- Воистину иметь такого друга, как ты, - счастье великое. – Воскликнул живо Заир. – Ты дар небес, посланный мне неизвестно за какие заслуги. С тех пор, как встретил я тебя, каждый день мой наполнен весельем и радостью.
– Как и все поэты склонен ты к преувеличениям, друг мой. – Прогудел Гадоль. – Впрочем, за это я и люблю тебя, - твоя восторженность меня забавляет.
- Может тогда за дружбу нашу нам выпить по глотку чудесного напитка, коий солнце делает ярче, а мрачные дождевые тучи гонит прочь. – Улыбнулся поэт. – Божественной жидкости, что девушек делает краше, а мужчин отважнее?
- Неужели тебе охота в кабак? – Хохотнул здоровяк скульптор. – Ты посмотри, какое море ласковое и смирное, как ягнёнок, а солнце, красуется оно средь облаков, подобно пастуху, окруженному пушистыми овечками. А эти стремительные чайки, охотящиеся за серебристой рыбкой! Такой день, как сегодня лучше посвятить прогулкам на природе.
– И кто из нас поэт, ты или я? – Заир встал на цыпочки и похлопал друга по плечу. – Впрочем, прав ты, не охота толкаться мне средь потных тел, лицезреть немытый пол, залитые вином столы и хитрую физиономию трактирщика. Вот только сегодня так жарко и душно, что горло совершенно пересохло.
– Ну, в отличие от вас, жителей Парнаса, мы люди приземлённые и весьма практичные. – Гадоль хитро улыбнулся. – Потому то, отправляясь на прогулку, я прихватил с собой заветную фляжечку.
Здоровяк отстегнул флягу от пояса, но легкомысленный поэт уже забыл о пересохшем горле. Замер юноша, подобно гончей, почуявшей дичь, приложил ладонь ко лбу.
– Что ты там узрел мой востроглазый друг, о, я узнаю этот горящий взгляд, неужто заприметил ты юных дев?! – Хохотнул скульптор.
– Дев? Не уверен. – Заир нахмурил брови. – Но мне показалось, что я слышал голос. Такой нежный и….
– Кажется, теперь и я что-то слышу. – Гадоль нахмурился. – Вроде кто-то поёт или плачет? Может, поспешим, вдруг случилось несчастье и в нашей помощи нуждаются?
Прибавили шаг друзья, увязая в песке, спотыкаясь о камни.
– Теперь я уверен, те звуки, что услыхали мы - это пение и поёт девушка, о, как же грустна её песня и прекрасна. Но, где, где же та, что издаёт столь божественные звуки? – Воскликнул поэт. – Друг мой, глаза твои, что зрят сквозь камень и в глыбах мёртвых разглядеть способны прекрасных дев и юношей могучих, зверей опасных и крылатых птиц, острее моих, и если прячется от нас красотка, чаровница хитрая, узреешь её ты без труда.
Скульптор прищурил глаза и окинул орлиным взором окрестности. Сначала не увидел он ничего похожего на человеческое существо, но вот бросив взгляд на скалу, что возвышалась средь волн морских, узрел Гадоль нечто столь восхитительное, что замер как вкопанный, не в силах пошевелиться.
– Что-что ты там увидел? – Заир нетерпеливо дёрнул друга за край плаща, повернулся в ту сторону, куда смотрел скульптор и…. – Скажи, неужели заснул я и вижу сон? – Воскликнул юноша. – Там на скале, то видение, живая дева или богиня? Как тонок стан её, а эта кожа, белее пены морской! А эти густые локоны, что кажутся золотисто – зелёными, подобно плащу укрывают они грудь красавицы. Изящны руки и шея длинна, лебяжья, лица отсюда не видно, но уверен я – оно прекрасно. А ноги, что с её ногами?
- Какие ноги? – Отмахнулся здоровяк. – Я вижу хвост дельфиний, ни дева перед нами, но русалка!
- Какая разница, русалка поёт там, на скале иль дева? – Воскликнул живо поэт. - Рядом со столь совершенным созданием я с радостью прожил бы жизнь и не важно, тысячу лет длиться будет век мой или одну минуту! Какие стихи я посвящу ей! Шедевры те прославят любимую мою в веках!
- Твою любимую? – Усмехнулся Гадоль. – Ещё ни слова не сказал ты деве, не коснулся руки её, ни разу не заглянул в её глаза, а уж решил, что твоя она.
