Рецензия на статью из Журнала «Отечественные записки»:
«Перспективы авторитаризма в России» (круглый стол 9 ноября 2007 г.)
Насколько адекватно понимание современной российской политической системы как авторитарной? Насколько эта система устойчива, и в результате каких сил она будет меняться?
Журнал «Отечественные записки» поднял весьма актуальные вопросы. Они актуальны, потому что посвящены чрезвычайно насущной проблематике: взаимоотношениям власти, общества и граждан. Положительным является и тот факт, что над названной проблемой размышляет круг исследователей, предлагая прогнозы. Причем, основа для таких прогнозов у каждого из них своя.
В беседе за круглым столом приняли участие:
- Генри Хейл – доцент кафедры политической науки Университета Джорджиа Вашингтона, США;
- Татьяна Ворожейкина – преподаватель Московской высшей школы социальных и экономических наук;
- Лев Гудков и Алексей Левинсон – руководители Аналитического центра Юрия Левады;
- Александр Шмелев – главный редактор деловой газеты «Взгляд»;
- Татьяна Малкина, Александр Щербаков и Никита Соколов – редакторы журнала «Отечественные записки».
На первый план дискуссии выдвинута тема авторитаризма в России. Участники «круглого стола», высказывая свое мнение, оперировали достаточно убедительными фактами, однако к общему знаменателю не пришли. Выделилось три группы:
- первая - исследователи, утверждающие, что Россия авторитарное государство;
- вторая - склонная к тому, что в России совмещаются черты и демократии, и авторитаризма;
- третья – убеждена в том, что в России авторитаризма нет.
Рассмотрим перечисленные позиции с точки зрения их авторов.
Итак, Россия – государство с авторитарным режимом власти.
Такой вывод делает Т. Ворожейкина, имея в виду основные критерии: «В России достигнута полная неподотчетность власти, как по вертикали – по отношению к избирателю, так и по горизонтали – исчезли последние следы действительного разделения властей». При разложении тоталитарной целостности выделились экономика и политика. Но ничто не мешает назвать формирующуюся политическую сферу авторитарной. В отличие от тоталитарного режима, под контролем власти находятся уже не все сферы жизни общества, но контроль ее в политической сфере полный. Суть авторитаризма в абсолютном доминировании исполнительной власти.
Л.Гудков еще более категоричен: «В России и не было сколько-нибудь значимых сил, которые были бы заинтересованы в формировании политической демократии, и людей, которые понимали бы, что это такое. Я не согласен в том, что мы движемся в сторону авторитаризма. Мы никуда от него не уходили, это движение не от какой-то демократии к какому-то неожиданному авторитаризму».
Рассуждения Л.Гудкова идут в следующем направлении.
Все новые партии – это распавшиеся номенклатуры.
Первая партия власти – «Демократический выбор России» - это партия номенклатурная, частично державшая власть или стоявшая у власти. Гайдаровская команда реформаторов не была выборной. Их приход к руководству не был институционально отрегулированным подъемом к власти. Но и другие партии точно также не были собственно политическими партиями. «Главная политическая интрига заключалась в борьбе уходящей номенклатуры с поднимающимся вторым и третьим ее эшелоном. Так и шел этот процесс, от ДВР к «Нашему дому», «Отечеству» и «Единой России»… И борьба всегда шла между той группировкой, которая находилась у власти, и конкурирующей с ней, которая оппонировала ей или делала вид что оппонирует, что может предложить другой курс развития или модернизации страны».
В итоге своих рассуждений Л. Гудков приходит к следующему выводу.
При нынешнем управляемом суде нынешнее законодательство приводится в соответствие с реальной практикой. Законодательно введены ограничения: заперт на региональные партии, требование представительства в половине федеральных округов, запрет выдвижения кандидатов от общественных организаций. Исполнительная власть начинает контролировать процесс на самых ранних фазах. И с точки зрения «идеологических знамен» партии неотличимы – все за рынок, все за социальное государство.
