Вторым коногоном в пару к Григорию Шелехову иногда ставили потомственного горняка Николая Симагина. Тот работал на красном пожилом мерине по кличке Орлик. На нём начинал Григорий учиться непростому мастерству коногона.
- Умный и справный конь! - сказал тогда старый коногон Степаненко.
- Он сам всё сделает… - пошутил казак.
Теперь же у него в подчинении состояла пегая, умная кобылка Гулька. В конюшне её место располагалось рядом со стойлом задумчивого мерина. Между ними наблюдалась нежная лошадиная дружба. Овес и воду они употребляли из одного корыта, не обижая друг друга. Не однажды подмечал удивлённый казак, что пока Орлик не насытится, подруга есть не станет.
- Жалеет она его, што ль? - дивился Григорий, глядя на них.
Неоднократно замечал он, как слезились глаза Гульки, когда та смотрела на рабочие мучения мерина. Потому что не похож был её хозяин с вздорным Николаем, по-разному относились они к лошадям.
- Как можно так обращаться с конём? - вздыхал казак, глядя на муки Орлика.
- А с ними только так и надо! - отмахивался Симагин. - Глупые животные…
Шелехов подумал об этом, когда в очередную смену вошёл в низкую подземную конюшню и дал кобылке корочку ржаного хлеба.
- Моя хорошая! - потрепал он её по густой гриве.
Иногда ей перепадал и сахар. Работали они согласованно, душа в душу. Умница редкая была Гулька, будто человек. Все команды разумела, все места помнила, где тише, а где быстрее поддать надо. С места трогалась плавно, без дерготни. Когда на обед перерыв приспеет, станет и стоит, не работает. Хоть время по ней проверяй…
- Ах, ты моя, умница! - скажет тогда коногон. - И, правда, отдохнуть надо бы...
Николай, хоть молодой, здоровенный, но рыжий и злой, как все рудничные собаки вместе взятые. Другое дело у него с Орликом, маята одна. Работают они трудно и нервно. Сплошные крики и ругань. Кипятится всегда Симагин, злобствует попусту. Уж мерина того колотит, что лучше не видать такого.
- У, зараза! - бедная животина, никак не примерится к нраву бестолкового человека, и что ни ходка, то вновь крик, побои...
Гулька нетерпеливо ждала хозяина, даже ногами переступала от нетерпения. Чует, что есть у него для любимицы припрятанный гостинец.
- Бедная твоя душа! - пожалел он лишённых солнца лошадей. - Работаешь, как каторжная… Света божьего не видишь!
… Подземный табун содержался на небольшом удалении от шахтного ствола. Для этого там пристроилась небольшая конюшня со стойлом для каждой лошадки. Численность табуна была разная и зависела от наличия рабочих точек на угольном горизонте. Рядом с конюшней соседствовало хранилище для сена и фуража.
- Во всём порядок должон быть! - Ефим Точилин, как опытный бригадир неусыпно следил за всем.
- А то, что будет? - спрашивал непутёвый горняк.
- Попадёшь в шахтный пожар, - пугал Ефим Тимофеевич, - сразу поймёшь…
Даже навоз, для избежание самовозгорания, из конюшен выдавался на поверхность по установленным правилам. Обслуживал, кормил, поил и чистил лошадей конюшенный. По заведенному порядку на такую должность нанимались цыгане или татарва. Один из конюшенных как раз возился с Орликом. Шелехов подошёл к нему и поздоровался:
- Привет Ахметка! - он уважал людей любящих лошадей. - Как жизнь и дела?
- Как сажа бела, товарищ... - ответил татарин.
Григорий засмеялся шутке и прошёл налегке в «гурьбу», место сбора коногонов. Навстречу ему выскочил Ванька, работавший у него «провожатым».
- Здравствуйте дяденька! - смешно смутился он.
- Здоров будь! - ответил Шелехов.
Ваньку он заприметил в церкви. Тот пел на клиросе – специальном возвышении для певчих, что перед церковным иконостасом. Трое певцов да регент, руководящий малым хором отточенными за многолетнюю практику движениями рук. Спиной к прихожанам, лицом к певчим, скупой короткий взмах кисти, и два девичьих и один мальчишеский голос взлетали под купол с молитвой к Богу.
