и его народ не с точки зрения географии, политики или какой-либо иной теоретической науки, а так, будто перед вами сидит обычный человек, со своей богатой жизненной биографией, своим характером и своими мечтами, который за чашечкой кофе в уютном кафе, решил поделиться с Вами своими внутренними переживаниями. Возможно, с чем то вы не согласитесь, возможно, что-то Вас заинтересует более обычного, об этом я еще дополнительно напишу в заключении. Будьте любознательными, уметь оценить мир таким, каков он есть на самом деле, особенно в наш век вездесущей пропаганды и извращения фактов - ценный дар. Я желаю Вам приятного и легкого чтения на той глубине истории, которую способна предоставить эта книга.

ЧАСТЬ 1:
5 историй о непокорном ребенке, сбежавшем от родителей

ГРАНИТНАЯ ВОЛЯ [[1]]

Танцуй Портсмут, танцуй! Сегодня твой первый день, впереди у тебя еще множество великих событий и дел, танцуй сегодня всю ночь до утра, завтра всегда успеет прийти.
А вокруг дышит прохладой красочная осень, пустынный морской берег, на первый взгляд английский пейзаж, но дикий первозданный вид его поставит в тупик даже самого упертого англичанина. Морские воды богаты рыбой, которая безмятежно плещется у самого края, не знающая рыболовного крючка. Окрестные леса наполнены криками птиц, тут и там меж деревьев проскакивает осторожная дичь.

Этим утром изумленная природа слышала новую речь, необычную, неслыханную для этих мест английскую речь.
«- Отличная гавань! Здесь мы и станем лагерем, перезимуем, освоимся на местности…о, бог, ты только посмотри, какая шикарная река впадает в залив! Мне кажется, мы нашли прекрасное место для колонии ее величества в новых землях».
Именно такими, вероятнее всего, были слова капитана, строгого волевого командира, приведшего корабли в эту первозданную гавань, чтобы основать первое поселение будущей империи в неизведанных землях.
Его воинская простота, а порой и англиканская чопорность, не позволили разгуляться фантазии и когда поселенцы решили дать колонии название, капитан разрешил задачу просто и ясно, он назвал открытую территорию Нью-Гемпшир, по аналогии с названием своей родины – английского графства Хэмпшир. Само же поселение он даже не потрудился снабдить приставкой «Нью» и так и оставил его называться в честь родного города – Портсмутом.[[2]]
Взорам людей предстала земля, напоминающая им родную Англию, те же поля и леса, заливаемые весенними и осенними дождями, а летом поражающие взор зелеными просторами и сочными травами. Та же желто-красная осень, раскрасившая лесные угодья вплоть до туманных острогов гор Аппалачей на горизонте.
Эти люди с надеждой смотрели на новые земли. Часть из них ушла в новый опасный путь, спасая свои убеждения, другие покидали родину, угнетаемую рождавшейся эгоистичной империей англо-саксов. А кто-то просто был своеволен и искал место в мире, в котором никто не сумел бы его ограничить. Все они искали свою внутреннюю свободу в новом мире…
Поселенцы выстроили небольшой городок и подготовились зимовать. В эту же зиму к ним пришли первые осторожные гонцы от местных индейцев из племени вабанаков [[3]] с которыми поселенцы принялись активно обмениваться продуктами своего тяжелого труда. Эти странные люди были обмазаны глиной и разукрашены охрой в огненно-красный цвет, как будто персонажи из детских сказок. Поселенцы назвали их краснокожими. Кто бы мог подумать, что это прозвище так приживется ко всем аборигенам нового мира, даже не имевшим признаков красноты.
В тот год вожди пяти близлежащих племен впервые собрались вместе за трубкой мира. Их духи подсказывали им, что этой желто-красной дождливой осенью что-то в их мире изменилось необратимо - те, кто пришел за свободой, сами начинали осознавать свою волю и нетерпимость к свободе других, наивных детей природы…
…
Большие снежные хлопья медленно таяли, опускаясь на обугленные тлеющие останки строений. Снег был перепачкан грязью, множеством следов, кровью. Разгневанные, опьяненные произошедшим боем мужчины в кожаной расписной одежде, из племени абенаков, бродили по тлеющим руинам в поисках наживы. Воины танцевали ритуальные танцы победы, громко выкрикивая и кружась в хороводах. Индейцы благодарили богов за то, что они дали им шанс отомстить пришельцам за все притеснения и за землю, отобранную оружием и кровью у их предков. Графство Мэн лежало в дымящихся руинах. [[4]]
В это время в сотне миль к югу царила суета. Строгие, в красных мундирах, с мушкетами в плечо, спускались с палубы в порту воины ее величества Королевы, призванные защитить колонистов.
Порт бурлил, кто-то пытался спастись на уходящем корабле, в основном это были коренные британцы, по какой-либо причине оказавшиеся на территориях колонии, кто-то просто поддерживал выкриками войска, пряча за бравадой собственный страх. Женщины с детьми со слезами на глазах умоляли воинов о спасении. В это время в центральной части колонии, на грязной площади посреди деревянных домов, храбрые рыжие ирландцы и шотландцы, опьянившие разум местным виски и проклиная Англию, собирали оружие и готовили местное ополчение. [[5]]
Нелюбовь ополченцев к англичанам была столь же сильна, как нелюбовь к индейцам – и те и другие мешали жить им по своему, хотя и войну эту начали не они. Возможно, это и сыграло роль в озлоблении индейцев – ведь когда тебя отчаянно уничтожают сразу с двух сторон, ничего хорошего ждать не приходится, а тут еще чуть ли не ежегодные эпидемии от занесенных пришельцами проклятых болезней, которые без насилия выкосили половину их населения. Аборигены отчаялись и вели борьбу на выживание, которая отозвалась колонистам кровавым разрушением колоний в графстве Мэн.
Но силы сторон были не равны…
Выйдя из города британские войска, действующие строго по дисциплине, начали своё шествие на север, в то время как ополченцы хаотичными рядами двигались под их прикрытием, нанося лишь редкие, но весьма болезненные удары племенам. Удары эти были не менее существенными, чем атаки самих племен. Бойня устилала морозные снежные поля рыжеволосыми и разукрашенными охрой мертвецами.
Однако, та война, несмотря на ее беспощадность, не привела к печальным результатам ни одну из сторон - индейцы отступили, а колонисты же просто устали воевать и жить в постоянной тревоге за свои жизни, стороны так и остались погруженными в нейтральную тишину.
Уставший Портсмут танцевал и пел за горькую победу, но все же победу в водовороте событий.
…
Новая линия, закат на горизонте скрывается лучами в островерхих вершинах гор. И снова, как когда-то деды, стоят внуки с оружием в руках на том же месте, а на другой стороне линии внуки врагов, абенаки из Вабанакской конфедерации пяти племен стремительно несутся волной пятнистых лошадей на стройные ряды красных мундиров, а в стороне обходят поле боя в лесной чаще ополченцы, все те же шотландцы и ирландцы, немного шведов и один голландец среди них [[6]]. Идут в тыл через лесную чащу, лица их спокойны, руки крепко сжимают оружие, и все тот же запах алкоголя – теперь уже новый для этих мест напиток – бурбон, охмеливший их разум [[7]]. Они уже знают, что за спинами индейцев они встретят французский командирский отряд, контролирующий атаку индейцев-союзников. Враг есть враг, только теперь это галлы, те самые которых так ненавидели их предки и которых продолжают ненавидеть оставшиеся за океаном дальние родственники, только в этот раз враг прикрывается индейскими племенами. А еще они знают, что с другой стороны перешли реку вброд и наступают конным отрядом ирокезы, безумные всадники с агрессивными разноцветными прическами на головах. Они всегда были союзниками Портсмута и надежными партнерами в деле поставки пищи, особенно когда очень сильно стали зависеть от европейского образа жизни, еды и алкогольных напитков. Судьба французов была предрешена. Шел шестой год франко-индейской войны и дети природы стали разменной монетой в кровавых играх малочисленных пришельцев [[8]]. Но они пытались выиграть время, зная, что стали заложниками светлокожих демонов. Вожди правильно почувствовали опасность, тогда дождливой осенью, но теперь пути назад не было и дети природы отчаянно старались выжить в новом мире.
А Портсмут вновь танцевал и пел, опьяненный новой победой и собственным растущим могуществом. Впереди было еще много знаменательных событий его будущего. Только в этом будущем больше не было его первых строителей, тех, кто встретил его новых жильцов с осторожностью.[[9]]
…
Первые. Как это смело быть первыми во всем. Первыми они появились здесь на этом берегу, хотя и знали о присутствии других поселенцев где-то далеко к северу. Первыми они заявили о своей независимости [[10]]. Опьяненная свободой толпа гуляла всю ночь и чуть не сожгла на радостях половину деревянного городка. Да, они могли это сделать, они это заслужили. Бунтари времен монархий они первыми плюнули в лицо своей метрополии, могучей империи, которая однажды отобрала дома и волю у их непримиримых предков. Теперь они отомстили, но впереди была долгая и трудная борьба за свое решение, за волю стать взрослыми в изменчивом мире, вместе с двенадцатью другими смельчаками.
Родитель пытался отомстить недолго. Первым храбрецам повезло, вся тяжесть борьбы пала на южных товарищей. Но немало рыжеволосых бестий полегло на берегу Портсмута за те годы под огнем кораблей с полосатыми красно-синими флагами, там, куда ступила когда-то давно нога капитана-первопроходца, давшего им новую родину.
Это борьба стала гордостью для будущего этих людей и их потомков, стала примером для множества других народов, смертельным примером, делающим одних свободными, а других убивающим.
В те тяжелые времена, колонисты опьяненные борьбой за свободу, расширяли ее границы, как будто вместо идеи и детского безумства, они несли яркий факел, излучавший свет посреди тьмы. Снова те же ирландцы и шотландцы, рыжеволосые отряды суровых закаленных боями мужчин, уходили на север к тем границам, жители которых не стремились бороться с родителем, чтобы переубедить их силой слова и запахом пороха в ружьях. Но земли за их границей не желали поддаваться на уговоры новичков. Французы, поколение до этих событий попавшие под власть Британии, были морально подавлены, их держали на поводке как дворовую собаку и это не могло сказаться на мировоззрении этих людей. Они больше не желали видеть крови и боли, не желали снова искать себе новое место, вместо дома, разрушенного до основания борьбой с новым хозяином. Канада не стала частью нового государства, и Портсмутские борцы уходили разочарованные, раз за разом, с каждым годом все реже. Они усомнились в людях севера, время же развело их по разные стороны…[[11]]
Когда империя сдалась, целую неделю после подписания мира по Парижскому Мирному Договору, давшему США независимость, Портсмут танцевал и пел без сна и отдыха. Тогда он стал взрослым, по-настоящему самостоятельным. И он был первым смельчаком в кругу друзей-штатов, с которыми скрепил узы братства. Подарком друзьям стали старания города, построившего фрегат USS Raleigh, один из первых тринадцати (по числу восставших штатов) кораблей, заказанных Континентальным Конгрессом для нового военно-морского флота США.
…
Шли годы, нация расширялась, и лицо Портсмута стало меняться, становиться многоликим и разноголосым. Теперь в нем не было так много рыжеволосых парней, строивших его прошлое. Будущее города теперь отражалось в лицах всех былых империй и чужих колоний. В окна его свежевозведенных каменных строений теперь вглядывались итальянцы и поляки, мексиканцы и бывшие чернокожие рабы конфедератов, активно устремившиеся в свободные города севера. Все эти народы, тем не менее, объединял дух свободы, сквозивший над заливом среди черепичных домов.
Вторая война [[12]] прошла быстро и незаметно для города, англичане шли к западу и северу от него. И город рос, наполнялся силой труда своих жителей.
Времена гражданской войны также не коснулись его прямо. Тем не менее, жители города, отправленные на фронт борьбы за принципиальную свободу для всех, явили смелость и стойкость духа, отдав свои жизни на полях и средь гор южных братьев по борьбе.
Город становился спокойным и уютным местом для жизни, все великие события его становления закончились, и наступило время собирать камни.
Теперь Портсмут уже не пел и не танцевал, он напевал себе под нос любимую мелодию, медленно и спокойно.
…
Последний свой танец Портсмут танцевал в 1905 году, когда весь мир обратил свои взоры на небольшой городок с забытой судьбой, во время подписания русско-японского мирного договора.
Город был рад, что его не забыли, что прошлое его напоминает людям о борьбе за свободу и мир, за возможность быть собой и отстаивать свои права, пусть даже с оружием в руках…город помнил, что для этой части света он был первым, кто поднялся и повел за собой других в долгий путь.
Пой Портсмут, танцуй! Твое прошлое покрылось пылью времени и твоя судьба завершена сполна. Больше нет событий, больше нет борьбы, цель достигнута. Но не обман ли это и впереди будет еще множество свершений? Рыжеволосые бестии ждут, скрывшись образами в заливе и каменных зданиях, в ручьях и желто-красных листьях осенних деревьев, таких же, как в тот день, когда они услышали слова своего первого капитана.

[1] Неофициальное название штата Нью-Гемпшир – «Гранитный штат».

[2]Джон Мейсон – английский капитан, который в 1623 году основал колонию на Северо-Восточном побережье Северной Америки, одну из первых колоний Великобритании – г. Портсмут.

[3] Вабанаки (вабанакская конфедерация) – исторический альянс пяти индейских племен, проживавших в том числе на территории Нью-Гемпшира (в частности племя абенаков).

[4] В ходе войны Короля Филиппа в 1675 году абенаки уничтожили английские поселения графства Мэн. Это была одна из первых крупных стычек местного населения с угнетающими его европейскими колонизаторами. Подобного рода войны были вызваны вытеснением индейского населения с принадлежащих им земель, эпидемиями, которые уносили от половины до двух третей популяции индейцев, не приспособленных к европейским болезням и не имеющих иммунитета к ним.

[5] Преимущественным европейским населением США, до обретения страной независимости, были массово мигрирующие сюда кельтские поселенцы из насильно присоединенных Великобританией Шотладии и Ирландии. В консервативно настроенных штатах они по настоящее время представляют большинство населения. Именно они привнесли в США свою музыкальную культуру и фольклор.

[6] Таково примерное национальное соотношение европейских колонистов на Северо-Востоке США в 17 веке. Присутствие голландцев и шведов обусловлено тем, что первыми колониями на территории США были колонии Швеции (Новая Швеция в Пенсильвании, Нью-Джерси, Делавер), Нидерландов (современный Нью-Йорк) и традиционных французов и испанцев.

[7] Вид виски, производимого в США; появился в конце XVIII века — начале XIX века в городе Парис, округ Бурбон, штат Кентукки.

[8] Франко-индейская война (1755 – 1763 годы) или Война с французами и индейцами, или Североамериканский театр Семилетней войны - под таким названием вошёл в историю четвёртый и последний вооружённый колониальный конфликт в Северной Америке между Англией и её колониями, с одной стороны, и Францией и союзными с ней индейскими племенами, с другой, являвшийся особым театром Семилетней войны (1756-1763 годы). В эти времена индейские племена преимущественно участвовали во всех колониальных столкновениях на одной из сторон конфликта, в качестве союзнической разменной монеты. Это было выгодно в силу того, что европейское население было все еще малочисленно, по сравнению с местными племенами, в десятки раз превышавшими популяцию колонистов.

[9] Официально война завершилась подписанием Парижского мирного договора 10 февраля 1763 года. По этому договору Франция потеряла все владения в Северной Америке за исключением двух небольших островков близ острова Ньюфаундленд.

[10] Нью-Гэмпшир стал одной из тринадцати колоний, восставших против британского господства, и первым штатом, провозгласившим свою независимость.

[11] Опьяненные борьбой за независимость, американские революционеры из Северо-Восточных штатов периодически атаковали территорию нынешней Канады, в целях распространения идей независимости от Британии и с надеждой на включение Канады в союз, однако, эти попытки оказались безуспешными и лишь вызывали страх у населения и правительства Канадских провинций, ставший одним из катализаторов образования Канадской конфедерации.

[12] Англо-американская война 1812—1815 годов — война между Великобританией и США в период наполеоновских войн. Явилась результатом стремления Великобритании к подрыву экономики и торговли США. Вечером 24 августа 1814 года англичане вступили в Вашингтон, разграбили его, предали пламени лучшие правительственные здания и захватили огромную военную добычу и более 200 орудий. Переговоры по заключению мирного договора начались еще в июне 1814 года, а 24 декабря был подписан Гентский договор, восстановивший довоенный статус-кво, но не решивший территориальных и экономических вопросов, вызвавших войну. В ходе этой войны племена Вабанакской конфедерации воевали на стороне США.

ТРОПА СЛЕЗ [[1]]

Старик-индеец лежал на массивной деревянной кровати укутанный хлопковым одеялом. Луч света пробивался сквозь грязное окно, падая на его измученное морщинистое лицо. В теплой желтизне солнечного света витали пылинки. Где-то на улице кричали дети, они играли в войну, разбившись поровну на индейцев и белых, хотя и не особо отличались друг от друга одеянием. Различие своё они, тем не менее, осознавали ясно.
Старик оглядел своё скромное жилище, он не успел сделать из него настоящий дом, слишком быстро, в спешке было построено это жилище. Тогда его мысли были лишь о крыше над головой, о жизни его тогда еще (а может быть уже?) малочисленного племени. Все эти вопросы вновь волновали старика витая образами перед его мудрым взором. Он знал, что скоро наступит его время уйти к предкам чероки, и жизнь яркими вспышками всплывала из его прошлого, великого и драматического своими событиями.

…
Теплое южное лето, достаточно мягкое в этих местах, наполняло вечерний воздух запахом цветов хлопчатника [[2]]. С полей, в небольшой поселок, не спеша возвращались темнокожие крестьяне, сборщики хлопка – обычная картина для южных штатов, но кое-что в ней было странным – люди заходили в свои дома, обычные американские бревенчатые дома, складывали сельскохозяйственные инструменты и шли выпить в местном баре по кружечке эля, вместе с другими жителями города. Они не были рабами здесь, на этом островке свободы в море рабовладения.
Бар наполнялся людьми, темнокожие работники полей растворялись среди поселенцев в обычной европейской одежде, но и тут что-то было не так. Лица других, светлокожих не были европейскими – это были индейцы, обычные североамериканские индейцы в европейской одежде сидели за столами и обсуждали прошедший день на хорошем английском языке, покуривая сигары. Они обсуждали урожай хлопка, и нового священника в церкви, осуждали применение некоторыми из соседей рабства по отношению к чернокожим братьям и хвалили политику государственных деятелей новой страны и особенно Джорджа Вашингтона и Генри Нокса, гениев происходящих изменений.
Запах свободы, как никогда ранее наполнил прерии и предгорья южных штатов. Многочисленные индейские племена, всего поколение назад сражавшиеся с жестокими английскими поселенцами, в новом государстве чувствовали себя частью великой нации. Пять цивилизованных племен – именно так прозвали отцы нации индейцев, ступивших на европейский путь жизни [[3]]. Они должны были стать частью нового народа, сильного духом и разнообразного лицами.
Старик, тогда еще молодой индеец племени чероки, сидел со своими братьями в баре, вечером после тяжелого дня. Тогда они активно обсуждали своё светлое будущее, то, как они заживут уже совсем скоро. Ведь они не просто какие-то дикари, они равноправные граждане сильного государства, у них такая же культура, как и у белых сограждан, они такие же и они обрели право на свободу.
В те времена, Вашингтон полагал, что индейцы имеют равные права с белыми, однако более примитивную общественную организацию. Он сформулировал принципы политики, поощряющей «обращение в цивилизацию», которую позднее продолжил Томас Джефферсон.
Днем раньше к ним в городок приезжал Бенджамин Хопкинс, агент правительства и рассказывал им о новом мире, где будет равное правосудие и право на землю для всех без исключения, где индейцам будут дарить подарки за их изменение к лучшему, а их общество будет улучшено [[4]]. В тот день была эйфория, вечный праздник счастья для всех пяти народов, принявших новый облик.
И новое утро приносило им новые надежды.
А с юга все шли и шли чернокожие рабы. Знавшие о хорошем отношении индейцев и светлом будущем их народов, они спасались от жестоких хозяев в их землях. Это не могло не сказаться на отношении к ним южных соседей. Рабовладельцы юга очень ревностно относились к своей собственности и потому, побег рабов в свободные земли воспринимался ими как что-то враждебное, что-то недостойное существования и подлежащее наказанию. Более того, индейцы занимали немалые земли, которые еще во времена империи были лакомым куском для колонистов [[5]]. Но никто не мог пойти против желания отцов нации, и индейцы были спокойны, парируя нападки южан неискренностью понимания идей нового государства и его единого народа.
Злость и ненависть копились среди хлопковых полей юга, как будто летний шторм, накапливающий весь свой гнев в водах Мексиканского Залива, дабы потом обрушить его на северные земли. Наивные дети природы притупили собственное чувство опасности, став похожими на белых пришельцев, они упускали угрозы торнадо грозящего им своим неповиновением и безудержным гневом.
Но в тот вечер никто не думал об опасности крадущейся с юга, люди мечтали о будущем, забыв об ошибках прошлого.
Гром грянул неожиданно для всех. Государство избрало нового правителя, который должен был стать продолжателем славных традиций отцов-основателей, но враг был недооценен [[6]]. Именно южане дали деньги на его избрание, и он не замедлил отблагодарить своих спонсоров [[7]].
Предатели приняли Закон, хитрый закон, освобождавший их совесть от силы желаний [[8]]. Они снимали с себя вину, заявив о добровольности и защите мира детей природы. Они выселяли их из дома во имя всеобщего блага, позаботившись, чтобы всеобщее благо касалось лишь их самих.
В те дни в Конгрессе, как и в обществе, происходили крупные дебаты. Предательство воспринималось таковым не только среди жертв, но и среди осознававших трагедию белых поселенцев [[9]].
На первый взгляд, закон был составлен вполне благожелательно. Переселение предполагалось как добровольное для тех, кто пожелает произвести «обмен землями», согласно формулировке закона. Правительство США обязывалось навечно закрепить новые земли за переселенцами и их потомками. В том случае, если индейцы покинут землю, на которой они произвели улучшения, им гарантировалась денежная компенсация за эти улучшения и добавленная стоимость. Конгресс выделил деньги на помощь переселенцам при переезде и обустройстве на новом месте, пособие в первый год после переселения, а также военную защиту от других враждебно настроенных племен.
Мало кто помнил, что все это начиналось задолго до этих событий, просто в новом времени все стало слишком привычным и люди позабыли о прошлом [[10]].
Сторонники закона заявляли, что переселение будет гуманной мерой по защите индейской культуры и традиционного образа жизни. Им удобно было считать индейцев «детьми леса», неспособными влиться в «белую» цивилизацию, контакт с которой для них губителен.
Последней фразой честности и разума стала фраза миссионера из северных штатов, произнесшего после шестичасовой речи против закона - «Берегитесь, как бы деспотичным посягательством на священные права наших индейских соседей нам не навлечь будущие муки совести»[[11]].
Муки совести больше не мучали никого…
Взгляд старика отвлекся. Молодая женщина, его внучка, принесла воды. Старик внимательно смотрел на нее, пока она наливала ему воду в небольшую металлическую чашу. Он заметил, что на ее лице отсутствует печать горя и усталости, какая имелось еще у ее матери. Старик понимал, что время его воспоминаний больше не властно над ними, молодость вновь вошла в новый мир, где нет боли и это радовало старика. Он отпил воды из бережно поднесенной чаши и улыбнулся глядя в глаза внучки. Но улыбка была не долгой, мысли его вновь побежали в прошлое. Что если вновь, вновь придется пережить им то же, что и нам, ведь нет никакой гарантии спасающей от коварства белых людей. «Да уберегут их боги от нашего прошлого, как не уберег нас от них чужой бог белых пришельцев» - подумал старик. Взгляд его снова стал мутным, перед взором предстали картины яркого прошлого.
…
Снежные хлопья заметали поля и долины до горизонта. Огромная дрожащая от холода толпа ютилась под скалами в пещерах и острогах. Многочисленные желтые огоньки костров облепили хмурые скалы, среди которых раздавался не прекращающийся крик младенцев. Голодные матери отдавали последнее тепло своим детям, отовсюду слышался стон тысяч умирающих от голода, холода и болезней людей. Месяцы, долгие мучительные месяцы из года в год уходили на запад дети природы. За земли больше не спорили, правосудие теперь не подчинялось здравому смыслу, и южные поселенцы акр за акром отнимали чужие земли, кровью и порохом обосновывая нормы Закона. Цивилизованные племена оказались недостаточно цивилизованными для новых хозяев государства. Они образовали для них новую территорию «счастья и радости», безжизненную пустынную территорию индейцев, будущий штат Оклахома, куда погнали людей как домашний скот [[12]]. За ними потянулись и беглые рабы, которым некуда больше было идти. Тысячи миль без крыши над головой в снег и дождь убивали их шаг за шагом. Болезни и слабость становились камнем на шее стариков, женщин и детей. Многие миль вдоль рек и прерий, на запад от великой реки, были усеяны трупами индейцев, уходившими к богам целыми поколениями.
Выжившие как могли, старались помочь своему племени…на новом месте люди закрывались от мира - они строили свое маленькое государство, в котором навечно поселилось недоверие и злость по отношению к другим, чужим, непохожим на них. Тогда же они ввели у себя рабство, пойдя по примеру людей, лишивших их родины [[13]].
На новой земле индейцы образовали свои маленькие сильные нации, которые до конца боролись за свое последнее место под солнцем и которые даже в настоящее время остаются самостоятельными и сильными несмотря ни на что. Это была борьба угнетенных с угнетателями, борьба за жизнь и за будущее потомков в оставшемся единственном осколке их мира. Пусть не велась она больше уже кровавыми методами захватчиков, но шаг за шагом, дело за делом, индейцы завоевали свою независимость и право быть сильными в этом мире наравне с окружавшими их народами. Тропа слез не убила их, она закалила дух народов перед предстоящей борьбой и сделала его способным постоять за свою свободу. В конце концов, они стали частью большой нации, пусть и другим намного более печальным путем…[[14]]
…
Луч света своим теплом вернул мысли старика в реальность. Сквозь мутные стекла окна он увидел двух темнокожих людей. Они курили и о чем-то разговаривали, на лицах их были улыбки. Старик слышал сегодня разговор своих детей, они говорили о том, каким стал их мир, по сравнению с миром отцов. Они говорили о нации чероки, о том, что чернокожие братья стали их частью - гражданами наций чероки, семинолов и чокто [[15]], что труд побеждает всё [[16]]. Они говорили о том, как стали самостоятельным штатом и теперь свободны, а бывшие угнетатели извиняются перед их многострадальным народом и передают им в пользование самые прибыльные отрасли [[17]].
Старик в последний раз улыбнулся... пылинки все также плавно витали в лучах солнечного света.