– А разве может быть иначе? – Щёки Заира запылали. - Если тело её столь совершенно, то и душа наверняка возвышенна и прекрасна. Поэзия и красота, они, как известно – сёстры. Уверен я, что души наши схожи.
– Всё так, но не забудь, что девы земные и морские предпочитают мужчин статных и высоких, ты же, мой самонадеянный поэт, уж прости, не вышел ростом и хил весьма. Скорее мальчик ты, чем муж. – Скульптор подбоченился. – К тому же, что имеешь ты, кроме рваного плаща и стоптанных сандалий? Пускай, язык твой резв, но красивые слова не согреют тела белого, не накормят они. Я поднесу прекрасной русалке сокровища, накопленные моими предками, подарю платья, сотканные из тончайших тканей, на царственную голову возложу диадему, руки её украшу золотыми браслетами и кольцами, на шею надену ожерелья бесценные, поднесу ей вкуснейшие яства и сладчайшие вина. Построю лодку, дабы могли мы кататься с нею, любуясь звёздами и царственной луной.
– Что ещё услышать можно от того, кто пошл и приземлён? – Воскликнул поэт. – Неужели думаешь, ты, что любовь купить можно сокровищами земными? Душа твоя так же холодна и тверда, как камень, с которым ты работаешь. И вместо крови в теле твоём – вода. Не с женщинами тебе следует проводить время, но со статуями, да и те зевать будут в обществе твоём. Посмотри, русалка заметила нас и призывно машет руками. И уж поверь, хоть видно тебя издалека, жаждет она именно моего общества! - Ничтожный карлик! – Рявкнул Гадоль, сжимая огромные кулаки.
– Безмозглый тролль! – Заир потряс в воздухе своими кулачками.
Не сдержался здоровяк, схватил кроху поэта за шиворот, поднял в воздух рукой могучей, встряхнул и швырнул на песок, как куклу тряпичную.
Поэт застонал, попытался подняться и вновь упал.
Скульптор замер растерянно, поражённый тем, что сотворил. Кинулся к товарищу, потряс за плечо.
Поэт открыл глаза, бросил на Гадоля взгляд, полный боли, оттолкнул руку друга и отполз ближе к морю.
– Заир, ты, ты прости, я не хотел! – Пролепетал Гадоль. – Не знаю, что нашло на меня.
– Уходи! – Прохрипел поэт. – Я, я не хочу тебя больше видеть. Не надо слов, всё что мог, ты уже сделал. Уходи прочь!
Отступил на шаг скульптор, протянул он руки к другу, но Заир лишь отвернулся. И опустились плечи Гадоля могучие, медленно развернулся здоровяк и побрёл прочь. Поэт же приподнялся и начертал пальцем на песке:
«Случилось так, что друг обидел друга,
гуляя по морскому берегу,
отвесил, не сдержавшись, оплеуху,
доказывая в споре правоту.
Но друг смолчал, от боли не заплакал,
лишь на песке, склонившись, начертал:
"Меня сегодня лучший друг ударил"».
Прибой ту надпись смыл, с песком смешав.
Ни юный поэт, ни друг его могучий не видели, как русалка сорвала с шеи ожерелье из раковин, нанизанных на верёвку, сплетённую из водорослей, и бросила в море.
И тут же забурлило море, воздело волны свои, обрушило на берег, подхватил отлив щуплое тело Заира и понёсли волны бедолагу к одинокой скале.
Вскрикнул юноша испуганно, услышал Гадоль крик друга, обернулся и, узрев, что уносит друга в море, кинулся на выручку. Не испугавшись грозного бурного моря, нырнул скульптор в волны и поплыл, рассекая воду могучим телом.
Тем временем волна поднесла поэта к скале, подняла и мягко опустила рядом с водной девой.
Протянула русалка руки свои к юноше, обвила шею его, приблизила своё прекрасное лицо своё к лицу поэта и прошептала: - «Убей меня, пожалуйста».
– Чего? – Не понял Заир.
– Умоляю, убей меня. – Повторила девушка. – Я не хочу, больше не хочу, не-е-ет!
Прекрасный рот девы широко раскрылся, из-за жемчужно белых ровных зубов вылезли вторым рядом острые тонкие рыбьи зубы, как у пираньи, откуда-то из глотки вытянулось щупальце, обвило горло Заира и сдавило. Захрипел юноша, попытался оторвать щупальце от горла, куда там!
- Я сейчас, я иду! – Гадоль подплыл к скале, выхватил кинжал из-за пояса и вонзил в камень, подтянулся, сильные пальцы левой руки вцепились судорожно в расщелину в скале. – Подожди немного!