- Как же красиво поют! - радовался Григорий в редкие посещения церкви.
Ростом Ванька был невысок, выглядел младше своих лет. Когда голос стал ломаться, взял его на шахту помощником коногона.
- Из храма под землю, в самый ад... - подшучивали над ним горняки.
- Нельзя так говорить! - пугался он.
Слишком резким был переход от церковной вязи песнопений, вплетаемой вместе с юными девушками в общий хор молитвы – к отборной ругани шахтёров, мужиков крепких как на слово, так и на руку.
- Не ругайтесь, дяденьки! - просил их богобоязненный паренёк.
- За уголёк нам Бог всё простит…
Бывало, загнут так, что мальчонка с красными от стыда ушами готов под землю провалиться. Только некуда. И так уже под землёй.
- Готов к труду и обороне? - спросил улыбающийся от таких мыслей Григорий и шагнул в низкое и захламлённое помещение.
- Готов! - ответил ему вслед помощник.
В «гурьбе» хранилась всяческая упряжь и шорный инструмент. На загаженном полу в беспорядке валялись бичи, кнуты, колокольцы и мордобойцы. В углу неразборной кучей лежали подпруги, лямки, дуги, ремни, оглобли, тормозные шкворни и прочее барахло. Привычными словами он приветствовал присутствующих коногонов:
- Здорово ночевали!
- Поздоровее видали! - как бы в шутку, но недобро ответил Симагин.
- Кто со мной сегодни работает? - Григорий предпочёл не заметить наглости. - Пора выезжать…
- Я! - лениво и неохотно отозвался Николай. - Успеется ишо…
Он неторопливо позубоскалил с мужиками, покурил. Григорий с помощью Ваньки за это время запряг свою Гульку и ждал напарника снаружи. Тот вышел, недовольно зыркнул в сторону передовика и начал выводить Орлика. Конь переступал ногами и встревожено фыркал.
- Но! Не балуй, холера… - Симагин с потягом хлестанул мерина. - Убью, скотина.
- Ах, ты, гад!
На впавшем боку мерина вздулся красный рубец от обжигающего кнута.
- Што ты творишь! - Григорий вскипел от обиды за слабое животное. - Зачем бьёшь?
- Не лезь Шелехов… - угрожающе предостерёг Симагин и сжал кулаки. - Ты давно нарываешься!
У входа в конюшню возвышался образ святого Власия Кесарийского, хранителя и покровителя скота. Рядом с ним гомонили несколько привлечённых шумом коногонов. Федька Кулаков, мужичок невзрачный и вредный, подначивал кореша:
- Николай, а ну двинь ему!
- А ты почём лезешь?
- Задаётся пришлый… Куды там!
- Не трожь коня, кому говорю…
- Не твоё дело! - Симагину хотелось покрасоваться перед зрителями. - Лучше за женой следи, смотри, как бы на сторону не вильнула.
- Ты на што намекаешь?
- Она до тебя со всем посёлком гуляла, - злобствовал Николай, не забывший обиды за отказ Тоньки на предложение выйти за него замуж. - Ходили, знаем...
- То-то она тебе отказала, когда сватался!
- Пошёл ты… знаешь куда?
Гнев ударил в голову Григория. Он мог долго скрывать свои чувства, но взорвался, будучи оскорбленным до глубины души. Не помня себя, он подскочил к обидчику и выкрикнул:
- Ты кого послал?
- Козла рогатого!
- Да я тебя… - Шелехов схватил Николая за грудки и бешено ворохнул страшными глазами.
- Пусти! - задохнувшись, прохрипел Симагин. - Вдарю ведь…
Тут же, словно решившись, он коротко взмахнул правой рукой, и крепкий кулак по широкой дуге въехал Григорию в левую скулу.
- Сука, - выдохнул тот и резко ответил с левой. - Получай!
- Убью...
Бойцы закружились по небольшой площадке, между вечных луж от всепроникающих подземных вод. Николай был больше и на вид сильнее. Остальные коногоны смены, обрадованные даровым развлечением, заулюлюкали, заспорили. Большинство склонялось в сторону Николая. Тот вначале действительно буром попёр на соперника и пару раз достал его за счёт длинных рук.