[1] Дорога слёз — насильственное переселение американских индейцев, основную массу которых составили пять цивилизованных племён, из их родных земель на юго-востоке США на Индейскую территорию (ныне Оклахома) на западе США. Первым было переселено племя чокто в 1831 г. По дороге индейцы страдали от отсутствия крыши над головой, болезней и голода, многие умерли: только для племени чероки оценка числа погибших по дороге составляет от 4 до 15 тысяч. Вместе с индейцами на индейские территории переселилось множество негров — находившихся в рабстве, вступивших в брак с представителями индейских племён или просто беглых.

[2] Хлопковая промышленность была и остается крупнейшей отраслью и статьей дохода южных штатов США.

[3] Пять цивилизованных племён — термин, обозначающий пять индейских народов США — чероки, чикасо, чокто, крики и семинолы — которые в начале XIX века уже усвоили многие обычаи и достижения белых поселенцев и установили довольно хорошие отношения с соседями.

[4] Правительство назначило агентов, таких, как Бенджамин Хокинс, которые жили среди индейцев и обучали их, в том числе на личном примере, образу жизни белых.

[5] «Пять цивилизованных племён» первоначально проживали на юго-востоке США. Их земли, однако, привлекали белых поселенцев. В связи с этим на юге США возникло движение с требованием выселения индейцев.

[6] В 1828 г., после истечения полномочий Адамса, Эндрю Джексон повторно баллотировался в президенты Соединённых Штатов и на сей раз был избран, став 7-м по счету Президентом США. Время его правления было торжеством Демократической партии, лидером которой был Джексон.

[7] Эндрю Джексон был горячим сторонником выселения индейцев и пользовался поддержкой населения южных штатов, претендовавших на земли пяти цивилизованных племён.

[8] Закон о переселении индейцев (англ. Indian Removal Act) — принятый конгрессом США и подписанный президентом Эндрю Джексоном закон о переселении индейцев из юго-восточных штатов на необжитые земли западнее реки Миссисипи. Закон вступил в силу 28 мая 1830 года.

[9] Закон пользовался большой поддержкой на американском Юге, который стремился заполучить богатые земли пяти цивилизованных племён. В частности Джорджия, крупнейший штат тогдашних США, вела многолетние земельные тяжбы с племенем чероки. Джексон рассчитывал, что переселение положит им конец. Однако закон вызвал много споров. В течение нескольких лет между предложением и подписанием закона его противники — христианские миссионеры, северные виги, умеренные и федеральные судьи — заявляли, что он одновременно несправедлив и незаконен, поскольку нарушал земельные договоры, давно заключенные с южными племенами. Также высказывались опасения, что фактически он будет означать не добровольное переселение, а неизбежную депортацию большинства индейцев из указанных штатов, при которой невозможно будет избежать злоупотреблений.

[10] В первой половине XIX века Верховный суд США определил так называемую Доктрину открытия, согласно которой европейцы получили право на владение землями, которые они «открыли», а занимающие их коренные американцы сохраняют право проживать на землях, но не владеть ими (подобно арендаторам). К середине 1820-х годов быстрое освоение земель восточнее Миссисипи в штатах Теннесси, Джорджия, Алабама, Северная и Южная Каролина ясно показало, что белый человек не намерен терпеть соседство даже мирно настроенных племен и мириться с индейскими притязаниями на право владеть своими же исконными землями.

[11] 6 апреля 1830 года сенатор Теодор Фрелингхойсен выступил с заключительной частью своей шестичасовой речи против закона о переселении индейцев.

[12] В 1830-х Оклахома, имевшая статус Индейской территории, стала одним из мест, куда переселяли коренных жителей в соответствии с Законом о переселении индейцев.

Название «Оклахома» происходит из индейского языка чокто, в котором оно означает «красные люди». В 1907 году Индейская территория и Территория Оклахома были объединены в штат Оклахома, где до сих пор «Пять племён» составляют значительную часть населения. Оклахома официально вошла в состав США 16 ноября 1907 г., став 46-м штатом. При этом произошел парадокс новых штатов, когда из-за присоединения Оклахомы штат Мэн получил еще одно место в палате представителей.

[13] В первые годы после Дороги слёз статус выживших негров — как рабов, так и свободных — менялся. После прибытия на Индейскую территорию чикасо основали крупные фермы, на которых они использовали труд чёрных рабов.

[14] После переселения в Оклахому правительство США пообещало, что на индейские земли не будут подселяться новые белые поселенцы. Тем не менее, данное соглашение безнаказанно нарушалось белыми поселенцами даже до 1893 г., когда правительство официально разрешило подселение на черокские территории.
Во время гражданской войны различные племена индейцев поддерживали разные стороны, что вызвало фактически мини гражданскую войну в некоторых племенах. В 1861 г. многие племена, в частности чероки, чокто и семинолы, заключили союзнические соглашения с конфедератами. После войны, в 1866 г., федеральное правительство вынудило индейцев заключить новые соглашения. Большая часть индейской территории перешла к правительству США.
В 1889 — 1895 годах семь раз проводились так называемые Земельные Гонки за право обладания участком земли на пустующих и бывших индейских территориях.
[15] Нация чикасо признала отмену рабства лишь в 1866 г. (законы США их не связывали, так как Индейская территория формально находилась за пределами США), после чего освобождённые чернокожие до 1890-х гг. имели гражданство Нации чикасо. Бывшие рабы нации чокто получили статус Освобождённых людей чокто (Choctaw Freedmen). Освобождённые рабы нации чокто получили гражданство Нации чокто в 1885 г.

[16] «Труд побеждает всё» - официальный девиз штата Оклахома.

[17] Племя семинолов численностью около 12 тыс. человек владеет землями во Флориде и Оклахоме. Основные деловые интересы племени - табак, туризм и игорный бизнес. В 2006 г. племя купило всемирно известную сеть ресторанов Hard Rock Cafe за $965 млн.

МЕСЯЦ МЕДВЕДЯ

С последними лучами заката со стороны океана пришел майский ветер. Высокий крепко сложенный мужчина, с утонченными чертами лица и испанской бородкой приоткрыл окно, впуская в жилище прохладу. Привычным движением он подошел к окну так, чтобы видны были лишь черты его лица в тени окна. Он внимательно оглядел улицу города, вымощенную булыжником полосу, стиснутую рядами небольших глинобитным домов, покрытых яркой белой побелкой. В сумерках белые стены домов мерцали оранжевыми сполохами ночных факелов, освещавших город ночью. Мощеные влажным от дождя булыжником улицы одиноко поблескивали в тусклых отсветах белых домов. Тишина поглотила ночной городок, слышался лишь тихий рокот далекого океанского прибоя. Где-то там, вдалеке развевался над большим двухэтажным дворцом, построенным в витиеватом испанском стиле, ненавистный ему флаг. Сегодня удалось проделать неплохую работу. На исходе дня у него получилось пробраться в кабинет мексиканского коменданта, главного своего врага, чтобы подарить ему полчаса незабываемого страха перед лицом справедливости. Он объяснил этому грязному эгоистичному чиновнику, что народ более не намерен терпеть его в этих землях, что власть Мексиканской республики более не сильна здесь [[1]]. Здешние люди суровы – все они преодолевали огромные, полные опасностей расстояния в поисках золота, все они закаленные бойцы и они не намерены терпеть грабежей и издевательств, чинимых мексиканцами в их городках и поселках, тем более преподносимых как официальная политика и законная мера.

В эту минуту стоя у окна, он чувствовал, что теперь что-то должно измениться в этих благословенных краях, что страх этих наместников нашел место в их душах и его манифест уже завтра будет известен всем оккупантам. Хотя помимо них еще оставалось немало зла в этих краях, творимого не только алчными властителями. На прошлой неделе к нему приходил старый метис из поселка старателей, что на восточной границе пустыни Мохаве. Местные бандиты постоянными набегами тревожили поселенцев. В какой-то момент им удалось договориться, старатели должны были платить ежемесячную дань, но в один прекрасный день они, напившись виски из местного амбара, изнасиловали и жестоко убили дочь главы горняков, оставив висеть ее тело на деревянных остовах посреди пустыни в окружении голодных стервятников. Тогда метис, отчаявшись добиться справедливости от властей, пришел к нему за помощью. Справедливость была для него главным смыслом борьбы, а борьба смыслом жизни. Всю неделю он провел в седле, сгорая под палящими лучами пустынного солнца, среди скал и ущелий вылавливая негодяев и расправляясь с ними один за другим пока не разорил их гнездо, не сжег его дотла. Он не мог вернуть отцу его дочери, но он дал им веру в будущее и спокойствие настоящего. В этих пустынных малонаселенных местах это было единственным стержнем внутреннего мира людей.
Но сегодня был особенный день – там, в кабинете наместника, было положено начало борьбы с умирающим властителем, в своей агонии уничтожающим своих детей. Мексику лихорадило, она теряла контроль над дальними территориями, и пыталась ужесточением и наказанием, повышением налогов и уменьшение прав жителей удержать в ежовых рукавицах стремительно бегущие от ее власти колонии [[2]]. Калифорния более не желала терпеть унижения и притеснения, люди открыто возмущались властью, которая их не замечала. Сегодня он показал власти чувство страха, которое она должна испытывать перед народом.
Но ни он, ни кто-либо из других жителей Калифорнии не знал, что сегодня, 13 мая, на востоке началась война, которая принесет им долгожданную свободу от наместников.[[3]]
Следующим утром в городе начались первые волнения. Власти отчаянно искали дерзкого смельчака посмевшего высказать недовольство властью столь наглым образом. Звучали призывы о выплате вознаграждения за его голову, но никто не знал, как его найти, ведь он разговаривал с наместником в маске. Мужчина был спокоен, даже если кто-то и заподозрил в нем таинственного борца, никто бы не стал утверждать этого, ведь он был влиятельным человеком в этих землях, землевладелец и крупный предприниматель, он уже давно определился со своей борьбой и вел двойную жизнь уважаемого человека и таинственного борца за справедливость и равенство.
Весь месяц напряжение росло, народ все чаще собирался перед дворцом наместника, требуя справедливости, но подразумевая свободу. Поначалу мексиканцы разгоняли людей, арестовывали зачинщиков, но после нескольких ночных встреч с таинственным незнакомцем поменяли политику, и старались не выходить из дворца во время выступлений завернутые в пелену своих страхов.
И вот настал момент истины, волнения достигли максимума, городок бурлил от негодования все сильнее, из шахтерских поселков стали съезжаться старатели.
В этот день в гавань недалеко от города прибыл его друг – капитан американской армии Джон Фримонт, с которым они были знакомы с 1844 года, когда он помогал Джону и его экспедиции пройти через пустыню Мохаве и справиться с нападениями враждебных индейцев [[4]].
Джон сообщил ему о войне и о готовности оказать помощь в случае восстания. Люди были готовы и с наступлением темноты 30 американских поселенцев в Сономе, столице будущей Калифорнии, после ночной встречи арестовали и заключили под стражу мексиканского коменданта - подполковника Мариано Гуадалупе Вальехо и провозгласили независимость республики Калифорния.
Всю ночь, пока народ на улицах гулял и праздновал, повстанцы готовились к выступлению.
Тогда во дворце, он сидел с другими инициаторами на мягких белых креслах бывшего коменданта и обсуждал будущее Калифорнии. Он стремился не упустить ни одного момента, не оставить попыток для будущего попрания справедливости, но в этом не было необходимости – революционеры были воодушевлены борьбой не менее его самого. Один из старателей во время разговора что-то рисовал на куске полотна из сорванных гардин.
К утру уставшие от разговоров повстанцы стали спускаться во двор, чтобы объявить народу о создании Республики Калифорния. Ликующая толпа заряжалась энергией от каждого сказанного слова о свободе и равенстве, о конце диктаторской власти мексиканцев. Когда речь была практически закончена, один из повстанцев вскинул вверх полотнище, на котором всю ночь рисовал. На нем была изображена звезда и медведь, символы звездного калифорнийского неба и сурового сильного медведя, встреча с которым была в воспоминаниях каждого второго жителя - старатели постоянно сталкивались с медведями во время работ у ручьев и шахт [[5]]. В тот день их государство получило второе название – Республика Медвежьего Флага. Так проявила себя кратковременная «республика», влияние которой никогда не выходило дальше Сономы и разбросанных тут же частей северной Калифорнии. Президентом республики стал Вильям Ид – один из самых преданных поклонников таинственного незнакомца.
…
22 июня в городской порт прибыло судно Джона с бойцами. В городе в тот день произошла стычка между сторонниками новой республики и мексиканской власти. Последние были из числа тех паразитов, которые ничего не делая, за счет налогов наживали свои богатства при наместнике. Народ не желал терпеть их на своих землях и объявил восстание медвежьего флага призванное очистить республику от сторонников деспотии.
Однако, цель Фримонта была иной. В тот день друзья встретились во дворце, чтобы обсудить положение дел. Война все еще шла и с юга надвигалась гроза, способная смести все смелые начинания революционеров. Мексиканская армия готовилась к реваншу за отобранную землю. Весь этот день они провели в поисках, не слезая с седла, без минуты отдыха объезжали они огромные территории республики, чтобы набрать воинов сопротивления. Уже на следующий день была организована разношёрстная группа мятежников, которая стала гордо называть себя Калифорнийским батальоном. Капитан Фримонт принял командование над насчитывающими 60 солдат вооружёнными силами новой республики.
Батальон вышел к границе и закрепился лагерем, продолжая подготовку к возможному вторжению. Однако последующие две недели прошли спокойно. Таинственный незнакомец напряженно следил за ситуацией. Даже бандитские нападения, обычные для горных районов Калифорнии затихли в ожидании грядущей бури.
…
7 июля в Калифорнии высадился американский флот, сообщивший о войне между Соединёнными Штатами и Мексикой. Капитан Слоат, командовавший флотом, заявил о своих правах на Монтерей, получив формальный контроль над Калифорнией под американским флагом. Позднее, 15 июля, он передал командование командору Роберту Стоктону.
Через 2 дня, после высадки 9 июля, повстанцы приняли решение о ликвидации республики и включении образованного в ней Калифорнийского батальона под командованием капитана Фримонта в войну с Мексикой на стороне Соединённых Штатов. Недолгая история самостоятельности гордых старателей закончилась. Выбор их был однозначным, новое государство было для многих из них родным и являло собой образец свободы и справедливости не подлежащий сомнению. Но все оказалось не столь радужно для бывшей республики...
13 августа 1846 года американские военно-морские силы высадились в Лос-Анджелесе и подняли американский флаг без всякого сопротивления. Местные жители приветствовали их, как великих борцов за справедливость. Прошло всего лишь несколько дней, как им стало ясно, что пришельцы являются всего лишь бандитами прикрывшимися флагом свободного государства.
Жестокие военные законы капитана Арчибальда Гиллеспи, действующего военачальника Лос-Анджелеса стали для его жителей еще худшей ношей, чем законы мексиканских наместников.
В те дни, таинственный незнакомец перебрался в свой старую глинобитную хижину, на вершине холма над городом, рядом с поселением индейцев тонгва [[6]].
Каждую ночь он повторял свои вылазки в дома представителей администрации капитана Гиллеспи, чтобы запугать его и убедить в необходимости покинуть город. В этот раз все прошло легче, волнения в этом крупном городе были как никогда сильны, народный гнев не мог долго удерживаться в разумных пределах.
Именно тогда незнакомец столкнулся с этим человеком, сильным духом борцом за справедливость [[7]]. Он был по происхождению испанцем, но никогда не любил свою доживающую век заката метрополию, неспособную быть государством достойным своих граждан. Ненависть к деспотии и недостойной власти кипела в его горячей южной крови с самого раннего детства. Тогда, летней ночью, на песчаном тихоокеанском пляже, обдуваемые мягким летним морским бризом, они с еще парой борцов обсуждали будущее города. Тогда было решено, что каким бы флагом не прикрывался враг, он всегда остается врагом и если новое государство не слышит их голосов, то пусть увидит их действия, и сделает правильный выбор в отношении свободных народов Калифорнии. Высокие волны теплого океана заглушали их слова от лишних ушей.
А на утро вспыхнул бунт, который под предводительством испанца быстро перерос в народное восстание. Несколько дней среди деревянных и глинобитных шахтерских зданий города шла маленькая война, с каждым метром приближая восставших к логову ненавистного капитана. Небольшой, но деспотический гарнизон Гиллеспи был изгнан 23 сентября, а его самого пощадили во время перемирия при условии, что он немедленно покинет Калифорнию. Эта страна, созидаемая тяжелым трудом старателей, не терпела людей, наживающихся на чужой свободе и справедливости.
…
И все же, победа оказалась не окончательной. Мстительный враг не желал терять власть над свободой и жизнью старателей. Генерал Стоктон, коммодор военно-морского флота США, был проинформирован о восстании «доброжелателем» из Калифорнии, Лином Джоном, и пообещал быстро покончить с восстанием и его лидерами, отправив капитана Уильяма Мервина и корабль в Сан-Педро.
Когда капитан Мервин и его 350 человек высадились 7 октября 1846 года в Калифорнии, предатель Гиллеспи, увидев их, тут же нарушил перемирие с калифорнийцами. Новая экспедиция быстро отправилась на Лос-Анджелес, желая покрыть себя воинской славой.
В тот день незнакомец и его новый друг, военачальник повстанцев Хосе Антонио Карильо провели народное совещание. Армия противника была значительно сильнее повстанческой, хотя и была небольшой. Старатели в те дни ушли в горы к шахтам и ручьям, и мужчин способных взять в руки оружие катастрофически не хватало.
Что ж, подумал незнакомец, у нас нет пути назад, справедливость всегда сопровождается кровью и тяжелым трудом, и теперь настал момент веры в удачу, веры в истинное предназначение справедливости в мире и в конкретной земле.
Тяжкие мысли захватили умы руководителей. В этот момент, какой-то мальчишка, пробегая под окнами комендантского дома, распевал песню о таинственном незнакомце наводящем страх и ужас на негодяев и злобных тиранов, неуловимый, словно ночной ветер, стремительный и внезапный, словно выстрел из пушки в начале сражения.
Слова эти как откровения, возникли в мыслях незнакомца, обретая четкий образ для действий. Он предложил воинам Хосе средство, которым владел всегда, но никогда бы не догадался использовать в военных делах, если бы не песня того мальчишки.
…
Эта стычка, известна под юмористическим названием, как «Битва из бабушкиного ружья», когда воодушевлённые калифорнийцы под предводительством Хосе Антонио Карильо встретили моряков Мервина огнём из одной пушки, который вселил ужас в его людей, заставив их отступить на свой корабль «Саванна», где калифорнийцы не могли их достать[[8]]. Во время перестрелки 14 американских моряков были убиты. Калифорнийцы обошлись без жертв, но пять человек были ранены.
Однако, несмотря на хитрую уловку со старинной пушкой, когда подошли значительные силы противника, калифорнийцы вынуждены были отступить под покровом ночи. Командор Стоктон высадился в Сан-Диего и затем оказал помощь Мервину и Гиллеспи большим подкреплением.
В то время, Генерал Стивен Кирни и Армия Запада (около 1700 американских солдат) подошли к Санта-Фе в Новой Мексике и заняли город. Кирни затем продолжил движение со значительно меньшим отрядом из 300 драгун вдоль долины реки Гила, через пустыню до Калифорнии, так, что в итоге у него осталось менее 150 человек. Генерал Кирни был дезинформирован рядом американцев, включая своего знаменитого разведчика Кита Сарсона, что калифорнийцы, в основном, трусливы и скорее побегут, чем начнут сражаться. Кирни получил известие, что Андрес Пико и его повстанцы из Южной Калифорнии были поблизости, и предвкушал свою первую настоящую битву в мексиканской войне на севере. На рассвете 6 декабря 1846 года в местечке Сан-Паскуаль (недалеко от нынешнего Эскондидо, Калифорния) генерал Кирни и Армия Запада, пополненная людьми Гиллеспи, вступила в схватку с менее чем 150 калифорнийцами. Калифорнийцы, знаменитые своим искусством верховой езды, легко превосходили американцев, накидывали на них лассо, сваливали с лошадей и волочили до смерти, либо протыкали их длинными калифорнийскими копьями. Арчибальд Гиллеспи был несколько раз ранен, также как и генерал Кирни, которого довольно болезненно укололи копьём. Из 150 американских солдат 18 были убиты и ещё 13 ранены.
В той битве они все были как единое целое, сражаясь бок о бок за свою справедливость до последней капли крови. Отступать на том рубеже было некуда и, схватившись за собственную отвагу, опьяненные страхом, они разнесли противника в клочья, словно дикие звери, загнанные в угол охотником. В тот день, в рядах повстанцев сражался и таинственный незнакомец, который заслужил не одну песню в свою похвалу, ставший легендой этих мест.
Битва при Сан-Паскуаль стала решающим поражением американцев, после которого они отказались от захвата Калифорнии.
…
16 ноября 1846 года состоялась ещё одна битва на ранчо Ля Нативидад (недалеко от нынешней Салинас-Велли). Калифорнийцы под командованием Хоакина де ла Торре захватили американского консула Томаса Оливера Ларкина и удерживали его как военнопленного. Около сотни людей Фримонта, руководимые Блуфордом Томпсоном и Чарльзом Бурруа, встретили отряд из 130 калифорнийцев под командованием Мануэля де Хесуса Касто и Хоакина де ла Торре. Битва продолжалась 20 минут, в течение которых калифорнийцы убили 5 американских солдат, включая капитана Бурруа, и ранили ещё нескольких.
По прибытии в Южную Калифорнию, Стоктон соединился с морским пополнением и выиграл две небольшие битвы, в результате чего получил контроль над Сан-Диего и Лос-Анджелесом.
Однако, это уже ничего не решало [[9]]. Калифорнийцы добились справедливой свободы для себя и своих потомков. Больше на их землях не было необходимости бороться за эти простые истины, народ не позволял тиранам появляться в этих местах. И будущее овеянное легендами о великой борьбе навсегда вошло в историю нового штата [[10]].
…
С последними лучами заката со стороны океана пришел свежий ветер. Высокий крепко сложенный мужчина, с утонченными чертами лица и испанской бородкой приоткрыл окно, впуская в жилище прохладу. Привычным движением он стал у окна так, чтобы видны были лишь черты его лица, спрятанные в тени окна. Он внимательно оглядел улицу города, вымощенную мокрым булыжником полосу, стиснутую рядами небольших глинобитным домов, покрытых яркой побелкой. В сумерках белые стены домов мерцали оранжевыми сполохами ночных факелов, освещавших город ночью. Где-то там, вдалеке развевался над большим двухэтажным дворцом, построенным в витиеватом испанском стиле теперь уже звездно-полосатый американский флаг. Сегодня ему вновь удалось проделать неплохую работу. Предавший их «доброжелатель» из Калифорнии, Лин Джон был найден мертвым на тракте в пустынной местности недалеко от границы с Невадой. Несмотря на завоеванную свободу и достойное государство, золотая лихорадка дикого запада все еще была в разгаре, и многочисленные банды продолжали делать свое черное дело в городках и поселках старателей, в салунах пустынных поселков к востоку от горных вершин и на границе с пустыней, а значит, у него было еще много работы в этих местах. Борьба за справедливость казалась бесконечной идеей, неблагодарной по своей сути, но эта мысль его не волновала, поскольку борьбой этой была вся его жизнь. С тех пор как он встал на этот путь, немногое изменилось для него самого, но народ помнил его образ и благодарил его, слагая песни и рассказывая легенды, легенды о справедливом герое…легенды о новом Зорро. [[11]].

