В третий день декабря, недавний триумфатор, победитель в Галльской войне, первое лицо империи, Гай Юлий Цезарь возвращался хмурым не ранним утром в собственный дом, пешим. Он тоже был хмур и не приветлив. Только что, на перекрестке пришлось расстаться с колесницей. Раб-колесничий повел ее окольным путем, так как сквозь перекресток было не проехать. Праздновали честь какого-то забытого квартального бога. Пришлось надеть на лицо улыбку, притворяться, что специально приехал проверить подготовку и финансировать строительство временной арки. А как же, дождь, видите ли, может пойти! Мало того, что ставшие на этот день свободными, рабы нагло, как равные, требовали денег, главное, что деньги были последними. Этой ночью потомок Венеры расстался с привезенными из похода сокровищами. Хищные ростовщики насчитали процент на процент от выделенных ими на войну денег и получилось триста процентов. Хорошо, что он успел расплатиться с легионами и устроить игры и завтраки гражданам Рима. Граждане Рима! Ха-ха! Сегодня, проезжая по городу, Юлий видел кого угодно, но не римлян. К полудню эта вечно голодная стая бледной немочи – граждан Рима, проспится в сараях богатых не граждан, и пойдет на Форум, в надежде, что какой-нибудь новоиспеченный гражданин их накормит. Из справки поданной Клодием ясно, что уже семьдесят процентов патрициев имеют не римское происхождение.
Кстати, где Клодий? Надо прояснить с ним вопрос, куда из города уходит богатство? Ведь кроме денег, идущих ростовщикам, легионам и на кормежку граждан, он лично привез и камни, и драгоценные металлы, статуи, оружие, хлеб и скот. Клодий говорит, что все это возвращается в провинции, где сидят мелкие, но лояльные Риму царьки, дерущие с метрополии огромные деньги за то, чтобы та могла жрать. Слишком много рабов. Слишком мало у них дел. Никто не работает! Сидят и ждут подачек. Я убью тебя, Проклятый Рим, решил триумфатор. Я дам тебе императора и тяжелым катком пройду по твоему хребту. Закрою всякие общества и партии. Убью ростовщиков, чтобы не зарились на Иудею. Это моя кубышка. Там в Храме лежит много денег.
Но первое, что нужно сделать, это влюбить в себя женщин Рима. Пусть эти ночные птички, щебечут в уши мужей и любовников, о том, как хорошо будет под властью императора. Пусть проститутки твердят о необходимости нового бога. Отнять свободы у многих и дать их женщинам. Вот, что нужно. Где Клодий?
Вчера вечером, когда идея о подкупе женщин, еще только брезжила, он, на всякий случай, отправил юного помощника в свой дом. Нынче ночью была очередь его жены принимать последовательниц культа Фавны. Это был древний, еще со времен похищения сабинянок, культ. Тогда и Рима-то еще не было. А была группа мужчин, беженцев из павшей Трои, высадившихся на дикий берег за спиной греков. Их вела ненависть и жажда мести. Но, их было мало, надо было родить детей, много детей. К великому конфузу, предки забыли своих женщин в Африке. Надо было срочно бежать от прилипчивой любви Додоны, а женщины долго возились. Когда высадились и обустроились, решили украсть женщин у соседей. И украли. Соседи пришли с огромным войском, и не было бы величия Рима, если бы украденные женщины не встали между готовыми броситься в бой мужчинами. Они собрались в центре лужка, и стали думать, что делать? Остаться, и бывшие мужья и братья убьют пришельцев. Вернуться, и пришельцы убьют мужей и братьев, но сначала мужья и братья убьют не рожденных детей. Они думали до вечера и в сумерках вынесли вердикт – сабиняне и пришельцы объединяются в один народ, а женщины получают право выбора.
С тех пор и возрос культ Фавны – Доброй богини, жены Фавна, сплетясь с культом Весты, которому женщины отдавали самых красивых девочек. Ни кто не знал, что происходит на собраниях. Обычно болтливые женщины упорно хранили тайну. Но будущий император не мог позволить себе не знать чьей-либо тайны. Он отправил вчера, юного Клодия, а тот пропал. Неужели женщины возродили древнее право на убийство лазутчика?
Такие мысли терзали триумфатора в дороге к дому.