- Ишо хочешь? - уже радовался он лёгкой победе.
- Поговори у меня… - выдохнул противник.
Однако вскоре тот приноровился и выманив соперника ложным выпадом, врезал под дых. Николай стал задыхаться, и Григорий парой ударов свалил его на землю. Потом сел на него и спросил поверженного соперника:
- Хватит с тебя?
- Слазь!
- Не будешь больше над конём измываться…
- Ну, подожди Шелехов, - пообещал злопамятный Симагин, - я тебя ишо достану!
- Руки коротки… - Шелехов снова завёлся и сделал шаг к нему.
- Посмотрим, чья возьмёт! - Николай лёжа сплюнул кровью. - Пожалеешь опосля…
- Курва! - Григорий подскочил ближе и несколько раз ударил того ногой в живот и в голову. - Энто тебе за Орлика.
Симагин коротко вскрикнул от резкой боли и надолго потерял сознание. Победителю в стычке пришлось в тот день работать с другим напарником...
***
Необъяснима тайна красоты! Люди постоянно, часто неосознанно, тянутся к ней, стремясь окружить себя красивыми вещами и привлекательными лицами. Законы её природы непонятны и субъективны. Одно и то же иному человеку кажется красивым, а другому уродливым. Лишь в одном сходятся все мужчины мира. Молодые и стройные девушки, с пухлыми, чётко очерченными губами, нравятся всем. А если у неё большие глаза, маленький, чуть вздёрнутый носик и аккуратные ушные раковины успех у сильно пола обеспечен стопроцентный…
- Какая красавица! - иной парень при встрече даже остановится, словно получив обухом по голове.
Красота есть обещание счастья. Наверное, несознательно человек просчитывает, как будет выглядеть его партнёр с годами. Губы со временем непременно станут тоньше. Нос и уши растут всё жизнь и неизбежно будут выглядеть массивнее. Глаза заплывут, и, если девушка не обладает вышеперечисленными достоинствами, то лет через двадцать вам обеспечена некрасивая, сварливая супруга.
- Выбирать надо было лучше! - поймёте тогда, но будет поздно.
Двадцатилетней Антонине Шелеховой такое будущее не грозило точно. В придачу к названным признакам красоты она обладала ровным характером и завидным трудолюбием.
- Всем дочка взяла! - хвастался на горняцких посиделках отец.
- Повезло тебе Ефим Тимофеевич! - соглашались чумазые товарищи.
- А то...
Красавица Антонина могла не только свести с ума любого парня в их шахтном посёлке, но и отличалась острым умом и весёлым нравом.
- Как это пришлый Григорий умудрился захапать такое богатство? - гадали поселковые парубки и не находили ответа.
… Через полгода после эпохальной смерти Ленина, чудесным летним утром Тоня покормила грудью пятимесячного сына Петю и отнесла его на родительскую половину дома. Она передала младенца на руки хлопочущей матери и начала собираться на праздничный выход.
- Надень зелёное платье! - велела Зинаида Степановна.
- А можно его после свадьбы носить?
- Сегодня можно! - разрешила мать.
Знакомый её мужа Никита Хрущёв сегодня женился и их позвали на скромную родственную свадьбу. Никита занимал неплохой партийный пост, но он не чурался собственных корней.
- Никита далеко пойдёт, - мимолётно подумала молодая женщина, - удачно совмещает учёбу и работу.
Руководитель парткома «Донтехникума» пару раз заскакивал в дом к Шелеховым перекусить между вечными заседаниями. Думая об этом, Антонина тщательно вымылась в летнем душе, приткнувшемся с края огорода и, сидя перед окном, неспешно расчёсывала длинные волнистые волосы.
- Чего это Гриша долго не возвращается с ночной смены? - внезапно встревожилась Тоня и посмотрела на настенные часы с кукушкой. - Всё ли хорошо на работе?