[1] К тому времени северные регионы Мексики (Верхняя Калифорния и Новая Мексика) были крайне слабо заселены: колонии были небольшие и располагались на значительных расстояниях друг от друга на обширной территории. При этом жители этих колоний (потомков испанцев и перенявших их культуру индейцев, а также американцев) по численности превосходили коренное индейское население.

[2] До 9 июля 1846 г. территория современного штата Калифорния находилась под властью Мексики.

[3] Американо-мексиканская война - военный конфликт между США и Мексикой в 1846—1848 гг. В Мексике войну называют Североамериканской интервенцией (а также Войной 47-го года). В США война известна как Мексиканская война.

Война явилась результатом территориальных споров между Мексикой и США после аннексии Техаса Соединёнными Штатами в 1845 г. Хотя Техас провозгласил свою независимость от Мексики ещё в 1836 г. (и с оружием в руках техасцы отстояли её), мексиканское правительство последовательно отказывалось признать независимость Техаса, рассматривая его как свою мятежную территорию. Мексика согласилась на признание независимости Техаса лишь после того, как вхождение Техаса в состав США стало свершившимся фактом, но при этом настаивала на том, что Техас должен развиваться как независимое государство, а не быть частью США.
[4] Джон Чарльз Фримонт (Фремон) (21 января 1813 — 13 июля 1890) — американский офицер, исследователь, один из двух первых сенаторов от штата Калифорния (в 1850 году), первый кандидат в президенты США от Республиканской партии (1856 год), а также первый кандидат в президенты от основной партии, выступивший за отмену рабства. Имя Джона Фримонта увековечено в названии ряда мест, где он путешествовал. Но наиболее известной является, пожалуй, Фримонт-стрит в Лас-Вегасе — экспедиция Фримонта пересекла будущую территорию Лас-Вегаса (пустыню Мохаве) в 1844 году.
[5] Флаг республики послужил образцом флага штата Калифорния, а его оригинал был уничтожен во время землетрясения в Сан-Франциско в 1906 году.

[6] Описываемое место – будущий район Лос-Анджелеса – Голливуд, на месте которого жили индейцы тонгва.

[7] Хосе Мария Флорес – предводитель Лос-Анджелесского восстания против власти американского капитана Арчибальда Гиллеспи 23 сентября 1846 года.

[8] Эта битва также известна как «Битва за ранчо Домингеса».

[9] Договор Кауэнга был подписан 13 января 1847 года между Джоном Чарльзом Фримонтом и генералом Андресом Пико и обозначил окончание конфликта на территории Калифорнии.

[10] Американская часть, Верхняя Калифорния, стала 31-м штатом США в 1850 году.
[11] Зорро считается вымышленным персонажем, вариация на тему Робин Гуда, «герой в маске», который приходит на помощь обездоленным жителям Новой Испании, однако прообразом героя стал реальный исторический персонаж - Станислао или Эстанислао, являвшийся одним из ярких представителей индейцев йокут на протяжении целого десятилетия первой половины ХIХ века.
Зорро — alter ego дона Диего де ла Веги, дворянина и искусного фехтовальщика, жившего в Калифорнии в годы испанского и мексиканского владычества. Персонаж претерпел изменения в течение лет, однако неизменным остаётся образ благородного разбойника, одетого во всё чёрное и покрывающего лицо чёрной маской, который защищает людей земли от произвола властей и других злодеев.

ТОТ, КТО ЗЕВАЕТ

Прохладный северный ветер пронзительным свистом прорывался сквозь щели оконных рам деревянного дома. Сквозь их мутные стекла можно было разглядеть первых вестников зимы – снежинки небольшими, но крупными узорами прилипали на оконном стекле под напором ветра. Обычная для позднего декабря погода в Оклахоме не доставляла ее жителям особого желания выходить на улицу без лишней надобности. Но в этом домике в Лоутоне царила иная атмосфера. Как обычно, в конце недели, несмотря на ненастье захватившее просторы за пределами стен, дом оживал в присутствие двух человек. Они приходили ранним утром, растапливали камин, запасались едой на день и оживленно беседовали, часы на пролет, согреваемые теплом огня и чередой славных воспоминаний о былом…воспоминаний о войне и мире, о великой борьбе и бесчестной победе. Любой вошедший в этот домик в те дни, будь он американцем, очень удивился странной картине, дикой в понимании граждан того времени. Белый американец и краснокожий индеец, седовласые старики, как будто завершившие свою настоящую жизнь предавались своей памяти без остатка. Американец усердно записывал каждое слово индейца, то восхищаясь, то возмущаясь, чередой эмоций переживая прошлое собеседника. Что ж, правда была у каждого своя, но суть событий она мало меняла, а начиналось все это с простого любопытства американского собеседника, встретившего на своем пути забытую легенду.[[1]] Благодаря его записям она осталась в памяти потомков яркой вспышкой в истории, американская легенда по имени Гуяхле… больше знакомая всем по грозной мексиканской кличке Джеронимо. [[2]]

Зимой 1905 года, в этом небольшом домике в форте Лоусон Джеронимо начал свой долгий рассказ наполненный битвами за честь и будущее, обманом и предательством, жестокостью и убийствами, стремлением к свободе и смертью в бою за нее.
Старик-апач выглядел седым и уставшим. Казалось, что вся жизнь вытекла из него до последней капли и сейчас лишь тонким ручейком удерживала его в реальности. Однако, стоило только старику встретится со своими воспоминаниями, как взгляд его оживал огненным вихрем прошедших перед взором картин.
- Весна, я помню запах пустынных цветов наполнял воздух той весной, - начал он свой рассказ в первый день их встречи…
…
Это был обычный весенний день 5 марта 1851 года. Племя апачей, кочевавших по территории Новой Испании остановилось в Соноре, мексиканском штате на границе с будущими США [[3]]. Как обычно в это время года, они выходили к мексиканцам, чтобы обменять в городе охотничьи трофеи на другие необходимые им продукты цивилизации. Джеронимо вместе с другими своими соплеменниками ушел в город, оставив жену и детей в лагере недалеко от города.
Ничего не предвещало беды, все было слишком обычным, из года в год не меняющимся событием, привычным для этих людей. Женщины и дети мирно спали в лагере, когда с первыми лучами рассвета со стороны южных прерий раздался гул лошадиных копыт. 400 озверевших всадников, 400 мексиканцев под руководством сурового полковника напали на лагерь, убивая и сжигая все на своем пути без разбора. Стычки между мексиканцами и племенами были всегда и всегда решались более или менее мирным путем, но новый полковник, назначенный из Мехико, был человеком без чувств и эмоций, месть во имя мести было его принципом [[4]].
- Мексиканские солдаты пришли и убили мою семью, мою жену и двух моих дочек. Они убили их, потому что мы апачи. Я помню, когда нашел их тела… я стоял, - взгляд Джеронимо стал особенно пронзительным, пронзая насквозь время и годы ушедшей боли. – Прошло много времени, а я не знал, что делать. У меня не было оружия, но я не хотел сражаться. Я не молился, я ничего не делал…У меня не было ни цели, ни смысла в жизни. Прошел год, и в видении я увидел, как смогу отомстить… и с тех пор я мстил. Но сколько бы я не убил, я не мог вернуть обратно мою семью.
Вождь племени, Мангас Колорадас, решил отомстить мексиканцам и отправил Джеронимо к городу Кочису за помощью. С этого момента, укрепленный силой своего духа и жаждой мести, Джеронимо стал военным лидером для своего народа. Для племени чирикауа это также означало, что он стал их духовным лидером.
Именно тогда началась великая борьба Джеронимо и его племени с белоглазыми, убийцами его жизни и свободы его племени. Борьба длинною в четверть века, сдерживавшая опасного и беспринципного противника, оттягивающая последние годы свободы гордых детей природы.
В то время, территории проживания племен апачей формально находились на территории США, но границы были расплывчаты и неоднозначны. Джеронимо приходилось вести борьбу на два фронта. Осаждаемый с двух сторон мексиканскими и американскими войсками, борец мелкими уколами своего немногочисленного войска умело наносил болезненные ранения и тем и другим, ловко устраивая ловушки и своевременно скрываясь в недоступных горах.
Шло время, и охотники за Джеронимо становились частью его длинной истории, их погоня за неуловимым лидером индейцев постепенно превращалась в их главный смысл, они не заметили, как породнились с апачами, проникнув насквозь их жизнью и духом борьбы, их Единым богом наравне со своим.
Двадцать долгих лет шестой кавалерийский отряд США гонялся по пустыне за повстанцами. Его бойцы стали лучшими следопытами этих пустынных мест, но каждый раз, когда казалось, что выигрыш уже на их стороне, Джеронимо наносил ответный удар, возвращая позиции на прежнее положение.
Так было двадцать долгих лет, пока не показалось сторонам, что они готовы прийти к перемирию. В тот год, Джеронимо и генерал Джодж Крук, возглавлявший компанию по поимке Джеронимо, встретились, чтобы обсудить капитуляцию. Индейцев принимали как гостей, многие из руководства отряда уже хорошо знали язык апачей и разговаривали с ними с уважением, уважением к достойному врагу.
Они встретились лицом к лицу, два лидера годами боровшиеся друг с другом как профессиональные войны, но никогда не переходившие грань разумного, не опускающиеся до зверств и бездумного насилия.
- Нан тан лупанг! – сказал я глядя ему в лицо, и передал в его руки своё ружьё [[5]].
- Я рад видеть тебя Джеронимо – ответил он мне, - я принимаю твою капитуляцию, я принимаю капитуляцию Великого война, а теперь выпьем по чашечке кофе, выкурим по сигаре, нам есть о чем поговорить…
- Он был великолепным врагом, достойнее которого мне не встречалось в жизни и никогда уже не повстречается в этих местах – Джеронимо немного выпрямился при этих словах, лицо его стало строгим, как подобает великому войну. Создавалось впечатление, будто он враз помолодел на те десятки лет, что отделяли его от этих воспоминаний.
- С тех пор пошли месяцы унылой серой жизни. Белоглазые предложили нам стать фермерами и забыть о прошлом, они выделили нам небольшой клочок земли – резервацию, дали нам семян кукурузы для засева, но не переставали охранять. Нам запретили пить, чтобы не было драк, нам обещали разбираться с каждым нарушителем по отдельности, не наказывая все племя. Но шло время, и жизнь племени становилась все более невыносимой. Далеко не каждый из апачей был готов стать фермером. Охотники по своей сути, мы не могли привязывать душу и тело к земле, это было противоестественно нашей природе. Всходы не давали урожая, способного поддержать племя и правительство выделяло нам помощь. Индейцы привыкали к ней и из-за отсутствия дел все более и более злились – они не могли понять, почему им нельзя охотиться, они задавали вопросы - по какому праву белоглазым досталась вся земля, а им всего лишь жалкий пустынный клочок. Все это не могло долго так продолжаться…
…
Прошло совсем немного времени с тех пор как нараставшее в индейцах возмущение вырвалось наружу. Шаман по кличке Мечтатель, обретя видения свыше, стал призывать индейцев к борьбе. Именно тогда стало зарождаться в них фатальное понимание истины, что счастье обрести в новом мире им дано лишь после смерти, понимание которое стоило им всего.
Охранники узнали про эти призывы и при первой же попытке урезонить шамана, произошла стычка, в которой он был убит. Индейцы объявили войну.
Малочисленный отряд, прорвав оборону, будто неистовая буря, ринулся на запад, сметая все на своем пути. Великая жестокость затмила глаза апачей. Все белоглазые, из тех, кто попадались им на пути, погибали от их ненависти, теряя жизнь вместе со снятыми скальпами.
Шестой кавалерийский отряд шел следом, шаг за шагом натыкаясь на трупы и горящие руины. Периодически они нагоняли отставших разведчиков апачей, но это были лишь жалкие комариные укусы в след уходящему врагу.
В конце концов, стороны остановились на передышку. Генерал не желал войны, слишком долгой была она в его жизни, так же как и в жизни Джеронимо. Было принято решение провести переговоры, на которые отправился лично генерал с тремя верными ему бойцами.
- Нан тан лупанг всегда был другом апачей, но в тот день он перестал доверять мне, он считал, что я не сдержал свое слово. Он уговаривал меня вернуться…- задумчиво говорил Джеронимо, - давал слово, что нас отправят во Флориду, с семьями. Он не понимал, что белоглазые пытались изменить жизнь апачей и твердил мне, что я хочу лишь одного – драться, а не править племенем. Он не ответил мне, почему белоглазым нужна вся земля, мы все понимали это и так, и то, что это не зависело от нас, было нашим проклятьем не меньше, чем генерала. Вождь закончил наш разговор, он назвал нан тан лупанга своим братом и согласился на резервацию во Флориде, на срок 2 года, - Джеронимо умолк, как будто что-то усиленно вспоминая.
Наступила долгая тишина. Казалось, будто великий воин уснул, годы давали о себе знать, но это было не так. В глубине души он переживал тот момент, который изменил весь ход истории апачей, момент гордости и отчаянной храбрости, сделавший их легендой. Джеронимо поднял глаза на слушателя, глаза его были холодными и уверенными, отражавшими всю серьезность и необратимость сказанных когда-то слов.
- Я подождал, когда вождь закончит свою речь, встал и ответил в лицо генералу, - в этот момент в его напряженных глазах можно было заметить огоньки, те самые огоньки воина, в которых отразилось лицо Джорджа Крука в тот день. - Я сказал ему, что когда я был молод, пришли белоглазые, чтобы забрать землю, которая принадлежит моему народу. Когда их солдаты начали жечь наши деревни, мы ушли в горы. Когда они забрали у нас нашу еду, мы стали есть колючки. Когда они убили наших детей, мы нарожали новых. Мы убили столько белоглазых, сколько могли. Мы голодали и убивали. Но в наших сердцах, мы никогда не могли капитулировать.
После тех переговоров, генерал Джордж Крук ушел в отставку. В тот день он понял, что в его жизненном пути навстречу апачам возникло непреодолимое сомнение в верности принятых им решений. Он уступил дорогу другим, более безжалостным и целенаправленным созидателям нового государства.
На его место пришел генерал Нельсон Майлз – суровый и беспринципный человек, для которого любая цель оправдывала средства. Но ему не удалось обрести славу в поимке Великого война. Джеронимо с крошечным отрядом из 38 мужчин, женщин и детей сумел скрыться в горах Аризоны. Целый год за ним охотились 5 тысяч солдат армии США (четверть всей американской армии на тот момент) и несколько отрядов мексиканской армии, но так и не сумели ничего сделать. Генерал был в гневе, такого позора от горстки «дикарей» он не ожидал. В конце концов, он обратился к бойцам шестого кавалерийского отряда с тайной просьбой выйти на переговоры с Джеронимо и уговорить его сдаться на выгодных условиях. О том, что эти выгодные условия никто исполнять не собирается, он не скрывал, но приказ есть приказ, бойцы не имели права отказываться от него.
- Переговоры состоялись четвертого сентября. Лейтенант, Чарльз Гейтвуд, я знал его с самого начала той войны, это был славный воин, величием и честью превосходивших многих нынешних ваших воинов. Он пробрался к нам в лагерь с апачем-предателем, что служил на стороне белоглазых с самого начала. Мы долго говорили с ним, и мы убедились в бессмысленности происходящего. В знак чести когда-то давно я отдал ему голубой камень; очень ценную реликвию среди апачей, в тот день он дал мне ответный дар – он снял свой крест, самое ценное из того, что давало ему силу, и отдал его мне в знак доверия. В тот день мы поверили белоглазым и капитулировали.
…
Американцы обманули апачей. Джеронимо и его войны были разоружены и отправлены во Флориду, в Форт-Пикенс, а их семьи в Форт-Мэрион. Они содержались как военнопленные. Все солдаты апачи, служившие в федеральных войсках были также освобождены от службы, разоружены и отправлены либо в резервации в Оклахоме, либо вместе с воинами Джеронимо во Флориду.
- В тот день, когда наш поезд отправился во Флориду, я понял, что время моего народа закончилось. Мир прерий и пустынь Аризоны уже никогда не станет прежним, он ушел безвозвратно. Тогда я и мой народ погибли духом, - глаза старого индейца-апача потухли и стали серо безжизненными, печать старости снова появилась на его лице.
- Я закончил свой рассказ, и все, что было дальше недостойно описания, да и никому не интересно, вы все это и так знаете.
Старик встал и выглянул в окно. Весеннее солнце топило лучами уставший снег в прогалинах, темные от сырости стены форта оживали движением проснувшихся мошек и криками птиц. Он повернулся в двери, и наполовину выйдя из помещения на улицу, повернувшись одной головой, медленно произнес, растягивая слова в типичном для апачей акценте:
- Прощайте, мистер Барретт, пусть Единый Бог никогда не покидает Вас.
Дверь захлопнулась, впуская за собой порцию свежего, прохладного весеннего воздуха в помещение. Полгода рассказов старого индейца закончились, книга была почти готова, оставалось лишь дописать несколько строк о том, что было после. Джеронимо рассказывал только то, что хотел рассказать, не отвечал на вопросы и ничего не менял в своём повествовании, и Барретт не стал делать никаких крупных изменений в его рассказе, разве что стилистических.
А после были годы неволи и последующего позора. В мае 1887 года семья Джеронимо воссоединилась, когда они все вместе были перевезены в казармы в Алабаме на пять лет. В 1894 году Джеронимо перевезли в Форт-Силл в Оклахоме. В пожилом возрасте он стал знаменитостью, из него сделали клоуна, с ним можно было фотографироваться, как с трофеем войны. Он появлялся на выставках, включая всемирную выставку 1904 года в Сент-Луисе, штат Миссури, где продавал сувениры и собственные фотографии. Участвовал в параде по случаю инаугурации президента США Теодора Рузвельта в 1905 году. Все эти годы он уже не существовал, став просто ходячим чучелом убитого зверя, живым мертвецом и духом погибшим вместе со своим народом.
…
Джеронимо умер от пневмонии в Форте-Силл 17 февраля 1909 года и был похоронен на местном кладбище пленных индейцев-апачей. Вернуться на землю предков ему так и не разрешили.
История же показала, каким странным бывает порой ее понимание, каким необычным эффектом переворачивать все с ног на голову обладает ее неполное знание.
В 1940 году рядовой 501-го экспериментального воздушно-десантного полка по имени Эберхард предложил товарищу использовать в качестве боевого клича имя индейца из просмотренного накануне фильма. Через некоторое время весь взвод яростно кричал "GERONIMO!", десантируясь из самолета, а сегодня этот клич является уже традиционным для ВДВ США. Как боевой возглас, символизирующий ярость, отвагу и веру в победу (сходно по значению с русским "Ура!" и японским "Банзай!"), клич "GERONIMO!" упоминается в различных произведениях литературы, киноискусства, компьютерных играх.