Он прошел мимо, отделявшего его территорию от соседней виллы, украшенного цветами в честь бога охранителя, межевого столба, и подумал. – Я им дам лишь один ритуал поклонения. Лишь мне они будут поклоняться, живому богу Императору- Цезарю.
Идя по тропинке, огибающей виллу и ведущей в сад, Юлий извлек из глубины души ласку и нежность, снова надел на лицо благожелательную улыбку, и был готов предстать перед супругой. Ее золотую головку он увидел сразу же, повернув за угол дома. Она сидела в беседке, все еще украшенной подвядшими со вчерашнего, цветами, и наблюдала, что-то у своих ног. Войдя в беседку Юлий увидел стоящего в нише из цветов, украшенного ими Клодия. Юноша был обнажен, приятные округлости его тела были красиво оттенены цветовой гаммой. Полные страдания глаза, казалось занимали все лицо юноши. Но нет, это текущие слезы размыли краску вокруг глаз, стекая на грудь и живот. Гениталии парня распухли до величины апельсина, а член у основания был перетянут ленточкой. Все тело покрывал пот. На груди лежала обнявшая Клодия за шею спящая кошка. Из задницы торчал острый конец веретена.
С лица и из сердца полководца исчезли благожелательность и нежность, не обращая внимания на игравшего на коврике неизвестного ему малыша лет двух отроду, он направился к поднявшейся ему на встречу жене. Женщина отвела от ребенка свой полный любви и любопытства взгляд, и, не меняя выражения, посмотрела на мужа. Тот, ухватив левой рукой ворот ее туники, правой выхватил меч, и распорол им одежду с верху, до низу. Потом, схватив женщину за волосы, развернул к себе спиной, и распорол одежду сзади. Сохраняя инерцию движения, военный кинул жену лицом на мраморный столик, и, перехватив меч за основание лезвия, уже сделал размах, что бы вонзить ручку в ее плоть, но в этот момент дикая боль пронзила его тело. Казалось, что сам бог Вулкан, схватил его железными клещами, за правую пятку. Обернувшись к источнику боли Юлий, столкнулся взглядом с восторженной улыбкой малыша, и увидел его руку на своей пятке. Прямо в эту улыбку, плашмя он и направил удар ручки меча. От соприкосновения с головой ребенка, меч северной закалки треснул пополам. Малыш отпустил ногу и обижено потрогал голову. Потом его внимание переключилось на новую цацку, он поднял валявшуюся на полу рукоятку меча и засмеялся.
- Стоп! – Сказал политик внутри оскорбленного любовника. – Такого не может быть. Удар золотой, украшенной самоцветами рукоятки, парадного меча, способен убить вола.
Новая боль заставила обратить на себя внимание. Из сжимавшей лезвие кисти сочилась кровь. Он отбросил лезвие мальчишке, и обмотал руку поданным женой куском туники. Она уже сбросила с себя растерзанную одежду и с гроздью винограда улеглась на ложе. Пробившееся из-за туч солнце осветило ее наготу. Затейливо выстриженные волосы лобка обрели в свете лучей золотистость, как и все покрытое загаром белое тело. Меж украшенных розовыми сосками возбужденных грудей он впервые заметил золотистую поросль. Полные губы ловили ягоды, образуя ямочки на щеках, а синие глаза обрели томность и воображение. В своих походах он забыл, как прекрасна женщина.
- Здравствуй Рим. – Сказала женщина.
- Почему ты назвала меня так?
- Потому, что ты весь здесь. Блистательный и нищий. Воинственный и трусливый. Несущий, гниль во всю ойкумену. Иди сюда. – Сказала она, призывно похлопав ладошкой по одеялу, но поднялась сама и начала снимать с него одежды.
- А ты не боишься зачать от гнилого и нищего?
- От близости лошадки и осла, может родиться лишь не способный к воспроизводству мул. Ты - мул, мой Рим.
Она, обернулась спиной, поймала его руки, и положила ладони на груди. Потом, не отпуская, повела его к плачущей статуе. Там обхватив Клодия за талию, она заставила мужа войти в нее сзади. Глядя в искаженное мукой лицо Юлий, успел сделать лишь несколько движений. Потом женщина позвала кошку, та спрыгнула и, юноша, повизгивая, повалился на пол. Не распрямляясь, женщина выдернула из него веретено. Раздался писк пойманной мыши. Обхватив мужа за бедра, так чтобы он не мог из нее выйти, женщина повлекла его к ложу.