Вторую группу исследователей представляет Г. Хейл. По его предположению Россия не движется к авторитаризму. Российскую систему он называет гибридным режимом. Эта система, в которой совмещаются черты демократии и авторитаризма: «С одной стороны, в России есть выборы, на которых происходит реальное состязание между различными силами, представляющие реально различные интересы. Но, с другой стороны, существует систематическое вмешательство власти в состязание, дающее преимущество партии власти». Г. Хейл отмечает, что это вполне сложившийся особый способ правления, широко распространенный в мире. Примером служат Танзания, Малайзия, Сингапур. Многие исследования показывают, что такие режимы ведут себя не так как полудемократические или полуавторитарные, это особые системы и у них своя динамика. Особенность России Г. Хейл связывает с очень сильной президентской властью, которая приводит к колебаниям то в сторону демократии, то в сторону авторитаризма. Эти колебания носят циклический характер.
Позицию Г. Хейла разделяет А. Шмелев. Он мотивирует тем, что формально все необходимые демократические институты в России есть: парламент, выборы, разделение исполнительной и законодательной власти, независимая судебная власть, местное самоуправление. «Другое дело, что это пока только формы, в которых фактически не наблюдается содержание, поэтому классической демократией это назвать нельзя. И я, пожалуй, готов согласиться с Генри Хейлом, что это гибридный режим» - высказывает свое мнение А. Шмелев.
А. Левинсон так же соглашается, что авторитаризм в России есть, но об установлении авторитарного режима говорить нельзя. «У нас власть авторитарная, поскольку у нее нет балансиров и противовесов, но в тоже время зона, на которую распространяется ее управляющее воздействие, крайне не велика... Важно подчеркнуть, что во всех сферах, кроме политической, власть не приложила больших усилий, чтобы подчинить общество себе».
Своеобразный тезис выдвинула Т. Малкина: власть в России не авторитарна, власть в России не компетентна: «Некомпетентна до такой степени, что не может стать авторитарной даже если она этого вдруг захотела».
В ходе дискуссии А. Шмелев выдвинул еще один термин. Существующую в стране модель власти он назвал «рейтингократией». Это не совсем демократия и не совсем авторитаризм, а «… постоянная слежение за тем, какие лозунги и меры набирают популярность, и перехват властью всех популярных лозунгов, течений и начинаний». Если власть видит, что какая-то партия, выдвигая те или иные лозунги, получает поддержку активной части общества, власть эти лозунги начинает перехватывать.
Одним из основных аргументов, используемых участниками дискуссии, стали выборы. Так, отстаивая свою точку зрения о наличии авторитарного режима в России,
Т. Ворожейкина возражает А. Шмелеву: выборов в России нет. Выборы – это процедура с определенными правилами и непредсказуемым результатом. В России все наоборот. Правила каждый раз меняются с тем, чтобы обеспечить полную предсказуемость результатов. У современной российской власти нет ни идеологических, ни институциональных оснований легитимности. «Основанием этой власти является только она сама, и она призывает население – надо сказать, небезуспешно – любить ее за то, что она – власть». Отмена губернаторских выборов создала очень важный прецедент. Страна сравнительно легко отказалась от федеральной структуры, от вертикального разделения властей. В принципе, ничто не мешает отменить и президентские выборы, объявив их не соответствующими реальному состоянию общества. «Поэтому сохранение института выборов в России совершенно не гарантировано, они существуют, пока власть может использовать их для своей «легитимации» - к тому заключению приходит
Т. Ворожейкина.
Л. Гудков, оперируя данными опроса Левада-Центра, также скептически относится к институту выборной системы в России. Он отмечает, что половина населения страны совершенно индифферентна к результатам выборов, и участвовать в них не будет. 51 % опрошенных ответили так: «Выборы – это чистая формальность, которая нужна для самой власти, а не для народа».
Выступая в качестве оппонента, А. Шмелев считает, что своеобразное состязание в борьбе за власть существует. «Да, у нас нет борьбы людей и смены людей, однако есть борьба и смена идей». А. Шмелев соглашается с тем, что люди во власти остаются те же, кто «…в середине 80-х клялись в верности идеям Маркса и Ленина, в 90-х твердили, что нам необходима форсированным маршем перенять западные ценности свободы и либерализма, а теперь они гордятся тем, как Путин «восстановил великую державу». Им действительно все равно, что говорить и что делать – главное сохранять власть».