[1] Описываемый персонаж - С. М. Барретт, глава департамента образования в Лоутоне, территория Оклахома

[2] Джеронимо (англ. Geronimo; имя чирикауа Гуяхле (Guyaa;;), означает «Тот, кто зевает»; - военный предводитель чирикауа-апачей, который в течение 25 лет возглавлял борьбу против вторжения США на землю своего племени.

[3] Сонора - штат на севере Мексики, граничащий с американским штатом Аризона.

[4] 5 марта 1851 года отряд из 400 мексиканских солдат из штата Сонора под руководством полковника Хосе Мария Карраско напал на лагерь Джеронимо возле Ханоса в то время, как большинство мужчин племени отправились в город торговать. Среди убитых оказались жена, трое детей и мать Джеронимо.

[5] Нан тан лупанг (апач. – Великий вождь Волк) – прозвище генерала Джорджа Крука у апачей.

НЕПОКОРЕННЫЕ

Майским утром 1998 года у белых ворот тюрьмы города Марфа в штате Техас, стоял одинокий человек с перекинутой через плечо сумкой для документов. Он докуривал свою третью сигарету в ожидании допуска. Скромный молодой журналист из местной газеты приехал сюда в надежде получить заветное интервью у весьма необычного человека. Докуривая сигарету, он уже успел проработать список вопросов в своей голове и тактику общения – ведь, как известно, его объект допроса далеко не из легких людей.

Скрипнул дверной засов и на улицу высунулся пухлый охранник в форме, жестом приглашая его войти. На проходной его проверили металлоискателями, записали данные из его журналистского удостоверения в специальный журнал, выдали карту пропуска и попросили пройти с охранником в комнату для посетителей.
Комната представляла собой чистый серый квадрат из окон с решетками и бежевых стен. Ничего лишнего, лишь стол, два стула и камера, красным глазком хитро наблюдающая за происходящим.
Дверь напротив распахнулась, и в нее вошел невысокого роста средних лет человек, совершенно неприметный и незапоминающийся. Он сел напротив журналиста и молча уставился ему в глаза.
- У Вас один час, не больше, - сказал охранник, закрывая за заключенным дверь.
- Добрый день, - робко представился журналист через несколько минут молчания, - мое имя Джейсон Клоувер, я журналист “Texas Sunday”. А Вы, как я полагаю, Ричард Макларен[[1]]. Я бы хотел задать Вам несколько вопросов относительно Республики Техас, так сказать, лучше понять истоки организации и Ваши мотивы.
- Истоки и мотивы? – громко засмеялся Макларен, учи историю сынок, кое-кто задолжал нам по гроб жизни, а теперь решил вот так вот просто убрать с дороги, вот и вся история, все истоки и мотивы, - смех его резко прервался, лицо стало серьезным, даже злым.
- Постойте, мистер Макларен, я не хотел Вас обидеть, просто людям необходимо понять суть Вашей борьбы…понять, что вы никакой не террорист или бандит, а борец…
-.. постой, дружок…- Макларен перегнулся через стол, внимательно вглядываясь в глаза журналиста, - как там тебя, Джейсон?
- Да, Джейсон.
- С чего бы тебе писать обо мне как о борце за справедливость, с чего бы это вообще тебе проявлять ко мне такой неподдельный интерес, да еще и в таком позитивном ключе, а? Джейсон…
Журналист выдержал взгляд «посла Республики», и холодным ровным голосом произнес глядя в суровые глаза оппонента:
- Я вам симпатизирую…и даже более того, - он слегка карикатурно подмигнул, так, чтобы не заметила камера, - я никакой не провокатор. Вот увидите, я не задам Вам ни одного провокационного вопроса, а редакционный материал вы сможете лично проконтролировать. Я обещаю.
Потянулись минуты молчания. Макларен смотрел в глаза этого странного журналиста очень внимательно и пристально, как будто пытаясь заглянуть в самую душу, но Клоувер оставался спокоен и непреклонен.
- Помнишь Аламо? – неожиданно спросил Макларен.
- Помню и Голиад! – торжественно ответил Клоувер.
- Что ж, я отвечу на твои вопросы, - откинувшись в кресле, вальяжно, как домашний кот, ответил Макларен.
- Ну что ж, начнем, - ответил Клоувер, - начнем с истоков.
- Историю наверняка в школе учил? – спросил Макларен и, не дожидаясь, ответил, - Ничего, я знаю чему учат нынче в школах, я напомню.
Клоувер, не перебивая собеседника, открыл блокнот и принялся писать…
…
- Чтобы понять эту землю необходимо, прежде всего, вспомнить самые первые истоки, самое начало духа этих земель. Техас – это огромное пустынное поле, местами дающее жизнь как на юге, местами жизнь отбирающее как на севере и западе в пустынях. Испокон веков населяли его массы разных индейских народов – апачи, атапакан, бидаи, каддо, команчи, чероки, кайова, тонкава, вичита и каранкава. Самыми крупными и сильными всегда были апачи, но друг с другом они редко воевали, среди них было одно скрепляющее звено, сила союза охотников и воинов. Ведь не зря испанцы до ужаса боялись этих земель, они пришли сюда не из Мексики по суше, а ютились на берегах океана, поближе к своим кораблям. Вся огромная пустынная территория северо-восточной Мексики была слабозаселенной даже в те времена, когда Мексика, ощутив силу, приобрела свою независимость. Лишь тогда робкие ручьи поселенцев начали заселять пустые промежутки между побережьем Техаса и остальной Мексикой, и это при том, что индейцы периодически начисто вырезали эти робкие ручейки и громили целые армии. Тогда лишь небольшая кучка испанцев и французов сумела закрепиться в этих местах благодаря тому, что активно смешивалась с самими индейцами кровными узами. Впрочем, так было принято во всех французских и испанских колониях и именно это, как ни странно стало их проблемой, они не вырезали индейцев, как это делали англичане, а затем и американцы, но здесь эта тактика не срабатывала. Уже тогда, эти смешанные поселенцы начинали ощущать свою самобытность в этих местах, начинали чувствовать себя народом.
Несмотря на это, Мексиканская власть, так или иначе, имела силу в этих местах. Тогда во главе Мексиканских штатов стояло довольно слабовольное правительство, которое решило, что укрепить наши земли можно допустив поселенцев из США. В 1825 году законодательные собрания штатов Коауила и Техас издали закон, обеспечивавший поселенцам из США возможность получения земельных наделов по низкой цене, причем платежи производились в рассрочку, а также предоставлялось освобождение от налогов на срок десять лет. Число колонистов быстро увеличивалось и к середине 1830-х годов в Техасе проживало уже более 30 000 американцев. В те годы, первые американские поселенцы быстро осознали слабость мексиканского правительства и попытались устроить восстание, так называемый фрестонский мятеж, когда поселенцы, возглавляемые Хаденом Эдвардсом, провозгласили независимость от Мексики Техаса и создали Республику Фредонию.
- Хм, что-то я не помню, чтобы такая Республика существовала в этих краях, - заметил Клоувер.
- Естественно, поскольку республика продержалась чуть более месяца. Именно это выступление дало почву для Техасской революции, в ходе которой Техас получил независимость. Восстание изменило отношения между коренными индейцами и поселенцами, племена чероки, вако и прочие неоднократно вмешивались в конфликт на стороне повстанцев. Мексика усилила гарнизоны в регионе, а в 1829 году при президенте Висенте Герреро в Мексике был принят закон, отменяющий рабство, бывшее нормой среди американских переселенцев. Кроме того в 1830 году, в период президентства генерала Санта-Анны, мексиканский конгресс запретил иммиграцию из США в пограничные с ними штаты Мексики. Эта политика мексиканского правительства вызывала недовольство среди жителей Техаса и послужила поводом к войне за независимость.
- Ага, значит, конфедераты сделали свое дело, да?
- Да, именно они, хотя тогда такого понятия еще не было в этой стране. Далее всё пошло по нарастающей с поразительной скоростью. Уже 2 октября 1835 году произошло столкновение 150 техасцев под командованием Джона Генри Мура с отрядом мексиканской кавалерии из 100 человек близ города Гонсалес, что привело к началу военных действий. Поначалу у техасцев не было регулярной армии, их отряды состояли исключительно из добровольцев. Более серьёзное столкновение произошло чуть позже, 28 октября 1835 года в битве при Консепсьоне, в которой приняло участие 90 техасцев под командованием Стефена Остина и 450 мексиканцев, которых возглавлял полковник Доминго Угартечеа. Техасцы отбили атаки превосходящих сил мексиканцев, причём убит был только один техасец, Ричард Эндрюс, а мексиканцы потеряли то ли 14, то ли 76 человек убитыми, история всего не упомнит.
12 октября армия Стефена Остина из примерно 600 техасцев осадила мексиканский город Сан-Антонио-де-Бехар, который обороняли в два раза большее количество солдат мексиканской армии под командой Коса. Через некоторое время Остин отбыл в США, чтобы заручиться их поддержкой, а осаду возглавил генерал Эдвард Барлесон, который предпринял несколько успешных атак на город. В середине декабря мексиканский гарнизон, страдающий от нехватки провизии, капитулировал и мексиканская артиллерия и большая часть ручного оружия досталась техасцам.
- Тот самый Остин, в честь которого названа столица штата? – перебил Клоувер.
- Да, тот самый, - недовольно произнес Макларен, тот самый который привел в Техас первые 300 американских семей. Так вот, в начале декабря техасцы захватили небольшой город Голиад, где 10 декабря была провозглашена декларация независимости Техаса. Этот день мы празднуем каждый год наравне с 4 июля, как самый великий день в нашей истории.
- Я всегда увлекался оружием тех времен и лично считаю, что одной из причин ранних побед техасских повстанцев было использование ими охотничьих ружей, которые стреляли по отдалённым целям намного эффективнее, чем устаревшие мексиканские мушкеты Brown Bess.
Клоувер оторвался от блокнота и удивленно взглянул на Макларена.
- Но это так, отступление от основной темы, в общем, о чем я…ах, да… в ответ на победы техасских поселенцев были посланы мексиканские войска численностью 6000 человек, которыми командовал лично Санта-Анна.
- Я бы не стал распространяться об оружии мистер Макларен, вы же знаете, они из этого увлечения сделают очередное подтверждение для образа террориста, - перебил его Клоувер.
- Да, я помню… не записывай это, пожалуйста, - негромко произнес Макларен.
- Не буду, вернее, запишу, но от себя, как примечание автора, - ответил Клоувер, - продолжайте, пожалуйста.
- Окей, так, на чем мы там остановились?
- Войска мексиканцы в ответ отправили, 600 человек.
- 6000… горе-писатель, - с усмешкой произнес Макларен, - 6000 человек, под командованием убийцы Санта-Анны. 23 февраля 1836 года армия Санта-Анны начала осаду крепости Аламо в Сан-Антонио, которую обороняло около 200 техасцев под командованием Уильяма Тревиса[[2]], Джима Боуи[[3]]. Через три дня на помощь защитникам Аламо из Голиада выдвинулся отряд полковника Джеймса Фэннина[[4]], состоящий из 300 с лишним человек и 4 орудий, но спустя четверо суток Фэннин повернул назад, ссылаясь на нехватку провианта и необходимость защищать Голиад. 6 марта в 5:30 начался штурм Аламо, ставший самым известным сражением войны - все защитники Аламо были убиты, мексиканцы потеряли приблизительно 150 человек убитыми и 350 ранеными. Среди находившихся в Аламо мексиканцы оставили в живых только 16 человек - женщин, детей, а также раба Тревиса Джо, раба Боуи Сэма и мексиканского дезертира Бригидо Гереро, выдавшего себя за военнопленного. Местные уже после дополнили список выживших версиями вроде той, что среди выживших был Дэвид Крокетт [[5]], после взятия крепости казнённый по приказу Санта-Анны.
Макларен открыл маленькую пластиковую бутылку газировки, стоявшую на столе и, отпив несколько глотков прямо из горлышка, продолжил с еще большим энтузиазмом. Было видно, что история захватывала его дух целиком, особенно когда он начинал яростно жестикулировать, описывая события.

[1] Посол Республики Техас в США, сепаратистского движения в США, добивающегося независимости Техаса.

[2] Уильям Тревис - Американский юрист и военный. В возрасте 26 лет получил звание подполковника в техасской армии и командовал силами Техасской республики в ходе Войны за независимость Техаса. Убит при защите миссии Аламо, во время которой возглавлял её защитников.

[3] Джим Боуи - Американский авантюрист, герой Техасской революции. Его фамилию выбрал своим псевдонимом музыкант Дэвид Боуи (точнее, Дэвид Боуи использовал в качестве псевдонима название ножа, который, в свою очередь, был назван по фамилии Джеймса Боуи).

[4] Джеймс Феннин - Американский военачальник, герой Техасской революции.

[5] Дэвид Крокетт - Американский путешественник, офицер и политик, ставший персонажем фольклора США.

- Другая победа была одержана мексиканским генералом Хосе де Урреа[[1]] над техасцами, которыми руководили Джеймс Грант, Фрэнк Джонсон и Роберт Моррис, намеревавшиеся напасть на мексиканский город Матаморос. В конце февраля Урреа, выступив из Матамороса, внезапно напал на отряд Джонсона, убив 20 человек и взяв в плен 32 оставшихся в живых. Джонсон и 4 других техасца были взяты в плен, но затем смогли сбежать и соединиться с армией Джеймса Фэннина. Вслед за этим в начале марта у Агуа-Дульсе мексиканцы внезапно атаковали отряд Гранта и Морриса, убив самих Гранта и Морриса и других техасцев, остальные же попали в плен и были отправлены в Матаморос.

Правда техассцам уже было наплевать, эти эпатажные ребята 2 марта 1836 года, в Вашингтон-на-Бразосе, на Собрании представителей американских переселенцев, то есть на Техасской конвенции, подписали декларацию о независимости Техаса от Мексики, в то время как 19 и 20 марта 1836 года генерал Урреа одержал победу над техасцами Фэннина в бою у Колето, где мексиканцы потеряли более 200 человек, а техасцы всего — 10 убитыми и 60 ранеными. Несмотря на большие потери мексиканцев, техасцы были вынуждены сдаться в плен и были отправлены в Голиад, где 27 марта все они были казнены по приказу Санта-Анны, а само это событие получило название «Голиадская резня», но что их могло уже остановить?
- Откуда в твоей голове столько точных цифр? – удивленно спросил Клоувер.
- Дружище, я эту историю с детства наизусть знаю и пересказывал ее миллионы раз нашим ребятам и вновь прибывшим. Слушай дальше - в то время Мексика переживала тяжелые времена, треть территории было охвачено мятежом, от Техаса до Мехико, а также восточное побережье и полуостров Юкатан, где индейцы майя давали мексиканцам понюхать пороха посреди влажных джунглей.
Поражения не сломили духом техасцев и вдохновили на создание регулярной армии, которую возглавил Сэм Хьюстон [[2]].
21 апреля 1836 года произошло решающее сражение между техасской и мексиканской армиями у Сан-Хасинто, это недалеко от нынешнего Ла Порте, если ты не в курсе.
Мексиканцами командовал непосредственно генерал Санта-Анна. Большинство техасских офицеров на совещании утром решило обороняться и ждать нападения армии Санта-Анны, но Сэм Хьюстон настоял на том, чтобы первыми напасть на мексиканцев, и получил одобрение своего плана у техасского военного министра Томаса Джефферсона Раска. Стараясь двигаться быстро и бесшумно, около 800 техасских солдат подошли к лагерю мексиканской армии и внезапно атаковали его с криками «Помни Аламо!» и «Помни Голиад!». Это уже впоследствии выражение «Помни Аламо!» стало крылатым, но родилось оно именно в тот день. Мексиканцы, их было около 1400 человек, были застигнуты врасплох и плохо подготовлены для ближнего боя, что привело их к быстрому поражению. Мексиканский генерал Мануэль Фернандес Кастрильон [[3]] погиб, пытаясь организовать своих людей для обороны против техасцев, большая часть мексиканцев начала сдаваться в плен. Вскоре остатки мексиканской армии — 400 человек под командованием генерала Хуана Альмонте[[4]] — капитулировали. Общим итогом битвы, длившейся всего приблизительно 20 минут, был полный разгром мексиканцев, которые потеряли более 600 человек убитыми, 200 ранеными и 700 взятыми в плен, в то время, как техасцы потеряли 9 убитыми и около 30 ранеными. Санта-Анна скрылся, но вскоре был обнаружен и взят в плен.
Генерал Висенте Филисола, командующий той частью мексиканской армии, которая не участвовала в сражении у Сан-Хасинто, отдал приказ вернуться в Мехико, несмотря на протесты Урреа, который считал, что поражение потерпел только Санта-Анна, но не Мексика, и что надо продолжать войну.
Таким образом, мой друг, техасцы завоевали себе свободу и независимости в те тяжелые дни собственной кровью и ничьей другой.
- Это, как я понимаю, основа вашей организации, эта победа, как символ? – спросил Клоувер.
- Да, это так, это наш символ независимости, наш доказательство того, что техасцы сами вольны распоряжаться своей судьбой и своим государство не хуже захватчиков, – ответил Макларен. Он становился все эмоциональнее, жестикуляция его теперь сопровождала почти каждое слово.
- 14 мая 1836 года официальные представители Техаса и генерал Санта-Анна подписали договор о независимости в городе Веласко. Договор предусматривал прекращение боевых действий, передислокацию мексиканских войск южнее Рио-Гранде, возвращение Мексикой захваченного имущества и обмен военнопленными. В обмен на это Санта-Анна получал возможность вернуться в Мексику, как только он сочтёт это подходящим. Правда, последний пункт договора был нарушен техасцами, но с мексиканцами иначе никак.
Однако правительство Мексики не ратифицировало договор, оставляя вопрос о независимости Техаса открытым, а западная часть современного Техаса продолжала иметь неясный юридический статус. То есть мы продолжали фактически находиться в состоянии войны, чем, конечно же, воспользовались мексиканцы.
Дальше пошли более спокойные годы созидания и государственного строительства. В конце 1836 года была принята конституция подтверждающая право рабовладения, и Техас был провозглашён республикой. Первым президентом стал молодчина Сэм Хьюстон.
После неоднократного перемещения столицы центром власти был выбран в 1837 году Хьюстон. Республика Техас получила международное признание, что очень важно заметь! Мы были не просто территорией, мы были самостоятельным государством, что бы не говорили эти мудаки из Вашингтона! – эмоции Макларена накалились до предела, он почти кричал эти слова.
Из-за двери показался охранник и неодобрительно взглянул на собеседников.
- Все хорошо мистер, он просто очень эмоционален, - сказал Клоувер охраннику.
- Спокойней тут, это вам не лекционный зал, - отчеканил охранник и скрылся за дверью.
Макларен, глубоко дыша, перевел взгляд с двери на Клоувера и, усмехнувшись, продолжил.
- При этом рейды мексиканцев продолжались. Например, в начале 1842 года отряд мексиканцев численностью более 500 человек, ведомый Рафаэлем Васкесом, вторгся в Техас впервые после революции, дойдя аж до Сан-Антонио, но отступил назад к Рио-Гранде. В середине сентября 1842 года полуторатысячная армия Мексики, ведомая Адрианом Уоллом, захватила часть Сан-Антонио, но позже также отступила, захватив пленных.
Столкновения продолжались на протяжении почти 10 лет и зависели от того, укреплялись ли позиции мексиканского правительства или ослаблялись. США официально в эту борьбу не вмешивались, хотя тысячи волонтеров в США вербовались для помощи техасцам. Вооружённые конфликты между Мексикой и Техасской республикой вовсе не прекратились присоединением последней к США по договору от 29 декабря 1845 года, когда Техас стал 28-м штатом, как нас пытаются заверить федералы. Это все ложь и пропаганда для населения! На самом деле только лишь победа США в Американо-мексиканской войне 1846—1848, полностью подавила сопротивление и претензии Мексики. Когда Техас отделился от Мексики, он изначально намеревался стать рано или поздно частью США, говорят они, но все мы знаем, что среди техасцев витала идея развития Техаса в обширное государство с территорией до Тихого океана.
Техас является первым и до сих пор единственным международно признанным независимым государством, напрямую принятым в состав США в качестве равноправного члена союза, хотя я тебе скажу честно – это была аннексия, нас просто никто не спросил, все решили за нас. Все за нас, также как и сейчас…
Макларен замолчал и уставился в окно, за которым медленно проплывали по раскаленному небу летние техасские облака.
- Это все? – спросил Клоувер.
- Всё. Это все, конец всему, - ответил Макларен, не отрывая глаз от облаков, - зная это, ты теперь легко понимаешь наши мотивы. Мы знали, что Техас всегда был, есть и будет сильным государством, самостоятельной нацией способной строить свой мир по своему усмотрению, но теперь нас не осталось, захватчики заставили последних из нас замолчать, а народ слишком сыт и полностью оболванен, чтобы понять все это. Хотя… - он взглянул на Клоувера, - может что-то и перевернется в их головах, если ты правильно расскажешь им о том, что сегодня услышал, может быть, ты спасешь Республику Техас, может быть…- голос Макларена затих.[[5]]
Дверь распахнулась, в помещение вошли двое охранников в форме.
- Время вышло Макларен, пора в камеру, - произнес самый крепкий из них.
Макларен медленно встал, допил воду из бутылки, и, развернувшись, двинулся к выходу. На пороге он, не оборачиваясь, произнес:
- Удачи, Джейсон. Помни Аламо.
Клоувер не увидел улыбки на его лице.
…
Через три дня статья была готова, Клоувер передал ее на утверждение главному редактору и ждал в своем кабинете ответа. Время шло, а шеф все молчал. Зайти к нему Клоувер не мог, у него уже второй час были какие-то посетители. Наконец двери в кабинет начальника распахнулись, оттуда вышли двое мужчин официального вида, в черных солнцезащитных очках и серых костюмах, с металлическими чемоданами в руках. Не обращая ни на кого внимания, мужчины вышли из помещения редакции. Сгорая от нетерпения, Клоувер буквально влетел в кабинет начальника, но тут же остановился, увидев в спокойном, но очень строгом взгляде начальника угрозу.
- Клоувер, - произнес он строго, - забудь, просто забудь, или ищи другую работу. Я не собираюсь терять бизнес из-за твоих статей.
- Как, - опешил Клоувер, - но почему? Это они, это из-за них? – срываясь на крик, и, указывая пальцем на выход, произнес он.
- Да, из-за них, федералам очень не понравилось то, что ты пишешь, они забрали твою рукопись и предупредили, что если что-то подобное снова появится, то ты будешь сидеть рядом с Маклареном до конца его дней, так что успокойся и забудь пока не поздно…
- Забудь, - шепотом произнес Клоувер, выходя из кабинета начальника.
В этот момент он осознал слова Макларена полностью. В эту секунду он сделал свой смелый выбор, как когда-то его сделали славные жители Республики Техас.