Мысли о муже, даже самые нейтральные, вызывали в теле сладостную дрожь. Тёплая волна плотского желания мгновенно поднялась из глубин естества и прилила к её аккуратной, змеиной головке. Молодая женщина мельком взглянула на себя в зеркальное трюмо и невольно залюбовалась глядевшей оттуда девушкой. Лёгкий румянец от прилива горячей сладостной крови очень шёл к огненным волосам и молочной коже покатых плеч.
- А мы стоим друг друга, - с гордостью прикинула она и невесомым движением прошлась по упругому животу и крепким бёдрам. - Это ничего, что Гриша тёмный, а я светленькая…
Антонина скинула домашнюю рубашку и легко прошлась по невысокой вытянутой комнате. Природная стеснительность заставила её торопливо натянуть нижнее бельё, но затем она остановилась и начала изучать в зеркале своё слегка изменившееся тело.
- Люди говорят, от таких пар рождаются красивые и счастливые дети! - вспомнила молодая женщина.
Недавние роды отразились только на конусообразной груди. От природы стоячие грудки после родов и прихода обильного молока непомерно увеличились. Они мощно торчали немного в растопырку, и большие коричневые соски смотрелись, как маленькие, крепкие боровички.
- Недаром Гриша так смотрит на меня! - горделиво сказала Тоня. - Есть на что посмотреть…
Она с детства привыкла к мысли, что самая красивая девчонка в округе. Войдя в возраст невесты, быстро поняла, как воздействовать на парней. Тоня крутила женихами, как хотела, и не один парубок проклял тот день, когда впервые проводил её с вечерней гулянки. Особенно настойчиво её домогался упорный Николай Симагин.
- Выходи за меня замуж! - однажды сказал он, вызвав Тоню к калитке родительского дома.
- Вот ещё! - фыркнула строптивая красавица.
- Ты понимаешь, что я ни есть, ни спать не могу! - в отчаянии крикнул Николай.
- А мне то что?! - удивилась девушка.
- Третий день крошки хлеба во рту не держал… - стыдливо признался он. - Воротит от всего.
- Зря ты так! - притворно огорчилась Тоня.
- Всё о тебе думаю… - не заметил сарказма Симагин.
- Лучше не думай! - отрезала Антонина. - Замуж я в ближайшее время не собираюсь…
Он подкатывал к ней ещё несколько лет, она каждый раз резко отказывала, ждала лучшего варианта.
- Мужчины будут делать, что я захочу! - Тоня думала, что так будет всегда.
… Однажды в калитку их дома вошёл грязный, заросший седеющей щетиной человек, дальновидный отец прислал нового квартиранта. Он стрельнул на неё молниями чёрных волнующих глаз, и Тоня поняла, что пропала. Даже по прошествии полутора лет замужества она часто думала:
- Ох, и хорош, окаянный!
Счастливое настроение не покидало её с того самого дня, когда мать сказала о сватовстве Григория. Тоня в первый миг задохнулась, не зная, что сказать. Потом она схватила материнскую ладонь и, прижав к высокой груди, сказала:
- Отдай меня за него маманя!
- Так он же старый?
- Ничего не старый, всего на десять лет старше меня… - возмутилась Тоня и пояснила: - А что седой, так жизня видать такая выпала.
- Смотри девка!
- Я его отогрею, успокою… Расцветёт, как цветок маков! - размечталась рано выросшая дочка. - Мой ненаглядный…
- Тебе жить... - согласилась Зинаида Степановна и потянулась за иконой. - Благословляю вас, с Богом!
… От приятных воспоминаний Антонина совсем потеряла голову. Она заметалась по горнице, быстро доставая из сундуков выходную праздничную одежду.
- Кто же меня вспоминает? - подумала она и прижала ладони к горящим ушам.
По дому плыл резкий мутный запах нафталина. От этого запаха её настроение перескочило в зону тревоги. Потом мысли переключились на то, что нужно сделать, и она постепенно остыла.
- Может, Гриша зашёл к родителям? - Тоня остановилась посредине светлой комнаты.
Муж с отцом всегда шли и возвращались на работу вместе. Она сразу поняла, что муж умеет спокойно и основательно работать, но при этом ему необходима уверенность в целесообразности результатов труда.