- Идем, - шептала она, - я расскажу тебе сказку о тебе самом.
Потом они лежали рядом и она, лаская, пела ему пролог к “Энеиде”: -
Ты помнишь, как все начиналось?
Все было впервые и вновь,
как строили лодки, и лодки звались –
Вера, Надежда, Любовь.
- Это было, - шептала она в экстазе, - во время бегства из павшей Трои. Мы отплыли в никуда, но с надеждой построить свой Дом. А потом твой предок забыл своих женщин в Африке.
- Они сами решили остаться в Карфагене, а нам нужно было бежать.
- Да, да, милый, - шептала женщина. – Тебе надо было срочно бежать. Ведь вам предлагали ужасные вещи – сокровища, нажитые собственным трудом, богатый город, открывающий путь к освоению Африки, выход в Океан, и любовь прекрасной Дидоны. Тебе, дурень, предлагали Дом. Тебе предлагали усыновление. Но ты выбрал месть. Потому ты и разрушил Карфаген, что это был Дом, в котором можно было жить. Разве можно жить в Риме?
- Я боюсь его. – Запыхаясь, ответил мужчина. – Я его раздавлю.
- Скорее он убьет тебя. – Промурлыкала она, сидя на муже. – Вспомни убитого братом Рэма. Вспомни, как перескакивал он вырытый Ромулом ров, и все твердил – “Если, все – наше? Как может быть в Доме, здесь - свое, а тут – чужое? Чем ты обеспечишь, этот принцип?” Только смертью, ее страхом, можно обеспечить, это страшное Мое. До Ромула, и военная добыча, и скот, и земля, все принадлежало общине. После Ромула все стало чьим-то. Сила обеспечила его право на Рим. Он вырыл ров вокруг Рима, и сказал – “Мое”.
- Рим будет моим. – Почти выкрикнул мужчина.
- Глупый, – простонала женщина, останавливаясь. – Не Рим, для тебя, а ты, для Рима. Этого даже Ромул не понял.
- Я приведу легионы.
- И будешь принадлежать им. – Поглаживая груди, куда-то в небо сказала женщина. – Дом нельзя захватить силой. Это не оперативный штаб. Дом надо построить. Это прекрасно понял Александр, когда попробовал усыновить Восток.
- Я сожгу Рим, и построю новый. Могучим толчком демиург вонзил свое тело в женскую податливую плоть.
- С кем ты собираешься строить Дом? С толпой безпризорников?- Крикнула женщина миру. – Я расскажу тебе, как-нибудь, сказку, про Ксению Собчак. – Сказала она, прижимаясь к его груди. – Ты не беседуешь с богами, - продолжила она, - ты даже в них не веришь. Ты сам хочешь стать живым богом. Но бог может быть только отцом, иначе он сатана. Но ты – мул. Ты – вырожденец. Только Эней, в твоем роду, общался с Венерой, и то по остаточному принципу. Скажи ты мне, не верящий ни во что, и ни кому, рациональный политик способный к действию, почему Венера выбрала в любовники из троянцев, не величайшего царя Приама, не сына его, красивейшего Париса, выбравшего Венеру королевой красоты, не мужественного Гектора, а не известного ни кому Анхиса? Приблудившегося в Трою и усыновленного городом, то ли мирмидонянина, то ли скифа? Потому, что он единственный сохранил чувство Дома, в то время как троянцы его утратили. По сути, твой род, не имеет к троянцам ни какого отношения, иначе вы погибли бы. Так с какого же переляку, вы замутили всю эту месть? Анхис умер на Сицилии. Вы остались без отца и начали игру без правил. Безотцовщина.
Она удобно устроилась, положив локти ему на грудь, и вытянув ноги вдоль его тела. Их глаза были на одном уровне, и он впервые увидел, какие у нее сросшиеся на переносице, густые брови. Длинные, естественно загнутые вверх, ресницы окаймляли две голубые бездны глаз. Он не мог отвести от них взор, и не мог перебить ее. Она почесала ногой другую ногу и продолжила.