[1] Хосе де Урреа - Видный мексиканский военачальник. Во время Техасской революции сражался под командованием президента Мексики Антонио Лопес де Санта-Анна. Войска Урреа за время кампании ни разу не покидали поле боя побеждёнными. Наибольшего успеха он достиг в течение Голиадской кампании, в битве у ручья Колето, в результате которой он взял в плен около четырёхсот техасцев вместе с их предводителем — Джеймсом Фэннином.

[2] Cэм Хьюстон - Американский политик и государственный деятель, первый и третий президент республики Техас, давший своё имя городу Хьюстон. Единственный в истории США человек, бывший губернатором двух разных штатов, а также единственный губернатор, бывший до этого главой иностранного государства.

[3] Мануэль Фернандес Кастрильон - Мексиканский военачальник, генерал-майор мексиканской армии и близкий друг президента Мексики генерала Антонио Лопеса де Санта-Анны.

[4] Хуан Альмонте - Мексиканский политический и государственный деятель XIX века, дипломат, военный. В 1860-х годах Альмонте возглавлял мексиканскую консервативную партию и некоторое время служил наместником вплоть до установления Наполеоном III Второй Мексиканской империи.

[5] Члены организации «Республика Техас» были обвинены американскими властями в осуществлении организованной преступной деятельности. В 1997 году база сепаратистов была блокирована полицией и силами ФБР в городе Форт-Дэвис, когда одна из групп во главе с Ричардом Маклареном («послом Республики Техас в США») захватила заложников. Макларен угрожал оказать вооружённое сопротивление при попытке штурма. В результате того, что власти опасались повторения событий при штурме поместья секты «Ветвь Давидова» с многочисленными жертвами, осада затянулась на неделю, после чего Макларен и его сподвижники были арестованы.

ЧАСТЬ 2:
5 историй о ребенке, который так полюбил свободу, что решил не делиться ею с другими
НА КРАЮ ОКЕАНА

Прохладный морской бриз облегчал жар. Король уже вторую неделю лежал, не вставая с ложа, укутанный шкурами и пальмовыми листьями. Слабость и болезненный жар накатывали на него раз за разом все сильнее. Сегодня, пока позволяла погода, он попросил прислугу приоткрыть вход в свой дворец, прикрытый пальмовыми листьями перевязанными веревками из пальмовой коры. Поскольку дворец находился на возвышении, открытый вход в него позволял королю видеть окружающие просторы, не вставая. В помещении стоял приятный сладковатый запах сандала. Король, периодически отпивая кокосовое молоко из чашки, сделанной из половинки кокосового ореха, задумчиво смотрел на горизонт, туда, где в яркие голубые воды лагуны, на фоне пальмовых лесов и разноцветных пологих холмов, покрытых мириадами ярких цветов, бабочек и жуков, медленно сползало в воды океана оранжевое солнце.

Всего лишь четыре года прошло с тех пор, как он своей хитростью и отвагой сумел сделать то, что его предки не могли сделать последние 500 лет, с тех пор как заселили эти острова. Четыре года назад он объединил враждующие государства в одно королевство под своим знаменем. Да, ему пришлось поиграть в опасные игры с белыми пришельцами, но ему нужно было их оружие, чтобы усмирить неразумных врагов, не понимающих, что сила и будущее их народа кроется лишь в едином и сильном государстве. Четыре года прошло, и хоть и много еще недовольных среди бывших врагов, но государство сильно и даже способно на равных говорить с пришельцами… Одна лишь беда, болезни, те самые что занесли сюда пришельцы, от них нет спасения, люди гибнут целыми деревнями. Но ведь пришельцы не так уж часто умирают от них, а значит, у них есть противоядие…
Мысли короля прервал слуга, быстро вошедший в дом. Видно было, что новость, которую он нес с собой, была чрезвычайно важна, поскольку лишь отдышавшись несколько минут, он сумел внятно передать ее королю.
- О, Великий Камеамеа [[1]], могучий вождь четырех государств, повелитель Кауаи и Ниихау [[2]], спасительная новость пришла к нам из-за океана!
Король отвлекся от созерцания природы, медленно поставил кокосовую чашку на пол и кивком головы дал знать слуге, что готов его выслушать.
- Повелитель, - смиренно произнес слуга, - вы, наверное, помните тех европейцев, которые приплыли к нам в разгар войны 9 лет назад на двух кораблях. Они еще разговаривали на странном сложном языке, а негодяй Каумаулия пытался перейти к ним в подданство и всячески подстрекал против нас. По сей день, они покупают у нас сандаловое дерево.
- Да, что-то припоминаю, - хриплым больным голосом произнес Король, - а что с ними не так? – Камеамеа подтянул в сторону яркий разноцветный королевский плащ из перьев колибри и устроился поудобнее.
- С ними все отлично и даже лучше, чем вы ожидаете о, Великий, к нам прибыл их представитель, он зовет себя доктор Георг Антон Шеффер, но его люди называют его Егор Николаевич, - коверкая слова и с трудом выговаривая сложные имена, произнес слуга.[[3]]
- Он говорит, что может Вас вылечить повелитель!
Король улыбнулся.
- Никогда еще не встречал белого, который бы помогал кому-то просто так. Ему наверняка что-то надо от нас?
- Да, повелитель, - смущенно улыбнулся слуга, - у них есть одна просьба. Они говорят, что на Кауаи потерпел крушение их корабль, который вместе с грузом был захвачен негодяем Каумаулией.
- Опять этот Каумаулия! – рассержено произнес король, - никак не успокоится жадный подонок!
Потянулись минуты молчания, король о чем-то думал, взгляд его пронзал время и пространство, на лице выражались эмоции злости и негодования, слуга же ждал, выбирая удобную минуту, чтобы прервать молчание.
Вскоре он не выдержал и прервал раздумья своего покровителя:
- Простите повелитель, но как мне поступить?
- Зови его сюда, - кратко произнес король, - пусть лечит меня. Если он хороший лекарь, я исполню его просьбу.
…
Шеффер вылечил правителя, чем завоевал «дружбу и доверие великого короля», который даровал ему несколько десятков голов скота, рыболовные угодья, землю и здания под факторию. Но дух авантюриста, глубоко укоренившийся в этом человеке, не позволил ему воспользоваться приобретенным даром себе на пользу. Уже через несколько месяцев король начал понимать, что его новый лекарь человек далеко не честный, и пользуется его расположением, чтобы решать свои мелкие дела. К тому же, американцы, торговавшие с Королевством, постоянно доносили королю о всевозможных неугодных действиях творимых Шеффером на островах, у них был свой интерес, бесспорно, но король доверял им, пока они не претендовали на его власть и на его острова. Переговоры так и не были доведены до конца и, как только Шеффер понял, что тучи сгущаются над его головой, он уже в мае 1816 года на подошедших русских кораблях «Открытие» и «Ильмена» отплыл на Кауаи. История, однако, только начиналась…
…
- Что ж, раз так, то будем действовать силой, - развалившись на стуле, прямо на палубе, многозначительно вещал Шеффер капитану «Открытия».
Капитан сомневался.
- А было ли одобрение, ведь это может спровоцировать войну…
- Капитан, - высокомерно протянул Шеффер, - здесь я решаю, какие методы избирать, как официальное лицо компании, а вы лишь перевозчик и исполнитель, так что извольте-с соблюдать субординацию.
Капитан недовольно хмыкнул в густую седую бороду, но промолчал. Он слишком сильно презирал этих компанейских зазнаек, но знал, что полностью зависит от них, поэтому предпочитал не спорить, чтобы не вылить случайно весь гнев, копившийся в его мыслях годами.
Шеффер довольно улыбнулся, встал и подошел к борту корабля. На горизонте виднелся остров, райский остров с голубой лагуной и десятком соломенных домиков у кромки белоснежного песчаного пляжа.
- Райская земля, - думал Шеффер, - даже и не поверишь, что здешние дикари могли убить самого Кука с особой жестокостью, не вяжется это с картинами местных красот.
От берега отделилось каноэ с посланцами. Шеффер ждал, внимательно вглядываясь в него, однако не похоже было, что плывут посланцы войны и это его удивляло.
Прошли долгие минуты ожидания, прежде чем посланцы взошли на борт с дарами. Рыба, экзотические фрукты, завернутые в пальмовые листья, и мелкие драгоценные камушки были преподнесены капитану и Шефферу со словами мира.
- Это самый лучший день в моей жизни, - думал Шеффер в этот момент, - могло ли быть лучше? Алоха, Гавайи! – воскликнул он, радостно улыбаясь посланцам. Они ответили ему улыбками, но отплывая, не преминули украсть пару железных гвоздей и других безделушек с корабля по гавайской традиции. Что уж говорить, если именно эта привычка в свое время привела к конфликту и погубила Кука. Шеффер помнил ту историю и не обижался на местных аборигенов, он знал, что это всего лишь отсутствие у них понимания частной собственности, которое со временем можно подправить в их головах.
Посланцы передали им пожелание повелителя Кауаи, вождя Каумуалии. Вождь оказался рад возможности получить сильного союзника и с его помощью возвратить независимость. Каумуалии обязался не только возвратить спасённую часть груза «Беринга», но и предоставить Российско-американской компании монополию на торговлю сандаловым деревом.
Шеффер не стал долго ждать, ведь такая возможность представлялась редким счастливым случаем, и ее нельзя было упускать.
21 мая вождь в торжественной обстановке, тщательно подготовленной Шеффером, просил Александра I принять свои владения под покровительство, клялся в верности российскому скипетру, обещал возвратить «Беринга» и его груз, дал компании монополию на торговлю сандаловым деревом и право беспрепятственного учреждения на своих территориях факторий.
Шеффер, довольно потирая руки, начал готовить колонию, возомнив себя наместником этих земель. Вождь, однако, оказался не менее хитрым и своей выгоды не упускал.
1 июня вождь по тайному договору выделил Шефферу 500 человек для завоевания островов Оаху, Ланаи, Мауи, Малокаи и прочих, а также обещал всяческую помощь в строительстве русских крепостей на всех островах. Шеффер купил для Каумуалии шхуну «Лидия» и договорился о покупке у американцев вооружённого корабля «Авон». Окончательно оформить и оплатить сделку должен был глава компании Баранов, а стоимость кораблей Каумуалии обязался возместить сандаловым деревом.
Шефферу и его людям королём было пожаловано несколько гавайских селений и ряд территорий, где Шеффер произвёл серию переименований: долину Ханалеи назвал Шефферталь (долина Шеффера), реку Ханапепе — Доном. Дал он русские фамилии и местным вождям.
Во владениях Каумуалии Шеффер силами предоставленных ему королём нескольких сотен работников разбил сады, построил здания для будущей фактории и три крепости, назвав их в честь Александра I, его жены императрицы Елизаветы и Барклая-де-Толли. На территории Елизаветинской крепости была построена небольшая церковь - первая на Гавайях православная церковь, а на территории Александровской — часовня, колония процветала.
Однако, обещания свои Шеффер не спешил исполнять. Он не хотел ввязываться в крупные действия без поддержки со стороны, а потому просто обманывал вождя настолько, насколько позволяла ему его природная хитрость. Но даже простой и по-детски наивный местный народ рано или поздно начинал понимать, что его попросту дурачат. Вождь начинал осознавать, как хитро его обводят вокруг пальца. Но конец авантюре положил вовсе не он.
6 сентября 1816 судно «Авон» с подлинниками соглашений Шеффера и Каумуалии отплыло в Ново-Архангельск. Копии документов Шеффер отослал в Петербург с просьбой прислать два военных корабля.
Баранов, однако, отказался от покупки «Авона», а Шефферу запретил «входить в каковые-либо дальнейшие спекуляции», заявив, что не может одобрить его действий без получения разрешения главного правления.
Тем временем обстановка все более накалялась. В сентябре 1816 года под давлением Камехамехи была оставлена фактория, построенная в его владениях. Американцы построили на землях Каумуалии свою факторию и, стремясь вытеснить русских, перекупали все товары, обещанные им королём. Они даже предприняли попытку спустить российский флаг в селении Ваимеа (Кауаи), но знамя защитили воины Каумуалии.
Наконец американцы раскрыли карты и объявили Каумуалии и островитянам, что ведут войну с русскими и, если русские не будут изгнаны с островов, приведут 5 военных кораблей. Из-под командования Шеффера ушли почти все находившиеся у него на службе американцы и англичане. 17 июня 1817 года после вооруженного столкновения, в котором трое русских и несколько гавайцев были убиты, Шеффер и его люди были вынуждены покинуть остров на кораблях «Ильмень» и «Мирт-Кадьяк». «Ильмень» был отправлен за помощью в Ново-Архангельск, а на потрёпанном «Мирт-Кадьяке» Шеффер отплыл в Гонолулу, откуда капитан Льюис на «Пантере» 7 июля забрал Шеффера в Китай.
Так бесславно закончилась авантюра знаменательного немца на службе Российской Империи в этих далеких экзотических краях. Судьба Шеффера на этом не закончилась, он продолжал свои приключения в других частях света никогда не переставая удивлять современников и потомков своей деятельной энергией. Судьба же Гавайских островов навсегда разошлась путями с Российской Империей.
…
Направленное в Главное правление Российско-американской компании Барановым послание Шеффера достигло адресата лишь 14 августа 1817 года. Хоть и будучи уверенными в необходимости присоединения островов, но не решаясь действовать самостоятельно, директора компании В. В. Крамер и А. И. Северин направили донесение императору и министру иностранных дел К. В. Нессельроде. В феврале 1818 года Нессельроде изложил окончательное решение российского императора:
- Государь император изволит полагать, что приобретение сих островов и добровольное их поступление в его покровительство не только не может принесть России никакой существенной пользы, но, напротив, во многих отношениях сопряжено с весьма важными неудобствами. И потому Его величеству угодно, чтобы королю Томари, изъявя всю возможную приветливость и желание сохранить с ним приязненные сношения, от него помянутого акта не принимать, а только ограничиться постановлением с ним вышеупомянутых благоприязненных сношений и действовать к распространению с Сандвичевыми островами[[4]] торговых оборотов Американской компании, поколику оные сообразны будут сему порядку дел.
Подобное решение находилось в соответствии с общим направлением политики России того времени. Отказываясь от приобретений на Тихом океане, Александр I рассчитывал удержать Великобританию от захватов территории распадающейся Испанской колониальной империи. Кроме того, правительство не хотело ухудшать отношения с США перед началом переговоров по включению их в состав Священного союза[[5]].
Российско-американская компания, таким образом, ничего не приобрела от действий Шеффера, в то же время понеся ущерб в размере 200 000 руб. Получить эту сумму с не имевшего средств Шеффера правление не сочло возможным и в 1819 году просто уволило его. Однако, еще в конце 1818 года Шеффер прибыл в Россию и подал императору записку, в которой обосновывалась необходимость захвата всех Гавайских островов и описывались выгоды от этого предприятия. Записку проанализировали Министерство иностранных дел, Департамент мануфактур и внутренней торговли, Российско-американская компания, после чего вновь был дан отрицательный ответ.
Несмотря на успех агрессивных действий американцев и вердикт правительства, Российско-американская компания не оставляла надежды утвердить своё влияние на архипелаге. Главное правление отправило управляющему колоний инструкцию склонить Каумуалии к установлению дружбы и позволению русским поселиться на Ниихау, «всего же лучше, ежели бы он сей остров продал компании… Приобретение сего острова тем важно для компании, что он есть самый ближайший к колониям и, будучи малолюден, менее представляет опасности от кичливости жителей». Л. А. Гагемейстер и М. И. Муравьёв отнеслись к инструкции скептически, подвергнув сомнению выгодность торговли с Гавайями, а в 1821 году и Главное правление фактически признало архипелаг сферой американского влияния и переключилось на калифорнийское направление.
Последнюю попытку убедить правительство присоединить Гавайи предпринял русский консул в Маниле П. Добелл. Он побывал на островах в 1819—1820 годах и нашёл Гавайское королевство раздираемым внутренними смутами. Наследник умершего в 1819 году Камеамеи I Камеамеа II просил Александра I оказать ему «помощь и покровительство… для поддержания власти и престола». В своих письмах Александру I и Нессельроде Добелл утверждал, что присоединение Гавайев необходимо даже для сохранения уже имеющихся у России земель. Однако ответа он так и не получил.
…
Тем временем Гавайская история продолжалась, оставшись один на один со своими проблемами. Расчёт вождя Каумуалии на американцев тоже не оправдался.
В октябре 1821 г. новый король Лиолио, наследовавший Камеамеа I под именем Камеамеа II, посетил столицу острова Кауаи и похитил поднявшегося на его корабль Каумуалии под предлогом прогулки. После похищения Каумуалии был помещён под домашний арест в королевской резиденции на острове Мауи.
Междоусобицы закончились, но долгожданный покой не наступил, теперь уже внешняя угроза набирала силу, переводя в небытие былое государство гавайцев.
С прибытием в Гавайское королевство в 1820 г. миссионеров немногочисленное белое население начало оказывать всё большее влияние на гавайских монархов. В 1826 г. в королевстве был введён первый налог — на доходы от торговли и судостроения, а в 1840 г. белое меньшинство потребовало от Камехамеха III принятия конституции.
В последующие годы интерес США к королевству возрос и результатом этого стало подписание в 1875 г. договора о взаимности, по существу являвшегося соглашением о свободной торговле, гарантировавший беспошлинный ввоз в США гавайского сахара и предоставлявший американцам особые экономические привилегии. В 1887 г. договор был продлён, и США получили право на строительство знаменитой военно-морской базы в Перл-Харборе.
Последний король Гавайских островов Калакауа утратил поддержку плантаторов из-за своей расточительности и попыток возродить гавайскую культуру. В 1887 году вооружённые отряды белых принудили его принять новую конституцию, которая получила название «Конституция штыка». Она серьёзно ограничивала королевские полномочия и вводила избирательное право для богатых жителей Гавайев, которые, как правило, были американцами и европейцами.
В 1891 г. на престол вступила королева Лилиуокалани, которая сразу же взяла курс на отмену «Конституции штыка». Она выдвинула проект новой конституции, однако он был отвергнут правительством. Сторонники присоединения Гавайев к США составили против королевы заговор. 17 января 1893 г. заговорщики, поддержанные матросами с американского корабля «Бостон», совершили государственный переворот. Правительство США отказалось аннексировать территорию, отметив, что свержение монархии, в ходе которого были использованы американские войска, было совершено вопреки народной воле. Тем не менее, королевство перестало существовать, и на Гавайских островах была введена республиканская форма правления.
В 1895 году сторонник реставрации монархии Роберт Уильям Уилкокс составил заговор с целью возвращения королевы к власти. Его сторонники привели из Сан-Франциско корабль с оружием и амуницией и тайно разгрузили его в Гонолулу. 6 января 1895 года заговорщики встретились, чтобы обсудить план быстрого свержения республики и восстановления монархии. Однако в начале осуществления плана они неожиданно встретились с нарядом полиции, и быстро были арестованы. Уилкокс несколько дней прятался в горах, затем также был арестован. Правительство объявило, что в резиденции свергнутой королевы Лилиуокалани Уошингтон-Плейс было найдено оружие, тем самым обвинив её в участии в заговоре.
Королева была отдана под суд. Прокурор обвинил её в измене, так как она должна была знать, что оружие предназначалось для свержения республики. В ответ королева произнесла речь, в которой расценила события 1893 года как государственный переворот, сказала, что она не присягала ни временному правительству, ни Республике Гавайи, что она не признаёт права республики судить её, но что она не знала о заговоре и в целях блага своего народа выступает против насильственных действий. Она была приговорена к пяти годам тюремного заключения и трудовых работ, а также оштрафована на 10 тысяч долларов. На самом деле своё заключение она отбывала в спальне во дворце Иолани в Гонолулу, который находился под круглосуточной охраной. Через восемь месяцев распоряжением Доула она была переведена на домашний арест, а через год была амнистирована и уехала в Вашингтон.
В 1896 году президентом США был избран Уильям Мак-Кинли, и 4 марта 1897 года он вступил в должность. Руководство Республики Гавайи немедленно начало переговоры о присоединении, которые завершились летом 1898 года. Президент считал, что Гавайские острова имеют существенную стратегическую ценность для США, особенно в свете начавшейся испано-американской войны. Кроме того, Британия, Франция и Япония также проявляли интерес к островам. Поэтому 16 июня 1898 года был подписан договор о принятии республики в состав США с преобразованием в Территорию Гавайи. Договор был ратифицирован конгрессом, и окончательно подписан президентом 7 июля того же года.
…
Лидия Доминис – таковым стало новое имя наследницы экзотических островов. Ее судьба стала свидетельством нового мира, в котором те, кто, когда-то боролся с родителем, повзрослев и став самостоятельными, решили сделать свою свободу своим личным правом. Новая нация не допускала к свободе соседей, Гавайи стали одной из первых жертв нового сознания государства наций и последняя королева превратилась в последнего борца за свободу, ставшую правом без обязанности, подарком смиренным, без права на борьбу.
Будучи в тюрьме Лилиуокалани стала известна как писательница и автор песен, именно там написала гавайский гимн Алоха Оэ, а также книгу об истории страны.
Переехав в Вашингтон, она попыталась не уронить королевское достоинство полным изгнанием и затеяла тяжбу с федеральным правительством из-за коронных земель. В конце концов, легислатура Гавайев выписала ей пенсию в 4 тысячи долларов в год, а также оставила за ней доход с сахарной плантации в 24 км;. Она умерла в 1917 году от инсульта.
Гавайи навсегда превратились в часть чужого для них государства, курортом для его жителей, и лишь небольшим клочком земли посреди океана, существующим в угоду старшему брату. Тем не менее, гавайцы [[6]] не забыли своих истоков, и по настоящее время помнят и чтят свой язык, свою красивую культуру и прошлые славные времена.

[1] Камеамеа I — первый гавайский король, известный также как Камеамеа Великий, покоривший и объединивший Гавайские острова, основав Гавайское королевство в 1810 году. Установив партнёрские отношения с основными колониальными империями, Камеамеа сохранил независимость Гавайев в период своего правления.

[2] Кауаи и Ниихау находились в руках короля Каумуалии, в 1810 году ставшем вассалом Камеамеи.