- За бесполезное дело Гриша браться не будет! - с уверенностью сказала она вслух. – Зато если начал, доведёт работу до конца с завидным упорством.
Его ежедневный распорядок жизни был подчинён работе и редко менялся. Умом она понимала, что супруг не мог, да и не хотел искать приключений на стороне, но сердце тоскливо сжималось даже от одной мысли:
- А вдруг, какая-то молодица сейчас ласкает его?
Будь Тоня чуть старше и опытнее, она бы знала, что женщины спокойно относятся к собственным увлечениям, но сравнения себя с другими женщинами не терпели категорически. У каждой девушки есть недостатки, которые часто видит она одна.
- Слишком бёдра узкие, - решила Шелехова, оглядывая себя со всех сторон, - даже после родов не раздались…
Подобные мысли легко лишали её душевного спокойствия, и она торопливо надела пышную длинную юбку. Синяя, в мелкий белый горох юбка скрашивала мнимый недостаток, и Тоня сразу успокоилась. Вся вытянутая, стройная фигура приобрела более женственные очертания, и она весело запела модную песенку.
- Крутится, вертится шарф голубой, - низкий, чуть хрипловатый голос тонул в саманных стенах. - Крутится, вертится над головой.
Модную песню прервал нетерпеливый хлопок уличной калитки. Тоня выглянула в маленькое окно, составленное из нескольких небольших фрамуг. По вымощенной природным камнем дорожке, ведущей к их половине дома, шёл ненаглядный Григорий.
- Верно люди говорят, - чувственно подумала она. - Чтобы самому наслаждаться жизнью, нужно сделать счастливым другого человека.
Тоня одним взглядом охватила его коренастую родную фигуру и заулыбалась. Он устало ставил натруженные ноги и сонно жмурил глаза от яркого солнца.
- Вернулся, мой милый! - жена смотрела, как супруг входил на открытое крылечко, и её душа наполнилась безбрежной радостью. - Спасибо, Господи!
Муж заполнил собой узкий прорез входной двери. Она нетерпеливо кинулась к нему и резко остановилась на половине дороги.
- Что с тобой? - тревожно спросила Тоня. - Откуда синяк?
- Ерунда. - засмеялся Григорий. - Повздорили с одним чудаком…
- Просто повздорили?
- Потом расскажу.
- Нужно приложить сырое мясо…
- Не бери в голову, - отмахнулся весело муж. - Давай лучше новую одёжу, пора собираться в гости.
Жена бросилась собирать требуемое, а в это время с младенцем на руках в комнату вошла мать и спросила требовательным тоном:
- Собралась?
- Скоро пойдём.
- Проснулся Петенька. - Зинаида любила своего первого внука. - Пора кормить…
- Лапушка моя!
Антонина взяла к себе пищащего сына и присела его покормить. Григорий склонился над ними, с нежностью глядя на красавицу-жену и ненасытного сына. Растроганная тёща тайком, боясь сглазить, подумала:
- Как они рядом хорошо смотрятся!
Она глядела на них задумчиво и грустно, подперев щеку натруженной ладонью и любовалась:
- Такая красивая пара!
***
В конце 1929 года в газете «Правда» была опубликована статья Сталина «Год великого перелома», где он утверждал, что началось «массовое колхозное движение» и большевикам удалось организовать «коренной перелом в недрах самого крестьянства» в пользу колхозов.
Постановление ЦК ВКП (б) «О мерах по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» вышло в начале следующего года. Им предписывалось провести конфискацию у кулаков средств производства, скота, хозяйственных и жилых построек, предприятий по переработке сельскохозяйственной продукции и семенных запасов. Хозяйственное имущество и постройки передавались в колхозы в качестве взноса бедняков и батраков, часть средств шла в погашение долгов кулацких хозяйств государству и кооперации.
Постановление предписывало, что число раскулачиваемых по районам не должно превышать пяти процентов всех крестьянских хозяйств. Подлежало высылке в отдалённые районы страны: 60 тысяч хозяйств первой категории и 150 тысяч - второй. На 1 февраля 1930 года в СССР было коллективизировано 32 процента единоличных крестьянских хозяйств.
Продолжение http://proza.ru/2011/10/05/1656