Стоят в тихой заводи нашей улицы корабли-автомобили под каштановым дождем. Днем воюют на городских трассах, прорываются сквозь заслоны светофоров, обходят засады гаишников объездными путями. Вечером отдохнут немного в осадах утомительных пробок и отправляются на покой. Возвращаются в родной порт, встают на якоря сигнализаций. Растворяются во мраке, сливаются с ослепнувшим домом в единое целое и не могут заснуть. Рыдают сиренами от каштановых торпед, зовут на помощь. Приманивают коварными красавицами, поют свою песню мерзкими голосами.
А у меня от них цинга – брыкаются зубы в бессонной ломке, ждут радикальных стоматологических мер. Выйду я, в мыслях, к сиренам с чугунной трубой, налечу на судебные рифы, утону в финансовых глубинах за разбитые лобовые стекла. Эх, не выдержит моя корма таких пробоин, наглотается приговоров, опустит на самое дно. Держусь из последних сил. Склеиваю ноги скотчем, мечтаю о летаргическом сне. Привязываю себя к батарее, скручиваюсь позой Синдбада-Морехода, затыкаю уши. Заплачу глухотой за иллюзию рая, окунусь в тишину ураганного эпицентра. Немного благоденствия и знакомый свист в лиственных перинах проникает в мозг, минуя ушные раковины. Посыпались коричневые шарики ботаническим пометом, завели по новой сигнализационный граммофон. В каждом каштане по предсказанию – сулят разбитые ногами фары и вырванные аккумуляторы.
Отворяет дом паучьи глаза многочисленных окон, зажигает в них ненависть: кто интимным ночником, а кто и люстрой. Лопается терпение гневным фейерверком, окрашивает шторы в тревожные цвета. За шторами угрожающие силуэты, вооружены сковородками, готовы на все. Тут и балконы оживают – матерятся на разных языках, требуют кастрации. Я все понимаю, как полиглот, чувствую себя великим путешественником. Обнимаюсь с горячими ребрами батареи, покрываю свое тело обжигающей тельняшкой.
Подходит сезон каштановых дождей к концу, грядет последняя ночь. По прогнозу синоптиков самая страшная, со шквальным ветром и порчей имущества. Обложу себя подушечной звукоизоляцией, зацементирую зубы. Одна ночь стремления к вандализму, дальше безмолвие голых деревьев.
Настоящие капитаны свои корабли в беде не бросают. Капитаны с нашей улицы тоже настоящие. Спортивные костюмы надели, зонтами головы прикрыли от всемирного тяготения, встали в страшную ночь на посту. Сиренам кляпы, сухопутным выстраданный сон…
Взревел каштановый ливень, рвет цветы на зонтах, топчет чечеткой букеты. Выворачивает спицы, пробивается к лысинам. Катится зловещим эхом по спальням, внушает их обитателям беспокойство. Пора на подмогу. Выпрыгнули капитанские жены из гамаков с пиратской решимостью, понесли мужьям горячее в кастрюльках и горячительное во флягах. Халаты наполнили попутным течением, перетянули талии широкими поясами, подчеркнули волнение груди ветреными декольте. На спинах «веселый роджер», на пальцах изумрудные сокровища. Кто сказал, что женщинам не место на кораблях? Пусть он захлебнется в Ледовитом океане. Они уже тут, на палубах, распоряжаются хозяйками, за поясами абордажные крючья и кухонные ножи.
Пробили склянки, пришло время подкрепится. Заплескался ром да самогон в стаканчиках, зашипели сосиски в нежных руках хитрого кока. Подошел я к окну в солидарной бессоннице, а в каждой машине уже по пикнику. Включенные фары ткут лунные дорожки, голосят бродячие коты словно дельфины, ловят селедочные хвосты на лету. Вот и незваные гости стягиваются волнами, выплывают по-соседски из подъездов на плотах домашних тапочек. В руках весла коньячных бутылок, на лицах робинзонова щетина и обреченная усталость в глазах. Радуются как потерпевшие кораблекрушение, просятся на борт…
Гуляет вся улица, празднует окончание сезона. Непривычно друг с другом не сорятся, позволяют изредка лишь легкие саркастичные шлепки. Шатаются от качки пьяными нептунами, ничего не замечают. Уже и каштановый ливень усох, растворился в выпитом море запеченной закуской, и три раза проплыл с предупреждением тарахтящий баркас полицейского патруля, а дружная вакханалия не унимается как крики голодных чаек.
Но кончается ночь, и предчувствие скорого рассвета приводит за собой отлив. Засобирались соседи по квартирным причалам, надеются поймать хоть немного дремлющего штиля перед работой. Спасатели-зонты в чехлах, паруса направлены в постели. Шлепают по мозаичной плитке тротуара, наступают на кораллы битого стекла и обертки от крабовых палочек. Пинают брезгливо рыбьи скелеты, отворяют сейфы дверей на многоэтажную землю. На пороге останавливаются, грустно вздыхают – такой ночи не будет ближайший год. Затем исчезают на тусклых лестницах и отрезают обратный путь кодовыми замками.
Я сижу на окне. Ноги вниз свесил, глотаю соленую свежесть. Скоро поднимется занавес, осветит солнечным прожектором дневную сцену. Там перенаселенные острова, удушливая гарь и яростные дорожные войны. Нырну я в остаток морского волшебства солдатиком, поломаю себе ноги десятиметровой высотой и на войну не пойду…