[3] Георг Ше;ффер — немецкий путешественник, натуралист, авантюрист. Служил в Русско-Американской торговой компании.

[4] Сандвичевы острова – название Гавайских островов до начала 20 века.

[5] Консервативный союз России, Пруссии и Австрии, созданный с целью поддержания установленного на Венском конгрессе (1815) международного порядка

[6] Согласно отчету Бюро переписи населения США (2000 год) 401 161 человек идентифицировали себя как коренные гавайцы (как чистокровные, так и в любой комбинации), из них 104 162 человека идентифицировали себя как чистокровные коренные гавайцы. 23 ноября 1993 президент США Билл Клинтон подписал закон 103—105, также известный как «Резолюция об извинении», который перед этим был одобрен Конгрессом. В этой резолюции приносится извинение коренным гавайцам от лица народа Соединённых Штатов за свержение власти Гавайского королевства. В настоящее время при поддержке властей штата усиливается движение за сохранение и возрождение самобытной культуры.

РОЖДЕНИЕ ПРОВОКАТОРА

"Традиция и прогресс - два главных врага человечества" – так говорил когда-то французский поэт Поль Валери, и он был во многом прав. Традиции пронизывают человеческий мир насквозь, придавая правилам его существования определенные рамки. Но человечество, по сути своей и целостности существо эмоциональное, оно оценивает каждый свой шаг исходя из опыта других, оглядываясь по сторонам в поисках чужой оценки. Таким же образом оно порождает и традиции, и не всегда они становятся хорошими и верными, порой лицемерие, переложенное в группе людей на совесть другого, эту самую совесть исключает, как будто она - чумное письмо, передаваемое из рук в руки как можно дальше, лишь бы не быть открытым тем, кто его получил. Так родилась традиция, ставшая основой нации, переломившая ход ее самосознания коренным образом и пустившая корни в самых глубоких чувствах патриотизма и свободы новой общности, навсегда изуродовав лицо этих доблестных чувств.

Вот лишь несколько наиболее ярких проявлений этой традиции, которые мы могли наблюдать или о которых мы могли слышать в силу того, что произошли они не так давно:
- Операция «Urgent Fury» («Вспышка ярости») — операция вооружённых сил США по вторжению на Гренаду в 1983 году, предпринятая под предлогом обеспечения безопасности находящихся в этой стране американских граждан. В ходе операции было свергнуто пришедшее к власти в результате переворота левое правительство страны.
-Вторжение США в Панаму 20 декабря 1989 года. США заявили, что целями операции были прежде всего защита американских граждан, находящихся в Панаме, смещение генерала Норьеги со всех руководящих постов и предание его суду, как одного из лидеров наркомафии.
- Вторжение США в Афганистан – по настоящее время США проводят операцию в Афганистане в рамках операции «Несокрушимая свобода», начатой в ответ на террористический акт 11 сентября 2001.
- Вторжение США в Ирак - в марте — апреле 2003 войска США, под предлогом поиска оружия массового уничтожения, вторглись в Ирак и свергли режим Саддама Хусейна.
- Вторжение США в Ливию – по сути это было фактическое участие США и их союзников в НАТО в свержении правительства Каддафи в 2011 году. В данном случае, США больший упор сделало на союзников, так сказать тянуло каштаны из костра чужими руками. Однако, стоит отметить упорные попытки США сместить режим Каддафи с его становления в 1968 году. Например, операция «Каньон Эльдорадо» — кодовое название военной операции США против Ливии в апреле 1986 года, поводом для которой послужило обвинение Ливии в поддержке международного терроризма, которую осудил весь мир. По сути это была террористическая атака со стороны США под выдуманными и недоказанными предлогами в террористической деятельности Ливии по всему миру. Есть определенные мнения, что взрывы у посольств США руководились самими США с участием ливийских эмигрантов с целью сфабриковать провокационное дело. За период 1980-х годов в целом было осуществлено более 18 открытых столкновений вооруженных сил Ливии и США, спровоцированных США. Аналогичная компания в настоящее время развивается по отношению к Сирии.
И это лишь капля в море аналогичных по сути действий, самые известные из вмешательств нации в чужую свободу. Сколько их было неудавшихся или не столь катастрофически повлиявших на жизни других народов здесь не перечислить, ибо вы просто устанете от монотонного перечисления этих событий, достаточно посмотреть список операций проводимых в рамках Операции «Несокрушимая свобода» в Африке, Азии и Европе, не в этом суть этой истории.
Тем не менее, как же так получилось, что молодая нация, бывшая примером для подражания у всего мира, имевшая безупречный авторитет борца за свободу, честность и справедливость, нация которую холили и лелеяли все без исключения народы мира, даже те, которые нынче стали ее врагами №1 и испытывают к ней вселенскую ненависть стала такой, какая она есть? Понять это несложно, ведь рано или поздно она наполнялась самыми разнообразными людьми со всего света, многие из которых не имели никакого отношения к ее борьбе за свободу и справедливость мира. Рано или поздно должно было наступить время этих людей, покинувших свои родные земли в поисках лучшей жизни и, очень часто, затаивших злобу на свои страны, которые не дали им шанса существовать достойно на своей родине в силу разных причин. Порой это были люди не честные, деятельность которых становилась невозможной по мере укрепления власти на их родине. У них не оставалось иного пути, кроме как начать жизнь с нуля в новом мире, среди таких же, как они новичков. Они понимали, что сейчас и здесь у них есть шанс реализовать свои помыслы и амбиции, которые никак не связывали их с прошлым этой страны. Именно они привели нацию к перелому, сделали свободолюбивого ребенка завистливым, капризным и упрямым, ревностно охраняющим свое единоличное право на свободу от других, старших товарищей. А случился этот перелом чуть более столетия назад, поздней зимой нового 1898 года.
…
Легкий северный бриз накатывал серо-голубые волны на выложенную белым известняком набережную. Хмурое небо уже третью неделю никак не хотело отдать землю и море лучам зимнего солнца. Легкий теплый дождь перемешивал грязью узкие улочки города, пригибал к стволам толстые листья пальм. Сезон дождей на Кубе в этот год затянулся, но жители все же были рады тому, что в этот раз ураганы обошли узкую полоску острова стороной. Несмотря на дождь, люди бродили по улочкам города, поглощенные своими сиюминутными делами, не обращая внимания на потоки грязи, стекающие вдоль выложенных мелкой щебенкой улиц, аккуратно огибая потоки воды, стекающие водопадами с черепичных крыш желтоватых испанских домов.
Последние месяцы люди ходили по улицам без опаски, в отличие от плантаторов. Именно на последних теперь легла основная масса страха, испытываемого в период смут. Город не слышал того, что слышали многочисленные плантации, облепившие окружавшие его сероватые горы и зеленые, покрытые тропическим лесом и цветочными полями долины. С утра и до вечера здесь были слышны выстрелы, эхом откликавшиеся от угрюмых гор, испещренных древними индейскими пещерами, звуком, продиравшимся сквозь мокрые листья и лианы лесов, распугивающим змей и разноцветных птиц.
Третий год шла партизанская война в испанских владениях Америки и не только в них [[1]]. Одряхлевшая от старости империя разрушалась, и никто не был способен помочь ей спастись. Империи, как и люди, стареют, и эликсиров молодости для них не существует. Это была агония старого мира, величие которого осталось в далеком прошлом ее великих первооткрывателей. Новый мир ставил новые задачи, и открытия и грабеж, обернутые в аскетичную упаковку веры, уже не могли играть роль животворящей крови для крупного государства. Испанский мир разлетался на мелкие клочки.
В то время к северу от испанских владений вырос новый гигант, тот самый свободолюбивый ребенок, привносивший в этот мир новые традиции и правила, творивший новую деятельную кровь будущих империй, основанную на силе и энергии предпринимателя, на мощи денег и оружии банков их копящих. У него был свой собственный интерес в этих местах, но старая империя была слишком горда, чтобы идти на поводу у дерзкой молодежи. Новый мир начинал ценить время и скорость – тот, кто имел возможность ускорить сделку, тот и был в выигрыше. Именно поэтому в самом узком месте Америки началось строительство канала, дыры в земле длинной в 81,6 км. пробившей насквозь неприступные горы и дикие ядовитые болотные джунгли, сквозь которые так долго пробивались умирая конкистадоры несколько столетий назад. Канал был призван объединить два океана и сделать путь из одного в другой короче на многие месяцы. Ребенок не мог этого не заметить и применил все свои силы, чтобы стать обладателем столь дорогой игрушки. Ведь именно владение этой игрушкой, делало ее владельца хозяином целого полушария.[[2]]
Однако, как и любая другая дорогая игрушка, она требовала внимания и осторожности, достаточной для того, что бы кто-то другой ее не отобрал. А для этого в свою очередь была необходима граница, переступить которую в случае опасности враг не сумел бы. Такой границей США избрали Кубу, но была лишь одна проблема – Куба все еще принадлежала Испании. Именно тогда родился в голове ребенка коварный план, опасный и лицемерный по сути, но ведь он был столь соблазнительным в глазах влюбленного в свою игрушку ребенка. И он не удержался от его исполнения.
…
К февралю 1898 года отношения между двумя державами были предельно накалены. США всячески поддерживало национально-освободительные движения в Испанских владениях по всему миру, однако Испания никак на это не отвечала, поскольку не сумела найти поддержки в мире и пыталась сохранить нейтралитет любой ценой.
В это время в Гавану прибыл американский броненосец «Мэн»[[3]]. Испанцы, не желая обострять отношение с США, допустили его в свои воды. Мрачный металлический корпус, укрепленный броней и пушками, с американскими флагами на флагштоках привлекал внимание жителей города своей необычностью. Что-то гнетущее было в этих грубоватых формах враждебного корабля, таящих в себе угрозу, которую невозможно было определить. Под хмурым зимним небом, в постоянной влажности мелкого дождя это впечатление лишь увеличивалось.
Прошло несколько дней, люди привыкли к мрачному стражу в гавани, повседневные дела вытесняли всякие мысли, не связанные с проблемами дня, коих жителям бедного города хватало всегда. Люди перестали обращать внимание на корабль, оставив его вниманию бездельников-мальчишек, бесконечно бегающих по набережной гавани и наполнявшим своими голосами наполовину опустевшие от непогоды улицы.
Мальчишкам было не понять для чего и почему меняются люди на борту корабля, для них не было никакой разницы в том, что команда американских матросов в большинстве своем сошла с корабля в город, а на его место пришли темнокожие пуэрториканские матросы. Для них это все было экзотической малопонятной игрой, в которой люди в красивой форме меняются местами, как команды в футболе. С футболом они как раз таки были хорошо знакомы, поскольку гоняли каучуковый мяч на не заасфальтированных площадках города изо дня в день, превращаясь в неотъемлемую часть колорита и местных традиций.
В ту ночь, когда последние жители города улеглись спать, как и команда корабля, два офицера очень осторожно спустились по трапу на пирс и исчезли в ночи городских улиц. Наутро все было как обычно, никто не заметил никакой перемены в привычном движении жизни кубинского городка. Команда корабля была спокойна и расслаблено дежурила на корабле, поскольку старший корабля знал из записки, оставленной в румпельном отсеке, о том, что офицеры ушли на сутки в увольнительную, по разрешению высшего командования, и для проверки развединформации на месте. Мальчишки все так же бегали по набережной, а редкие солнечные лучи оранжевым отсветом пробивали облака на горизонте. Зловещее солнце катилось к закату.
…
Все случилось молниеносно. Огненный шар ослепил светом гавань и прибрежные дома города. Куски металла летели во все стороны, разбивая стекла окон и пробивая деревянные заборы, оставляя вмятины и сколы на желтых стенах известняковых домов. Лишь по чистой случайности никто из горожан не пострадал, поскольку все уже спали в это позднее время. Корабль, разорванный взрывом пополам, стремительно погружался в шипящую от высокой температуры воду залива. Шансов на выживание в этом адском пекле из соленой воды и огня не оставалось ровным счетом никаких, тем более, что во враждебно настроенных водах корабли поддержки отсутствовали. Через несколько минут на поверхности залива остались лишь покореженные мачты некогда внушавшего страх корабля, одиноко торчащие во тьме из воды.
Взорвавшись, «Мэн» оставил после себя большое количество загадок и странностей, унеся с собой жизни 266 американских моряков, среди которых по странному стечению обстоятельств 260 имели черного цвета кожу и при этом не было ни одного офицера.
Уже через несколько дней в Гавану прибыли американские следователи для выяснения обстоятельств. Характер повреждений указывал на внутренний взрыв, но комиссия проигнорировала этот факт и отбыла домой, где полным ходом началась подготовка к войне с Испанией. Американцы сделали всё, для того что бы вызвать у людей антииспанский настрой. 19 апреля Конгресс принял резолюцию, содержавшую требование, чтобы Испания покинула Кубу, оставив её на попечение США. Вслед за тем начался призыв волонтёров и развёртывание флота. С 21 апреля корабли ВМС США стали захватывать испанские транспорты на Кубу.[[4]]
В это время премьер-министр Испании Сагаста предпринимал отчаянные попытки найти международную поддержку. Однако ведущие европейские державы не были заинтересованы вмешиваться в решение испанских проблем, поскольку поддержка Испании не сулила никаких выгод. Испания осталась один на один с крайне коварным врагом, умеющим ложью и лицемерием добиваться своих интересов и помощи ей ждать было неоткуда.
Прошло всего 4 месяца, как война была окончена полным поражением Испании и уничтожением всего ее старого флота по всему миру. Империя пала навсегда. Куба перешла под временное управление США, а с 1902 стала независимым государством. Гуам, Пуэрто-Рико и Филиппины стали колониями США, Каролинские и Северные Марианские острова были проданы Германии.
В тот вечер 15 февраля 1898 года закончилась история империи открывшей Новый Мир и началась история другой империи этого нового мира, ребенка поставившего на колени родителей, который сумел ложью и недомолвками, выворачиванием наизнанку фактов и домыслами опутать весь мир своими нитями, сделать его своей игрушкой. С этого дня началась история его единоличной песочницы размером с планету, которую он принялся ревностно охранять от других, всячески пресекая попытки появиться в ней кому-либо другому, не вписывающемуся в его сценарий игры. Не всегда все проходило так, как он планировал. Появлялись на его пути и огромные страшные враги, вроде большого и очень злого СССР, и мелкие, но сильные ребята вроде Кубы, Ливии и других. Но все они уходили, сами, либо падая под ударами тонкой игры. История изменила вектор развития в новом направлении и все еще продолжает свое движение в одном направлении. Но стрела истории непредсказуема и стены песочницы начинают трещать перед ударами новых идей и империй.
…
В 1910 г. корабль стали поднимать на поверхность. Технология при этом была следующая: так как «Мэн» затонул на небольшой глубине (14 метров), в дно с помощью плавучих паровых молотов было вбито множество 30-метровых свай. Они окружили корабль своеобразным частоколом. Потом промежутки между сваями были заделаны, и началась откачка воды. Когда воду откачали, по характеру повреждений стало ясно, что «Мэн» затонул не от торпеды или мины, а от взрыва внутри корабля. При этом взрыв паровых котлов исключался, так как они остались целыми. Неожиданно все работы в 1911 г. были свернуты, документы, связанные с ними, засекречены. Изуродованную носовую часть корабля разрезали и отправили на переплавку. Операция обошлась американской казне в 750 тыс. долларов. Расходы всегда окупались, там, где ложь вела к огромному приумножению за чужой счет. Что ж, впереди нашим глазам откроется еще немало подобных провокаций, но любая традиция рано или поздно уступает место новой, более подходящей современному ей миру.

[1] В 1895 году на территории Кубы и Пуэрто-Рико, и в 1896 году на территории Филиппинских островов вспыхнула национально-освободительная борьба против испанского ига.

[2] Строительство Панамского канала стало одним из крупнейших и сложнейших строительных проектов, осуществлённых человечеством. Панамский канал оказал неоценимое влияние на развитие судоходства и экономики в целом в Западном полушарии и на всей Земле, что обусловило его чрезвычайно высокое геополитическое значение. Благодаря Панамскому каналу морской путь из Нью-Йорка в Сан-Франциско сократился с 22,5 тыс. км до 9,5 тыс. км.

[3] Броненосный крейсер «Мэн» (англ. ACR-1 Maine) — боевой корабль флота США, первый американский броненосный крейсер. Нередко относился специалистами к броненосцам 2-го класса.

[4] Испано-американская война — военный конфликт между Испанией и США в 1898 году. Первая империалистическая война за передел колониальных владений. Длилась около 4 месяцев и закончилась полным поражением Испании.

ПРИНЦИП БЕСПОЩАДОСТИ

Сквозь сизую дымку размытых образов и расплывшихся в тумане звуков начинала складываться более или менее ясная картина. Его разум плыл в этой мутной пелене уже целую вечность. Он не мог понять, где он находится и не хотел этого понимать. Тело ощущало себя как никогда легко, разум отдыхал, чередуя бледные узоры воспоминаниями из раннего детства. Где-то вдалеке слышались звуки бубнов, голоса шаманов прерывающие собой крики бизонов. Во всей этой череде внешних ощущений было что-то вечное, правильное, высокое, что должно было смущать своей нереальностью, но даже не закладывало сомнений в душу. Он закрыл глаза, полностью погружаясь в калейдоскоп звуков, окружавших его всю жизнь.