Русалка быстро обхватила руками тело своей жертвы и нырнула в море прямо со скалы. Скульптор тут же прыгнул следом. Успел здоровяк догнать хищную деву в воде, прежде чем ушла она на дно, вцепился в дельфиний хвост твёрдой рукой, другой же вонзил кинжал свой в скользкое тело. Изогнулась хищница, отшвырнула жертву свою, ибо не могла она удерживать юношу и драться одновременно. Из-под розовых ноготков на изящных пальчиках вылезли острые когти.
Полузадушенный Заир пошёл было ко дну, но чьи-то нежные ручки подхватили его и потащили вверх.
Русалка и Гадоль сцепились, острые когти полосовали могучее тело, щупальце обвило горло здоровяка, но тот несколькими судорожными ударами кинжала перерезал его. Громадный кулак и ножищи обрушились на хищницу. Чёрная и красная кровь окрасили воду. Понимал скульптор, что не может битва длиться долго, как бы ни были велики его лёгкие, воздух быстро заканчивался. В отчаянии здоровяк предпринял очередную атаку, и…. и вонзился кинжал в грудь морской девы. Вскрикнула русалка, рука, занесённая для очередного удара, замерла, пальцы с острыми когтями судорожно сжались.
Гадоль оттолкнул хищницу от себя. Тело чудища начало медленно погружаться на дно.
И узрел изумлённый и испуганный здоровяк, как губы девы растянулись в блаженной улыбке, прошептала они: «спасибо!»
Устремился было Гадоль вверх, но, увы, воздух кончился, попытался здоровяк вздохнуть, вода хлынула в рот. Забился скульптор, пытаясь плыть, но нет, не успеть! А что это за тени возникли в воде? Русалки не менее десятка! Окружили девы морские Гадоля, подхватили и потащили куда-то вверх. Здоровяк пытался сопротивляться, но куда там, силы были слишком не равны. В глазах у скульптора потемнело, и потерял он сознание….
***
Гадоль открыл глаза, вздохнул, закашлялся, приподнялся (Как, оказалось, лежал он на животе!). Вода хлынула изо рта. Скульптор долго кашлял и плевался. И вот, когда здоровяк немного пришёл в себя и смог оглядеться, узрел он Заира.
Поэт лежал на песке, голова же его удобно устроилась на хвосте красавицы – русалки!
Гадоль вскрикнул и попытался вскочить, но морская дева лишь подняла руки успокоительно.
– Успокойся, о, богатырь, я для вас не опасна. – Поспешно произнесла русалка. – Я всего лишь безобидная Бен вар¬ра. Существо же, с коим сражались вы – это наирагия. Некогда она была обычной морской девой, такой же, как и я, но, увы, тело её захвачено было хищным паразитом – наирагом, использующим нас русалок, для маскировки и заманивания жертв. Убив наирагию, ты, сразил и паразита тоже, и освободил нашу несчастную подругу от нечистого симбиотического союза. За подвиг твой мы, жители моря, благодарны тебе. Если нужна будет помощь наша – явимся по первому зову. А теперь извини, мне пора назад, в море. За друга своего не беспокойся – с ним будет всё в порядке.
Поползла русалка к морю и скрылась в волнах.
Гадоль поспешил к поэту, другу своему, приподнял его голову.
Заир открыл глаза, улыбнулся скульптору и произнёс: - А это ты? Где же ты так долго отсутствовал, я тут вздремнул и видел сон чудесный….
- Сон, говоришь? - Хмыкнул здоровяк. - Не хотелось бы тебя огорчать, но....
***
- "....Друг спас сегодня жизнь на море мне!"
Две надписи. Там на песке-обида,
а здесь на камне-почесть велика,
но первая давно волною смыта,
вторая ж-память дружбе на века"! - Продекламировал Поэт и отложил молоток. Полюбовался творением рук своих. - Пускай затратил я месяц жизни, но зато творение моё поистине совершенно! Это мой дар тебе, Гадоль, дар дружбы. За счастье почёл бы я отдать за тебя жизнь, но, скорее к счастью, чем увы, не угрожает тебе никакая иная опасность, кроме разве умереть со скуки. Потому решил я прославить тебя и подвиг твой великий, как мог - сочинил я поэму и высек её на камне у моря. Пройдут века, не станет меня и друга моего, но поэма моя сохранится и будут помнить люди, о том, как друг спас друга!