- А теперь, выбрось Венеру из головы. Не было ее. Эта сказка о происхождении возникла на берегу Тибра, когда местные жители, в большом количестве, пришли посмотреть на принесенную морем, группу беспредельщиков, пожирающую их скот. Ведь если бы, поевший горячего супчику Эней, не рассказал бы местному царьку сказку о матери своей богине, и опыте противостояния грекам, пришельцам была бы прямая дорога в рабство. - Она завладела его правым ухом, почесывая его и поглаживая. В то же самое время, шепча в левое. - Ох, как мужчины любят сказки о себе. Это мы их сочиняем для них. Без сказки мужик становится квелым и превращается в пидораса. Но сейчас у нас момент истины. Мы срываем одежды, и остаемся голенькие, голенькие. Без всяких тайн при свете солнца. Кстати, об иллюзиях. Не лелей мечты убить меня в порыве страсти. Убери свои пальчики с моего горла. Женщины Рима видели твоего любовника-шпиона. Если я внезапно умру, то тебя как святотатца, посягателя на принципы веры, забьют в колодки у городской стены. Ты будешь умирать долго, твои враги захотят продлить удовольствие. А, так, ты умрешь на пике славы.
• Как я умру? – спросил мужчина.
• Этого я тебе не скажу. – Сказала пифия.
• Тогда скажи, что будет? – попросил цезарь.
• Скоро ты поймешь, почему северяне ругаются матом.
• Это как? – не понял цезарь.
• Когда на севере ты встретишь незнакомца, и он предположит свою личную половую связь с твоей матерью, то знай, что он не намерен тебя оскорбить. Он просто предлагает исследовать родство. Возможно вы родственники. То же самое происходит, когда они кричат о своих интимных связях с империей, армией, конституцией. Мир людей очень тесен через цепочку в пять знакомств можно дотянуться до любого. Так что, очень может быть, что кто-то из его родственников создавал ту империю, армию и так далее. Формула у них такая, у людей помнящих родство.
• Почему ты так поздно сказала мне это? Сколько бескровных побед, я совершил бы в Галлии.- Сокрушился полководец.
• Тебе бы это не помогло. Ты, как и Рим, безродный. Он строился в беспределе, в нем живет, и сдохнет в нем. Можешь с ним делать, что хочешь. Мы снимаем с него свою руку.
• Кто – вы? – спросил человек.
• Вы сдаетесь? Вы бросаете труд многих поколений? Рим победил вас! – Торжествовал мужчина-победитель.
• Чтобы, что-то выросло надо удобрить почву. Пусть Рим гниет изнутри, а мы оставим семя Нового. Вот этого мальчика, из его крови произрастет цветок достойный Творца. Как всегда будут избивать младенцев, изведут первенцев. Но ни чего не достигнут. Потому, что всегда надо искать женщину. Мои драгоценности подаришь Клодию.
• Так вам, что же ни чего не нужно от меня или Рима? Повозок, охраны, комфорта? – спросил деловой человек.
• Умница! Деловой подход к проблеме. Нам действительно ничего не надо. Как пришли к этрусским, много веков назад, босые и голые. Так и уйдем. Я ведь почему тебе рассказываю? На радостях. У нас праздник. Впервые за много веков амазонка родила мальчика. Мы уходим к его отцу. Сначала на Восток, потом на Север. На Восток, на Восток, на Восток! – запела она сев мужчине на живот. – О нашем уходе узнаешь от собачьей шкуры на Форуме. – Похлопала она его по бедрам.
• Почему? – прохрипел мужчина.
• Потому! Потому, что собака научилась служить, а волк может быть только сотрудником.
• Нет, я про то спросил, - сказал мужчина, - как вышло, что я вам не годен?
• Как же, не годен? –Вопросила женщина. – Именно от тебя зависит, как долго и с каким размахом Рим будет гнить. Пусть он гниет великолепно, привлекая всякую сволочь. А мы уходим строить новое.
• Но, почему без нас? – спросил остающийся.
• Не возноси руки к небу и не вопрошай – “Доколе! И “За что?”, ибо можешь получить ответы. – Оглаживая себя руками грозным шепотом поведала валькирия. – Да. Вопрос – “Кто виноват?”- из этой же категории. Империи возникают на периферии из жажды справедливого порядка и мечты, что придет кто-то со стороны и вправит Родине мозги. Это понял Александр, и не принял Ромул. Волосы растут! – Взвизгнула она, соскакивая с мужа. – Волосы растут! – закричала она появившемуся солнцу. Схватила мальчишку и закружилась по полу.