- Приветствую тебя, вождь! – внезапным громом пронеслись эти слова через все окружающее пространство. Тембр их был слишком необычен, слишком много оттенков сразу слышалось в них, он явно не мог принадлежать человеку.
Он открыл глаза и увидел перед собой гиганта, огромного старого индейца, сидящего на коленях. В одной его руке были Священные стрелы, а на голове Священная шапка - культовые символы народа шайенн, его народа.
- Приветствую тебя Махео [[1]]! – неожиданно для себя, спокойно ответил он.
- Черный Котел. Ведь так тебя звали твои соплеменники. Помнишь ли ты откуда пришел?
- Помню, Махео. Из мира нового, покрытого слезами потомков.
- Помнишь ли ты, Черный Котел, что светлого сумел ты сделать для своего народа?
Он напряг память, в ту вечность, что провел здесь, он не помнил ничего и не хотел вспоминать, но сейчас память стала возвращать его в те времена, когда его звали вождь Черный Котел.
…
Он родился примерно в 1803 году в районе Блэк-Хиллс [[2]]. Это было очень живописное место – каменистые холмы, покрытые хвойным лесом, голубые пятна озер, лежащие между пологих скал, длинные каньоны и полные лесных обитателей перелески. Здесь его племя чувствовало себя как дома. По сравнению с соседями, ютившимися в пустынных оазисах, Блэк-Хиллс было райским местечком, мало затронутым белым человеком, полным свежей воды и стадами бизонов. Именно в этих хвойных лесах, наполненных своим насыщенным целебным ароматом, отец учил его охоте на оленей и бизонов, оттачивая мастерство и приучая ритуалу. Там он убил своего первого оленя, предварительно попросив прощения у его животной души за эту жертву. Тогда его племя пировало, восхваляя будущего вождя. А на следующий день они ходили с отцом на озеро, глубокое чистое озеро, в котором отражались плывущие по небу облака. И в те моменты, когда озерная гладь прерывалась прыжком очередной смелой рыбины над его поверхностью, они с отцом, молниеносным движением выбрасывали гарпуны, сидя в своем каноэ, и он даже пару раз переворачивал утлую лодку, пока не приучился держать баланс. Каждый раз, выкарабкиваясь из воды, он получал звенящий подзатыльник от рассерженного отца.
Славные дни детства длились не вечно. Когда он был уже подростком, в один из весенних дней они были вынуждены уйти из родных мест, переселившись на южные склоны. Это был их первый неприятный опыт встречи с бледнолицыми, когда в верхней части реки Арканзас белый торговец Уильям Бент построил пост Форт-Бент и большая часть шайеннов переселилась на юг.
Его юношество и зрелость прошли относительно безмятежно, отец управлял племенем справедливо, ограждая его от пагубного влияния пришельцев, чему учил своего сына всю жизнь. Но никто не вечен и в 1861 году отец ушел к предкам, оставив племени зрелого и мудрого вождя. Его назвали Черный Котел, по его званию, данному родителями еще в Блэк-Хиллс.
Однако новому вождю пришлось столкнуться с трудностями. В том же году он подписал договор с белыми в Форт-Уайзе. Условия договора были невыгодны шайеннам и многие группы, особенно Воины-Псы, отказались его подписывать, но Чёрный Котёл считал, что справиться с армией белых индейцам будет невозможно и прилагал все усилия для заключения мира. В результате южные шайенны были поселены в небольшой резервации на Сэнд-Крик.
Белый человек продвигался на их земли, и многие из племен вынуждены были постоянно вступать в стычки с ним. Бледнолицые не могли оставить без внимания столь богатые ресурсами земли. Шайенны фактически попали в окружение, поскольку все окружающие индейские племена жили в резервациях устроенных белыми, без прав и защиты перед судьбой и оружием врага.
Он не желал крови, он не желал бед своему племени. Белый человек в первую очередь человек, считал он и пытался договариваться, но что-то шло не так. Несмотря на заключённый договор в 1861 году, стычки между южными шайеннами и белыми людьми продолжались. Его как будто не слышали.
Он не сдавался и шел навстречу коварному врагу, не предполагая на что тот готов ради собственной жадности. Начались долгие переговоры о дальнейшем существовании двух непримиримых сторон. После переговоров с властями Колорадо часть южных шайеннов и арапахо, которые желали быть в мире с белыми людьми, поставили свой лагерь в указанном американцами месте, чтобы их не спутали с враждебными индейцами.
Это оказалось непопулярной мерой, но он сумел уговорить своих людей поверить ему, поверить в то, что теперь все будет хорошо, и их жизнь, как и прежде, станет мирной и справедливой.
Так оно и было. Индейцы доверились бледнолицым, обещавшим защиту от нападений и гарантировавших им мир. Они жили своей обычной размеренной жизнью. И вновь как прежде запылали ночные костры, и танцующие шаманы призывали звезды к процветанию племени, а тени падали в отблесках огней на священные символы племени. Так было до утра, прохладного осеннего утра 29 ноября 1864 года.
…
Ранним утром солдаты полковника Чивингтона атаковали лагерь мирных шайеннов и арапахо у большого изгиба реки Сэнд-Крик. Над домом вождя Чёрного Котла развевался огромный американский флаг, подаренный ему на совете, а под ним небольшой белый флаг, в знак того, что его лагерь мирный. Всадники окружили селение, а пехотинцы двинулись вверх по пересохшему руслу реки. Нападение оказалось полной неожиданностью для индейцев, они бросились бежать вверх по ручью.
Одними из первых были убиты Левая Рука и вождь шайеннов Белая Антилопа, семидесятипятилетний старик. Конные волонтёры преследовали убегающих вверх по ручью людей, а пехотинцы не спеша продвигались за ними. Всадники отрезали индейцам путь к отступлению, немногочисленные воины шайеннов и арапахо стали окапываться и прикрывать отход женщин и детей, которые стремились укрыться в ближайших холмах. Индейцы отбивались в течение четырёх часов, большинство из них погибли, оставшиеся в живых отступили вверх по ручью, среди них был и Чёрный Котёл.
Солдаты Чивингтона действовали очень жестоко. Они скальпировали убитых, уродуя трупы до неузнаваемости. Женщины и дети, не оказывавшие никакого сопротивления, были убиты, раненых добивали.
После окончания бойни солдаты Чивингтона захватили в качестве трофеев фрагменты расчленённых тел, включая половые органы жертв и человеческие эмбрионы, свою добычу они демонстрировали жителям Денвера.
Резня на Сэнд-Крик нарушила традиционный общинный строй у южных шайеннов. Большинство убитых вождей были за мир с белыми людьми. Возросло влияние Воинов-Псов, которые всегда выступали против заключения каких-либо договоров с чужаками и поселения в резервацию.
После ужасной бойни на Сэнд-Крик южные и северные шайенны, северные арапахо и лакота объединились в войне против американцев, которая продолжалась несколько лет.
…
Несмотря на ужасную трагедию, он продолжал думать о мире с белыми. Он понимал, что им не выжить, если они начнут сопротивляться белым, но и уходить им было некуда. Он должен был найти способ договориться, в надежде на то, что признание своей ошибки белыми скажется на совести людей, которые не контролировали тех зверей, что устроили бойню.
14 октября 1865 года вблизи реки Литтл-Арканзас был подписан новый договор. Правительство США признало свою вину за события у Сэнд-Крик и создало комиссию для расследования действий полковника Чивингтона. Американские власти признали свою вину за события у Сэнд-Крик и согласились заплатить компенсацию выжившим шайеннам и арапахо.
В 1867 году индейские племена юга Великих Равнин подписали очередной договор у Медисин-Лодж-Крик, после которого, Чёрный Котёл увёл своих людей в резервацию.
Выжившие уже не были такими, какими были раньше. Улыбки пропали с лиц людей. Каждый из племени потерял близкого человека или родственника и это не могло не сказаться на людях. Над поселком постоянно витало чувство всеобщей обреченности, как будто исчезло что-то важное, скрепляющее людей вместе чувство. Шаманы говорили о том, что умерла душа племени, но он не верил шаманам, он старался делом и словом помочь своему народу обрести веру в будущее, в необходимость жить несмотря ни на что. И со временем у него начинало получаться. Люди стали ближе общаться, дружественные и семейные связи стали крепнуть, обретая новый смысл во враждебной обстановке окружающего мира. С весной приходило тепло, расцветали прерии полные цветов и трав и охотники выходили на охоту, с новыми детьми, обучая их выживанию в сложном мире и вспоминая старые ритуалы. Улыбки возвращались в резервацию.
Тем временем на горизонте сгущались новые тучи…
…
Заключённый у Медисин-Лодж-Крик мир продлился недолго. В следующем году между шайеннами и белыми поселенцами снова начались столкновения. Правительство направило войска против враждебных индейцев.
В сентябре 1868 года подполковник Альфред Салли провёл неудачную экспедицию против шайеннских Воинов-Псов на севере Индейской Территории. В середине октября 1868 года генерал Филип Шеридан начал планировать новую карательную кампанию против южных шайеннов. Когда вождь Чёрный Котёл посетил военный пост Форт-Кобб, примерно в 100 милях от местонахождения его лагеря, чтобы вновь заверить командующего фортом, что он хочет жить в мире с американцами, ему сказали, что армия США уже начала военную кампанию против враждебных индейских племён. Индейский агент сказал ему, что единственное безопасное место для его людей — окрестности форта и он не имеет власти для предоставления им защиты.
Утром 23 ноября генерал Шеридан отдал приказ полковнику Джорджу Кастеру отправиться на поиски враждебных индейцев.
…
Он помнил то утро особенно четко. Еще до рассвета они заметили скаутов индейцев, с опознавательными знаками армии США, промчавшихся вокруг форта. Они не придали им значения, поскольку знали, что армия подполковника в любом случае пройдет в этих местах, и они готовы были ее поддержать. Люди мирно спали. Селение насчитывало 75 типи [[3]], немного дальше от него стояли ещё два больших лагеря: один — шайеннов и арапахо, другой — команчей, кайова и кайова-апачей.
Все произошло неожиданно для всего племени, и особенно для него, свято верящего в искренность слов бледнолицых. На рассвете утром 27 ноября 1868 года солдаты полковника Джорджа Кастера атаковали селение Чёрного Котла на реке Уошите. В немногочисленном к тому времени племени началась паника, женщины и дети спасались бегством, воины прикрывали их отход. Селение было сожжено, всё имущество уничтожено, много женщин и детей захвачено в плен. Кастер приказал пристрелить 875 шайеннских лошадей. Вскоре солдаты были вынуждены отступить — много индейских воинов из соседних лагерей спешили на выручку людям Чёрного Котла. Джордж Кастер послал отряд майора Эллиота преградить им путь. После недолгого боя вся группа Эллиота была убита. Сам Кастер поспешил покинуть захваченный и сожжённый лагерь.
Он помнил, как во всеобщей суете, посреди пылающих жилищ, посреди криков женщин и детей, он вынужден был, как и все в первую очередь спасти потомство, женщин и детей. Войны, не имевшие семьи, спрятавшись за валунами на берегу реки, прикрывали отступавших соплеменников, уводивших вброд через реку женщин и детей. Противник превосходил их на порядок, и защитникам все сложнее и сложнее было прикрывать беззащитных людей, медленно переходящих бурную реку. Все больше и больше мертвецов принимала в свое лоно красная от крови река.
Он держал за руки свою жену, и изо всех сил старался, шаг за шагом увести ее как можно дальше. Он не оглядывался, лишь слышал все более частые выстрелы и все меньше родной речи позади, зато вокруг были одни лишь крики. Они дошли до середины, спасительный берег уже не так далеко, а пулям сложнее достать их в этих местах. Сейчас, еще несколько шагов и я отпущу ее, я должен вернуться и сопротивляться со своими людьми до конца, думал он. Еще один шаг и окружающий мир вдруг потух, исчез вместе с образом берега, криками и холодом воды, парализующим ступни…
…
-… как странно, я не помню, чем закончился бой, - произнес он задумчиво.
- Ты и не вспомнишь вождь, ты его не увидел, - холодно бесчувственно произнес Махео, - и все же, что светлого сделал ты за свою жизнь?
Черный Котел поднял на бога свои мудрые, наполненные грустью глаза:
– Я попытался спасти свой народ от демона, но демон обманул меня. По крайней мере, мой народ ушел с гордостью, как охотник, в бою с сильным зверем, уходит к своим предкам смелым и достойным человеком.
- Что ж, вождь, это был необычный бой, и, несмотря на сделку с демоном, ты сохранил свое племя, но не силой, умом и хитростью лиса сохранил ты его. Тебя запомнят потомки, тебя примут предки, но не проси ничего о своем прошлом здесь, все былое уйдет от тебя навсегда, ибо душа народа твоего погибла, и не твоя вина в том, что сделано, не в твоей судьбе изменить предназначение данное судьбой.
- Да будет так, Махео, ты всеведущ и всесилен, я преклоняюсь пред твоим решением.
Яркий свет ослепил его глаза, на фоне его появились два смутных силуэта. Он вглядывался, и сердце его волновалось, в неясных силуэтах он узнавал знакомые черты…отца и матери, а за ними сотни тех, кто пал в битвах, тысячи тех, кого знал, миллионы тех, кто был до него. Свет поглотил собой всё вокруг, и он растворился в его лучах.
…
Пост скриптум.
Мнения о погибших шайеннах сильно расходятся. Согласно официальному рапорту Кастера было убито 103 воина, 16 женщин и несколько детей. Однако Кастер, как и большинство американских офицеров того времени, часто преувеличивал свои заслуги. Оставшиеся в живых шайенны говорили о гибели 13 воинов, 16 женщинах и 9 детях.
При попытке пересечь реку Уошита, Чёрный Котёл и его жена были застрелены в спину и погибли.

[1] Махео (Ma’heo’o) - Творец Всего Сущего, изначальный источник всего в мире по мифологии индейцев шайенн.

[2]Блэк-Хиллс - Чёрные Холмы — горный массив, расположенный в северной части Великих Равнин на Среднем Западе США, в юго-западной части штата Южная Дакота и северо-восточной части штата Вайоминг. Местонахождение горы Рашмор – мемориала с вырезанными в скале лицами президентов США.

[3] Типи - повсеместно принятое название для традиционного переносного жилища кочевых индейцев Великих равнин с очагом, расположенным внутри (в центре). Данный тип жилища использовался также горными племенами Дальнего Запада. Иногда его применяли и в соседних регионах.

БЕССЛАВНЫЕ ПОКУПАТЕЛИ

Яркий, совсем еще свежий снег покрывал горные вершины, скрывая грязные скалы. Мрачное в течение всего года ущелье приобрело приятный светлый оттенок и вместе с криками птиц придавало ощущение жизни окружающему пейзажу. Снег крупными хлопьями облепил деревья и редкие знаки, обозначавшие единственную тропу посреди гор. Однако люди, шедшие по мокрому снегу, прекрасно знали направление и продолжали упорно двигаться вперед. Еще один поворот скального ущелья и перед ними открылся небольшой проем в скале, лишь кое-где заметный зоркому глазу следами, указывающими на присутствие здесь человека.[[1]]

Две маленькие фигуры мужчин в коричневых кожаных одеждах быстро взобрались по скользкой от снега тропе наверх и исчезли во тьме пещеры. Там, в ее глубине, посреди хаотически разбросанных примитивных шахтерских инструментов, сидел старик. Маленький костер из хвороста с трудом освещал его фигуру во тьме. Старик что-то бормотал, несмотря на холод и тьму. Двое осторожно подошли и сели у костра напротив него, внимательно вглядываясь в старческое лицо. Он был слеп с рождения, и они это знали, провидец их племени мог видеть многое из того, что не дано увидеть человеку обычным взглядом. Им были необходимы ответы, именно для этого явились они в непогоду в эти неприветливые края.
Долго сидели они у слабого костра, молча глядя на огонь. Провидец знал, зачем они пришли, он всегда знал это, и потому они выжидали его позволения задать уже известные вопросы.
- Здесь холодает, добавьте хвороста в огонь, - внезапно произнес старик сухим пронизывающим голосом.
Они молча повиновались его просьбе. Через время костер ярко освещал пещеру, и троица людей, кутаясь в одежды посреди зимней тьмы, устроилась вокруг него.
- Что ж, вопросы Ваши понимаю я, немало, грядущее таит в себе загадок и событий. Но будущее разным может быть, вся суть его секрета, в вопросах Ваших затаилась на века. Раз Вы сейчас решили, рискнуть собой в столь тяжкий времени период, придя ко мне от племени лица, задайте правильный вопрос и будет дан ответ достойный Вам, - стихотворная форма, в которой старик излагал свои мысли, пугала и одновременно восхищала детей природы. Старшие предупреждали их об этой особенности, но они все же немного смутились и поначалу стали переглядываться, пытаясь перекинуть друг на друга ответственную ношу вопроса.
Старик улыбнулся, - дети, совсем еще дети несмышлёные. Не бойтесь, ведь ответ, всегда найдется даже там, молчаньем где вопрос был задан строгий. Он в Ваши души как заноза - впился глубоко.
Двое пришедших потупили взгляды, и стыдливо кутаясь в шкуры, обратились в слух, старик вещал.
…
Страх присутствует в Ваших сердцах, страх витает в облаках этих земель, он холодит кровь даже самых сильных Ваших мужчин. Да, времена тяжелы, но Вы забыли, что не первый день источник страха поселился в этих скалах и полях. Вот оглянитесь, видите вокруг, останки инструментов чуждых нашему народу. Пришельцы те, иные были - ликом смуглы, и говор был другой у них, но суть все та же алчная, лишь только меньшие числом, и страх был сильным в душах их, по силе своей равный Вашему сейчас. Одна лишь польза нашему народу – извечного соперника измором извели, освободив потомкам сочных трав долины, великую излучину реки и хмурых скал прекрасные богатства [[2]]. С тех самых пор четыре поколения людей прожило в этих землях и пришельцы те ушли, оставив гнить в пещерах темных, останки инструментов и следы ступней своих.[[3]]
Однако не успел уйти испанский рыжий лис, кровавый волк английский тут же встал на стражу. Виргинцев полк еще при жизни прадедов на светлый городок Рикохакан напал, сжигая, разоряя, убивая без разбора [[4]]. Пришельцы новые тогда нам показали, при полноте полуденного солнца, что в лицах белых скрыта черная душа. Охваченные смутой земли предков, в движенье приводили племена, великое давленье тогда мы испытали, и нет ему ни края, ни конца. К Вам обращались памятью своей великие отцы, когда совсем малы и не смышлены были вы, о том, как в детстве их пришли в долины эти, несчастные, без крова и еды, все наши родственники с северных окраин, гонимые волною делаваров, судьбою чьей стал результат чужой войны, последней ставшей для домов, людей и повелений ветра.[[5]]
А дальше были годы смуты в головах, когда вожди не понимали, что же делать, меняя мнения – то заставляя убивать, то миром потчуя соседей, а то совсем меняя полюса [[6]].
…
- Все это знаем мы Великий прорицатель, - внезапно оборвал речь старика юнец.
Старик в ответ умолк, прищурился слегка, тихонечко спросил юнца: - И где же Вы теперь? Что происходит в Вашем мире из такого, могло что привести сюда с вопросами о будущем меня. Как видите, ничто не изменилось.
- И все же, многое становится страшней, - ответил старику второй юнец, наслушавшись речей у старца, он сам начинал говорить в стихотворной форме, ответить старику простым языком казалось неуместным и каким-то глуповатым действием в происходившей беседе.
- Великая война прошла в восточных землях. Народы и пришельцы всё кипят вокруг, меняется наш мир. И даже в облаках нет прежних образов богов. А на земле залитые дождями, уходят в землю тлеющих домов руины. Мы перешли на новые места, забыв обиды прежних лет [[7]]. Посланец бледноликий убедил вождей, в том, что не будут тронуты ни сочных трав долины, ни рек излучины и скал богатые недра. Он подписал с вождями документ, скрепив дымком священным мира трубки, под облаками летними намеченный союз.
- Зачем же Вы пришли ко мне тогда? Ведь все должно быть хорошо теперь в индейских землях, что в будущем тревожит Ваш народ?
- Ты знаешь старец, лишь лукавишь нам. Уж не тебе ли всех людей земли виднее, орлиных предков взглядом рассекая время и твердых стен скалистые утесы, увидел ты, о том, что Понтиак, великий вождь всех северных племен, поднял восстание и учинил великую войну вокруг Озер Великих. И снова смута в землях большая, чем прежде, и были втянуты вожди в нее народа. Страх и жестокость англичан как никогда сильна, ведь даже демонов проказу, наводят на восставших их шаманы, лишь только бы уменьшить нас число. [[8]] Великая война прошла, и красный волк теперь терзает наши земли, без спроса отбирая души божьих тварей, что обитают в девственных лесах. Мы боремся, но многое ли можем? Ты вспомни старец, как поймали наши люди бесчестное дитя, из рода самого опасного охотника пришельцев. И как в ответ за жизнь его никчемную и злую, отправились навстречу предкам несколько родов. [[9]] Да, нет войны сейчас, но так ведь шаг за шагом исчезнем мы и растворимся в светлых облаках, что в западные земли улетают вместе с солнцем.
Старец тяжко вздохнул. В пещере воцарилось глухое молчание, лишь треск костра, да редкие крики воронов снаружи разбавляли эту тянущуюся как желе тишину. Старик тихонько пошевелил тлеющие угли в костре. В это время один из пришедших юношей, желая хоть как то снять напряжение ожидания, взял в руки охапку хвороста и принялся его ломать на более мелкие куски, подкидывая их в костер.
- Вижу! – внезапно произнес старик резким уверенным голосом так, что юноши от неожиданности подскочили. Глубокое эхо многократно пронеслось под сводами пещеры.
- Я вижу путь Ваш горек и печален. И суждено уйти Вам будет вместе с облаками в сторону заката, но к предкам Вам заказан будет путь. Там будет смерть витать в душе всего народа, лишь будет плоть висеть на бездуховной пустоте. Случится это не сегодня, много позже, начало же всего пути живет в далекой мгле, захваченных пришельцами земель, и имя ему есть, личина властная и тысяча причин, чтобы низвергнуть племена с земель Кентукки…
…
Он был богат, тщеславен и с небольшими морщинами в уголках глаз. Морщины эти были вызваны ожирением и характерным хитрым прищуром глаз свойственным судье Хендерсону. Его холеный вид соответствовал его статусу. А могло ли быть иначе? Ведь быть судьей в самом богатом английском штате на всем континенте это не просто почет – это власть и авторитет, который может быть заслужен только вселенской хитростью и ежедневным кропотливым трудом по выгораживанию с собственного пути к вершине оппонентов. Он не гнушался никаких способов в своем стремлении к вершине, самые грязные методы оправдываются на пути к ней, по крайней мере, так считал сам Хендерсон. Он был довольно пожилым человеком, но амбиций в нем было не меньше, чем в юности. Разумеется, ведь став столь важной персоной в столь важном месте, невольно начинаешь задумываться о новых горизонтах сулящих выгоду себе и своим детям…хотя, о детях он еще пока не думал, а вот о горизонтах ежедневно. Попавшийся ему под руку охотник, знаменитый Даниель Бун оказался как нельзя кстати со своими рассказами о другой стороне Аппалачей. Целый штат – и весь принадлежащий ему одному, штат имени Хендерсона, в этих словах таилась бесконечная слава и власть – то, чего ему здесь уже не добиться, ведь выше Королевы не прыгнешь. А тут, пустая, ничья земля, заселенная лишь кучкой дикарей, да когда они были проблемой? Только не для него, Хендерсон не из тех людей, которые способны смутиться перед лицом такой мелочи. Но он все же в первую очередь чиновник, а не солдат и он знал методы более деликатные, чем убийство. Деньги правят миром – это Хендерсон усвоил с пеленок. Вот тут то и понадобился Бун, прекрасный посредник, позволивший ему воплотить в жизнь свою задумку. [[10]]
Он выкупил землю, огромную площадь размером с половину Вирджинии за сущие копейки. Он назвал ее Трансильванией, в честь далекой родины своего деда. Осталось лишь набрать людей и основать колонии – он будет властителем своего личного государства. Но что-то пошло не так, часть вождей отказалась признать покупку законной и просто заявила ему - «…вы купили чистую землю, но над нею висит облако; и ваши поселения будут наполнены тьмой и кровью».
Покупка была также признана незаконной губернаторами Виргинии и Северной Каролины, и Хендерсону пришлось спасаться бегством, чтобы избежать ареста. Это был полный провал, абсолютная катастрофа в его жизни. Но удача порой сопутствует негодяям – не прошло и года, как она явила бывшему судье шанс на реванш. В колониях началась война за независимость.
…
С началом революции Хендерсон и его сторонники решили, что власти королевских губернаторов они более могут не признавать и продолжали освоение купленных земель. Между тем приверженцы английской власти начали снабжать индейцев чероки оружием для борьбы с поселенцами. Хендерсон не мог оставить это без внимания, обе стороны начали готовиться к войне.
В мае 1776 году при посредничестве англичан состоялась конференция индейских вождей, на которой были спланированы акции против белого населения Кентукки («Трансильвании») и других колоний американского Юга.
Последовали многочисленные нападения на белых пришельцев. Хендерсон негодовал, однако ничего не мог поделать, у него никак не получалось спровоцировать крупный конфликт, способный разрешить его проблему раз и навсегда. Поскольку белое население было предупреждено о предстоящей атаке как самими угрожавшими им индейцами, так и перебежчиками, ни существенных военных потерь, ни какого-либо стратегического преимущества для какой-либо из сторон в ходе столкновений не произошло. Даже крайне дерзкий захват дочери Даниэля Буна и двух ее подруг индейцами не мог произвести должного эффекта, индейцы понимали всю серьезность ситуации и уже через три дня Бун сумел освободить их после короткой перестрелки с похитителями. [[11]]. Все изменилось в одночасье, когда в ответ на развязанные индейцами военные действия из Северной и Южной Каролин в регион было направлено около трех с половиной тысяч бойцов милиции. Солдаты разорили более пятидесяти индейских городков, сожгли посевы и дома, истребили скот и убили сотни их жителей, обратив в рабство всех пленных. Это не было в планах Хендерсона, как не было это ожиданием самих индейцев. Армия разрушила будущее обеих сторон конфликта.
Узнав, что на них идет еще один большой отряд из Виргинии, старейшины чероки решили выдать зачинщиков войны и просить мира. Но вождь военного отряда Несущий Каноэ обвинил их в сотрудничестве с врагом и заявил: «Мои воины со мной, и мы удержим наши земли». Результатом этих слов стали бои, продолжавшиеся до следующего 1777 года, когда уставшие племена попросили вождей выйти с миром, но не все поддержали эту идею. Чероки заключили мир, согласившись уступить свои земли Южной Каролине и разместить у себя гарнизон милиции. Ни чикамога, как теперь стали называть непримиримую часть индейцев, ни белые поселенцы, воевать при этом не прекратили.
…
Хендерсон был в гневе. Опять! Снова эти чертовы дикари пытаются обвести его вокруг пальца. Подписанный мир лишь уловка, да-да, именно уловка для него, чтобы дать их женщинам и детям неприкосновенность. Черт возьми, да что они себе возомнили! Как смеют они продолжать войну против него с того берега, на который позволил он им пройти, поддавшись на разговоры о мире. Теперь они там, на далеком берегу, сытые и вооруженные лоялистами ломают тонко выстроенные границы его владений, сея ужас и панику среди поселенцев. А теперь они еще и помогают британцам. Не видать им жизни, вот только заберем свою независимость! – думал старый судья.
…
В 1779 году, пока основные силы чикамога воевали в Южной Каролине и Джорджии, виргинская милиция сожгла их городки и посевы. Но это не сломило индейцев. Более того, племя чикасо, обнаружив, что в их охотничьих угодьях тоже появились поселения белых американцев, присоединились к чикамога и вступили в войну на их и британской стороне. Былые противоречия, из-за которых чикасо и чероки воевали между собой, были забыты перед лицом общего врага. Но и поселения белых продолжали возникать на их землях одно за другим [[12]].
К 1781 году чикамога частично расселились на землях криков, шауни, минго и делаваров. Между тем рейды индейцев на Кентукки и Теннесси продолжались. Под их давлением белые поселенцы начали сдавать свои позиции и уезжать на восток. До 1785 года их оставалось в регионе только три.
Между тем Испания вступила в войну на стороне США. В 1781 году испанцы наступали из Нового Орлеана, а революционная армия США заняла Огасту. В следующем году американцы взяли и Саванну, отрезав чикамога от поставок оружия из Великобритании. В том же году отряд Севира снова появился в бассейне реки Чикамога, сжигая на своем пути селения индейцев.
Каким бы ожесточенным не было сопротивление, индейцы начинали терпеть поражение за поражением, все больше уступая знамя победы новым хозяевам.
Накануне заключения мира между США и Великобританией лидеры чикамога при посредничестве англичан встретились во Флориде с вождями криков, чикасо, семинолов и других племен и подписали договор о создании индейской конфедерации для продолжения борьбы с США. Тем не менее, чикасо и крики вскоре заключили с американцами сепаратный мир и вышли из войны. В то же время, поскольку испанцы после заключения мира уже не были союзниками США и оспаривали у них часть Юго-западных территорий, они обещали помочь индейцам оружием вместо эвакуировавшихся англичан. С 1786 года чикамога возобновили рейды в Кентукки и Теннесси, куда начали было возвращаться белые поселенцы.
В отличие от южной конфедерации договор индейских вождей, заключенный в форте Детройт, оказался более жизнеспособным. Созданная там Западная Индейская Конфедерация, снова с участием чикамога, не без успеха вела войну с США до 1795 года. Чтобы ослабить ее, губернатор Северо-западных территорий Артур Сент-Клер заключил в 1789 году сепаратный мир с племенами ирокезов, делаваров и некоторых других индейских народностей. Однако позиции белых колонистов также были ослаблены тем, что их верхушка в Теннесси в свою очередь вела сепаратные переговоры с Испанией, намереваясь принять испанское подданство и передать самопровозглашенное здесь государство под власть Испании. Хендерсон помнил обиду, нанесенную ему бывшими хозяевами. Поскольку формально эти территории состояли под юрисдикцией Северной Каролины, власти штата отказались от своих претензий на земли Теннесси в пользу федерального правительства, и в 1790 году по образцу Северо-западных территорий Конгресс организовал здесь Юго-Западные территории. В следующем 1791 году их губернатор Уильям Блаунт подписал с вождями чероки договор, признающий их протекторатом США, что вожди чероки сочли уравниванием их в правах с штатами. Хендерсон остался не удел. Его судьба с этого дня была предрешена. Но ситуация не изменилась, теперь на место одного пришельца, пришло целое государство и намерения его были теми же самыми.
В том же году на территорию Западной конфедерации вступили войска под командованием их губернатора генерала Сент-Клера. Индейцы собрали свои войска, в том числе в их состав входил и отряд чикамога, и осенью наголову разбили американцев, истребив почти все силы Сент-Клера. Победа воодушевила индейцев, и их атаки на белые поселения продолжались.
Хотя чикамога и поддерживавшие их индейские племена оказывали упорное сопротивление, белые поселенцы все же удержались на землях Теннесси и Кентукки. Несмотря на многочисленные попытки захватить американские городки и селения, включая Ноксвилл, который был столицей Юго-Западных территорий, индейцам удавалось попасть туда только для переговоров. В конце концов, в 1794 году Западная конфедерация проиграла Северо-западную индейскую войну, и чикамога лишились союзников. Одновременно испанцы, вовлеченные в наполеоновские войны, утратили интерес к Юго-западным территориям, признали их владением США и прекратили снабжать чикамога оружием. Без оружия и союзников чикамога не имели шансов не только на победу, но и на физическое выживание в войне с США и сочли за благо согласиться на условия мира, уже принятые остальными чероки. В ноябре 1794 года они подписали мирный договор и соблюдали его до начала XIX в. Согласно договору, чероки сохранили за собой территории, на которых еще не было американского населения, но более не пытались вернуть земли Теннесси и Кентукки, на которых белые уже поселились. Кентукки был провозглашен штатом еще в 1792 году, а в 1796 году в состав США был принят и штат Теннесси. Хендерсон не дожил до этих дней, но идея его пережила его самого.
Индейцы перестали сопротивляться и попытались жить вместе с новыми пришельцами, в навязанных ими условиях. Новые Хендерсоны творили свои черные дела на землях их предков, но это уже не имело значения. Казалось, что новая жизнь вошла в свое русло, и даже становится вполне сносной для жизни принявших новый образ жизни индейцев. Эта время длилось недолго, вскоре настало время для дороги слез, ведущей облака в западные земли с лучами заката…
…
Юноши медленно спускались с горы. Они молчали и даже не переглядывались друг с другом. Тяжелые мысли наполняли их разум. Впереди был тяжелый путь в никуда и самое страшное было в том, чтобы донести это своим людям...они еще не были готовы, они не знали, что дух предков уже вселил крепость в помыслы и надежды их народа, открывая тяжелый путь в никуда, принятый ими с достоинством.

[1] Аппалачская тропа имеет протяжённость около 3,5 тыс. км от горы Катадин (Мэн) на севере до горы Спрингер (Джорджия) на юге. Точную длину определить практически невозможно, так как существует несколько альтернативных путей.

[2] Первыми попавшими в Теннесси и Кентукки европейцами были испанские конкистадоры отряда Эрнандо де Сото (1540 г.). Они еще застали здесь население племени маскоги и, вероятно, стали одной из причин депопуляции региона, невольно заразив индейцев европейскими болезнями. Освободившиеся земли вскоре заняли чероки, переселившиеся из Виргинии.

[3] В 1566 году испанцы вновь посетили земли чероки. Они содержали небольшие копи и плавильни в этом районе до 1690 года. Убедившись в отсутствии драгоценных металлов в землях чероки, испанцы потеряли к ним интерес.

[4] В 1654 г. отряд виргинцев при поддержке союзных индейцев атаковал городок чероки - Рикохакан.

[5] В 1708 г. чероки вынуждены были уйти из верховьев реки Огайо под давлением делаваров и переселиться на юг

[6] В 1711-15 гг. чероки поддержали англичан из Южной Каролины в войне против индейцев тускарора, а в 1715-17 гг. сначала воевали против белых на стороне племени ямаси, а потом изменили им и снова поддержали англичан, что обеспечило последним победу.

[7] В Франко-индейской войне 1754-63 гг. чероки вначале поддержали англичан против французов и племени шауни. Тем не менее, некоторые из вождей чероки поддерживали французов, и в 1758 г. они выступили против англичан. В 1761 г. виргинцы заключили с чероки сепаратный мир. Вслед за Виргинией чероки заключили мир и с Северной Каролиной (1762 г.). В ходе военных действий британские войска под командованием генерала Гранта до тла разорили несколько городков чероки, они уже никогда не отстроились.

Итогом войны и дипломатической миссии Генри Тимберлейка и трех сопровождавших его индейских вождей в Лондон было принятие Королевской декларации 1763 года, объявлявшей индейские земли неприкосновенными для английских подданных.

[8] В ходе подавления восстания индейцев Северной Америке англичанами было вновь применено биологическое оружие. Первые случаи раздачи и продажи коренным жителям Америки зараженной одежды и тканей известны еще в 30х годах 18-го столетия. Тогда оспа уничтожила несколько племен.

[9] В 1773 г. в основании постоянных поселений участвовал знаменитый охотник Даниэль Бун, сын которого был захвачен и убит индейцами, что спровоцировало карательную экспедицию из Виргинии, называемую «Война лорда Данмора» (в то время губернатор Виргинии).

[10] В 1775 г. при посредничестве Буна судья Хендерсон из Виргинии выкупил у индейских вождей земли Кентукки, намереваясь основать на ней новую колонию Трансильвания.

[11] Этот реальный эпизод был позже описан Фенимором Купером в романе «Последний из могикан».

[12] В том числе в том же 1779 году был основан город Нашвилл, будущая кантри столица США.

КУЛЬТ НЕЗАВИСИМОСТИ. ЗНАЧИТЕЛЬНЫЕ МЕЛОЧИ
ИГРЫ СО СМЕРТЬЮ

Старый граммофон наполнял комнату хриплыми звуками рок-н-ролла. Виниловая пластинка со свежими записями Элвиса. Это звуки нового поколения людей, свободных от догм и традиций, делающих свою жизнь своими руками и головой, зарабатывающие баснословные деньги и также баснословно их тратящие. Хотя помимо них, есть еще хиппи, но им не место здесь, на 27 этаже отеля казино «Sahara», в этом неправдоподобном городе посреди песков пустыни. Город греха, город роскоши и бедности, которые меняют друг друга со скоростью одного оборота в механизме однорукого бандита или рулетки сменяющей числа удачи на черных и красных полосках.

Всего каких-то 10 лет, и вот он здесь, весь мир, лежит у его ног, распластавшись за окном яркими огням в желто-оранжевом море. В руках виски, в зубах сигара, в уме суммы единиц, приобретенных два часа назад внизу, в игровом зале.
А на горизонте самое действенное доказательство силы человека, наконец-то обуздавшей природу и положившей ее на лопатки перед мощью его разума. Всё так, как и обещали. Огромный гриб от земли до кромки неба, гигантский столб пыли, огня и невероятной мощи отражался на его окне и в его глазах. Завораживающий своей адской смертельной силой он стремительно разрастался в стороны, сметая барханы пустыни вместе с редкими осколками жизни на ее поверхности.
Смертельное оружие на службе развлечений. Все включено, за все заплачено. Возможно, эта штука нас всех когда-нибудь распылит на атомы, но пока у нас есть деньги, мы управляем ею и будем наблюдать за нею с трепетом. Все же человек странное существо.
Он зловеще улыбнулся, яркий огонек его сигары блеснул в отражении окна. [[1]]

[1] В 1950-е гг. Лас-Вегас стал привлекать туристов совершенно необычным зрелищем — всего в 65 милях (100 км) к северу от города на территории Невадского ядерного полигона в окрестностях Меркури проводились испытания ядерного оружия. «Ядерные грибы» от взрывов можно было наблюдать из отелей прямо в центре Лас-Вегаса.

24 ДОЛЛАРА
Вечерело. Летнее солнце опускалось за покрытый островерхими шапками леса горизонт. Вокруг костра уютно уместившись на бревнах, сидели люди. Они были из равных миров, но сюда их привела не вражда и не особая любовь друг к другу. Индейцы, одетые в кожаные одежды, с расписанной татуировками кожей, сидели по одну сторону круга. Пока трубка мира переходила из рук в руки, вождь племени озвучивал свое одобрение по отношению к редким и роскошным в глазах его соплеменникам вещам, переданным ему людьми напротив, одетыми в пышные цветные костюмы, с оранжевыми вставками. Все они были облачены в металлические кирасы и шлемы, вооружены алебардами и мечами, двое было даже с аркебузами, но это не имело здесь никакого значения, агрессии не ощущалось в речах сторон.

Несколько бус, хлопковые одеяла, голландская одежда, зеркала и украшения, общей стоимостью 60 голландских гульденов [[1]] была передана вождю. Глава голландской экспедиции улыбался – редко когда удавалось вот так легко провернуть сделку с индейцами, обычно они настороженны или агрессивны. Он знал это прекрасно, с его опытом работы в этих диких местах это было не сложно понять.[[2]]
Докурив трубку мира, вождь встал и кивком головы дал понять пришельцам, что сделка принята. Индейцы собрали немногочисленные вещи, и ушли в сторону леса, собирать свои вигвамы для приготовленного голландцами перехода с острова на материк через трое суток.
Довольный собой, губернатор улыбнулся, он собирался угостить сегодня солдат отличным голландским элем за свой счет в честь крайне удачной сделки. Цель была достигнута – на острове теперь не будет никакой внутренней опасности и Новый Амстердам [[3]],прикрытый прекрасным фортом, построенным голландским архитектором [[4]], теперь имел возможность не беспокоится за провиант в случае нападения врага. А врагов было много, и самый опасный из них, развернув красно-сине-белый полосатый флаг, уже готовил план атаки на город, атаки, которая навсегда изменит внешний облик Нового Амстердама и его значение для будущего мира.

[1] 24 доллара в то время, сумма эквивалентная сегодня 500—700 современным американским долларам

[2] Петер Минёйт — голландский политический деятель, губернатор Новых Нидерландов (1626—1631), губернатор Новой Швеции (1638). Валлон по национальности.

[3] Новый Амстердам (нидерл. Nieuw Amsterdam) — первоначальное название Нью-Йорка в 1626—1664 гг.

[4] Крейн Фредериксзон ван Лоббрехт – военный инженер, заложил в Новом Амстердаме крепость с фортом Амстердам в центральной её части.

ОГОНЬ НА ВОДЕ
Летом 1947 года в Сенате США было необычайно шумно. Собравшиеся в полном составе сенаторы активно обсуждали только что представленный доклад комиссии. Все понимали, что первый в истории коллективный иск против Правительства США будет проигран, поскольку реальных ответчиков нет, они погибли в огне, а закон требует от государства возмещения вреда в чрезвычайных ситуациях. Необычные по содержанию фразы в трех пунктах, вызывали эмоциональную бурю похлеще всех предыдущих обсуждений мировой войны вместе взятых. Могло ли быть иначе, ведь до этого все обсуждения касались лишь запланированных государством действий, но здесь в дело вступал его величество случай, принесший расходы в размере почти 100 миллионов долларов, что для тех времен было довольно внушительной суммой.

Всего лишь три пункта:
1. Грубое нарушение правил упаковки аммиачной селитры. Ее надлежало упаковывать не в бумажные мешки, а в герметичные емкости;
2. Грубое нарушение правил техники безопасности при погрузочных работах. Грузчикам не запрещалось курить, и, видимо, окурок послужил причиной возгорания.
3. Безграмотность помощника капитана. Он, во-первых, не знал, что аммиачная селитра — сильнейшее взрывчатое вещество. Во-вторых, тушить аммиачную селитру можно только большим объемом воды. Вероятно, местные пожарные тоже этого не знали.
За каждым из этих пунктов были сокрыты жизни сотен людей и судьбы целых отраслей производства. Кто бы мог подумать, что обычным весенним утром 16 апреля 1947 года экономика штата Техас и судьба целого прибрежного города навсегда изменятся в одночасье.
Ранним утром 16 апреля 1947 года, «Грандкамп», мощное транспортное судно типа «Либерти», стоявшее в порту города Техас-сити под французским флагом, четвертые сутки загружалось 100-фунтовыми бумажными мешками с селитрой. Сразу после погрузки, в 8 часов утра, из трюмов внезапно повалил дым.
В этот момент на борту судна за старшего был молодой помощник капитана, глуповатый малый, который получил эту должность по знакомству. Матросы метнулись к шлангам, по всем правилам безопасности пытаясь залить водой стремительно распространяющийся пожар, кто-то успел притащить на борт содо-кислотные огнетушители, и все бы ничего, но помощник капитана сделал свой роковой выбор, руководствуясь личной непомерной жадностью. Он запретил заливать пожар водой, опасаясь повреждения груза, и приказал матросам задраить люки и пустить в трюмы пар. Через 20 минут люки были сорваны от мощнейшего парового потока, и из них показалось открытое пламя.
С каждой минутой ситуация становилась все более катастрофической. Капитан, Шарль де Желлябон, к тому времени прибыл на судно, и трезво оценив масштабы бедствия, отправил людей на берег, мужественно оставшись наедине с огнем на своем корабле.
Собравшаяся на пирсе толпа зевак азартно обсуждала зрелище бедствия, с трудом пропуская к пирсу пожарные расчеты. Из 50 пожарных команд города, 27 прибыли на судно, отчаянно пытаясь сбить пламя и предотвратить беду. Никто не осознавал масштаба угрозы, таившейся в опасном грузе «Грандкампа». Прошло 40 минут, вода огромными потоками заливалась через пожарные шланги в трюмы корабля, казалось еще немного, и пламя удастся переломить, задержать его безудержный всепожирающий пыл. А пирс тем временем стал незаметен от огромного количества горожан, не поленившихся встать пораньше и насладиться бесплатным зрелищем этой трагедии. Город продолжал жить своей повседневной жизнью, не осознавая опасности происходившего в его бухте действа. Никто из присутствовавших на берегу зевак даже не успел осознать произошедшего, когда в 9 часов 12 минут раздался чудовищный взрыв в одну секунду превративший большую часть города и его любопытных жителей в пыль.
Вода у пирса, где стоял «Грандкамп» испарилась, обнажив дно. Изуродованные куски металла разлетелись в радиусе двух миль. Взрывной волной были сбиты два небольших самолета, находящихся в воздухе. Погибли сотни людей.
Но это было только началом трагедии.
Техас-сити был «городом химии» с массой соответствующих предприятий и складов. Все они загорелось от взрыва. Ужасные пожары охватили всю округу. На химкомбинате «Монсанто» из 450 рабочих погибло 154 человека. Положение усугублялось тем, что больше половины городских пожарных погибли на «Грандкампе».
В 1 час 10 минут ночи взорвались еще 2 парохода с грузом селитры и серы — «Хайфлаер» и «Вильсон Киин». Это вызвало новые пожары. На спасение города был брошен полк солдат из расположенного поблизости форта Крокер. Всего борьба с огнем длилась около 3 суток.
Итог этой трагедии запомнился миром надолго. Ценою 1500 погибших, нескольких сот пропавших без вести, 3,5 тысячи раненых, уничтожением 2/3 города и 3/4 всей химической и нефтеперерабатывающей индустрии стали строгие правила перевозки опасных грузов, которые, впрочем, могли быть приняты заблаговременно. Но какими бы не были эти правила – люди в этих местах навсегда запомнили, чего на самом деле стоит жадность и халатность людей, на которых возложена особая ответственность. Этот город навсегда осознал для себя цену моральных качеств человека перед банальной материальной выгодой. Что же нужно миру, чтобы осознать подобную цену для себя? Вопрос этот по сей день актуален и судно «Грандкамп» немым укором напоминает о себе через годы, оставив потомкам покореженный якорь, памятником беды на пьедестале в центре современного Техас-Сити.

ПОЛУОСТРОВ КРОВАВЫХ ЦВЕТОВ

Знойное, влажное тропическое лето. Яркими огнями раскинулись многочисленные небоскребы вдоль синевато-зеленой полосы побережья. Флорида – райский уголок отдыха и развлечений, место, где люди забывают о своих делах. Место, которое забыло свое прошлое. Лишь строгие краснокожие парни в костюмах на входах казино смутным остаются напоминанием о прошлом этого полуострова.

Дикие и неизведанный, манящий своей неприступностью край легенд из века в век тянул в свои джунгли смелых конкистадоров, искавших фонтан жизни и вечную молодость. Испанцы так и не нашли его здесь, но они принесли сюда первые очаги цивилизации, впрочем совсем нескоро закрепившейся в этих опасных местах.

История этого края, как болото, окружавшее его берега спокойна и размеренна, но был один момент, превративший дикий полуостров в часть нового государства.

Вольно или невольно, непокорные индейцы семинолы, своими набегами и укрытием чернокожих рабов разозлили северного соседа не на шутку. Американцы отобрали силой оружия эти земли у испанской короны, но семинолы оказались хитрее, дорога слез была ими предугадана. Интуиция их не подвела, и договор о переселении так и не был подписан. Это было сопротивление не на жизнь, а на смерть. Война стала одной из самых опустошительных в американской истории, в результате которой индейское население района Майами было практически полностью истреблено.

После окончания Второй семинольской войны в 1842 году была восстановлена колония на берегах реки Майами, основанная за несколько лет до войны. На карту нанесли «деревню Майами» (англ. «Village of Miami») на южном берегу реки и продали несколько участков земли. В 1844 году городок стал главным населённым пунктом округа, а спустя 6 лет опрос показал, что здесь проживает 96 жителей. Третья Семинольская война (1855—1858) не была столь разрушительной, как вторая, однако она затормозила развитие поселений на юго-востоке Флориды. К концу войны там проживало всего несколько солдат.

Но пришел век железных дорог, и Флорида продолжила развиваться стремительными темпами, но уже с совершенно иными жильцами. Однако, спустя годы, потомки выживших напомнили о себе так, как никто другой в истории нового государства. Племя семинолов численностью около 12 тыс. человек потребовало смелую компенсацию и теперь владеет землями во Флориде и Оклахоме. Основные деловые интересы племени - табак, туризм и игорный бизнес, а в 2006 г. племя купило всемирно известную сеть ресторанов Hard Rock Cafe за $965 млн. Именно таким – разнообразным предстает перед нами край вечного отдыха. Единственное, что остается с ним навсегда – его легенды, вопрос лишь в том кто или что представляет собой на самом деле фонтан жизни, возможно, что он давно уже у всех на глазах.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Надеюсь, что данное произведение помогло Вам раздвинуть горизонты Ваших знаний и открыло что-то новое, способное заронить искру любопытства исследователя в ваши головы.
Если Вы внимательно читали это издание, то наверняка прочувствовали ту общую нить, о которой я говорил во вступлении, что связывает все эти истории в одно целое.

Историко-психологическая характеристика государства, поданная через эти художественные истории становится более менее ясна, хотя и не претендует на полноценное отражение сути и свойств сложной и огромной страны. Соединенные Штаты предстают нам ребенком, взращенным матерью Великобританией в суровых реалиях враждебного мира, наполненного как местными жителями, не желавшими делиться пространством, так и не менее агрессивными соседями по колонизации. К своей юности, государство проявило немалое мужество, первым сумев уйти от своего строгого родителя в самостоятельную жизнь, притом, что агрессивный мир вокруг ребенка менее агрессивным не стал, все те же колонизаторы других европейских стран, вкупе с индейским населением продолжали создавать угрозу государству.
Именно в этот момент, обретя независимость, в психологии США стали происходить изменения и по мере укрепления государства на новых территориях эта психология все больше укреплялась – выросла внутренняя капризная уверенность в своей особенности, и в том, что никто иной кроме США не имеет прав на иное отличное мнение. Так, захватив значительные территории и укрепившись на них, загнав коренное население в резервации, США вышли за свои пределы именно с такой эгоистичной доктриной, выстроив удачную систему пропаганды и двойственных мнений в целях достижения своих целей. Точно так же, как это делает ребенок, когда капризничает, пытаясь получить желанную вещь. Выстроенная в начале 20 века, эта доктрина по настоящее время занимает основную модель поведения США в мире.
…
Уже в скором времени я постараюсь закончить и издать продолжение данной книги, раскрывающее на основе испытанного художественного метода историко-психологического анализа суть внутреннего мира Канады и Русской Америки в редких, но не менее захватывающих мини-историях.
Если Вас особенно заинтересовала какая-либо из историй, отраженных в данном произведении, и вы хотели бы узнать больше подробностей, либо если Вы просто хотели бы оставить свой отзыв относительно данного произведения - Вы можете отправить мне его по электронному адресу 1mystik3@rambler.ru.
С особой благодарностью от автора к любознательным читателям,
Виталий Штыбин.
Краснодар, 2012 год.