Однако А. Шмелев делает акцент на том, что борьба идет за идеи, которые будут озвучивать люди, представляющие власть, и какие программы они будут проводить. Именно в этом А. Шмелев видит принципиальное отличие нынешнего времени от советской эпохи: «Выборы в такой системе – это ответ на вопрос о том, какие идеи будут пользоваться поддержкой. Их будет после выборов осуществлять власть. Но люди останутся у власти, действительно только те же, которые там были всегда». Конкуренцию идей А. Шмелев находит во всех секторах публичного пространства: на всех выборах, телевизионных ток-шоу, уличных акциях и т.п. Роль публики здесь – согласиться с одним предложением, и не согласиться с другим».
По данному поводу обращает на себя внимание замечание А. Щербакова: «Вы были бы правы, если бы при этом власть довольно последовательно не воспитывала граждан. Вместо того чтобы предоставить людям просто спокойно жить и работать, их все время готовят бороться за величие державы».
Итак, все вышеизложенные тезисы участников «круглого стола» можно считать предисловием к основному вопросу дискуссии: насколько устойчива современная Российская политическая система, и под воздействием каких сил она может измениться?
Прогнозы исследователей носят разноречивый характер.
Именуя Российскую политическую системы гибридным режимом, Г. Хейл, опираясь на опыт стран Африки и Малой Азии, обращает внимание на нестабильность таких систем. Выборы в этих странах важны, потому что они и есть механизм передачи власти в системе. Чтобы передача власти состоялась, надо получить по установленным правилам относительное большинство голосов. При такой системе политическая поддержка населения – ресурс, не самый важный, но существенный. И даже маленькие партии имеют значение. Особенно это надо учитывать в момент передачи власти. При особенно популярном президенте, когда все ожидают, что победит та партия, которую он поддерживает, маленькие партии не будут иметь значение. Но когда президент теряет свою популярность ситуация может измениться. Именно в такие моменты открывается возможность для реальной политической борьбы между элитами и возможность изменения политической системы. При этом Г. Хейл подчеркивает: «Я оптимистично смотрю на будущее демократии в России. Если экономика будет расти быстро, то через 10-15 лет возникнет средний класс, да же не смотря на олигархическое устройство экономики, и между ними возникнет напряжение. Это не значит, что сразу возникнет демократия, но будет раскол в «верхушке», будут люди, которые имеют ресурсы и интересы и будут за них бороться».
Т. Ворожейкина, важнейшим фактором дестабилизирующим авторитарный режим в России, видит единство власти и собственности. С этой точки зрения Россия близка к центрально-американским режимам, вроде диктатуры в Никарагуа, где вся полнота власти и наиболее прибыльные экономические активы находились в руках одного клана. Уход от власти в такой ситуации означает неизбежную потерю собственности самим диктатором и его окружения. В таких системах смена власти превращается в практически не разрешимую проблему. В то же время самодержавная система власти будет порождать периодические кризисы преемственности. Отсутствие амортизирующих механизмов при таком типе власти Т. Ворожейкина считает опасным. Но особенно опасным, по ее мнению, является обращение к русским национальным лозунгам, служащим «…заменителями великодержавной идеологии в многонациональной стране. Этот режим несет в себе зерна глубокой внутренней нестабильности. Он не держится в социальном плане ни на чем».
Л. Гудков, выражая несогласие с последним высказыванием Т. Ворожейкиной, называет точкой опоры режима – традиции: «Русскость» входит в традицию важной частью, а второй важный элемент этой традиции – ценность власти как таковой». Далее
Л. Гудков в своих рассуждениях поддерживает позицию Т. Ворожейкиной. Обращение к традиции – это консервативный тип легитимации. Цель власти – убрать все механизмы перспективного планирования, борьбы партийных программ, всего того, что является существом борьбы на Западе. «Под видом укрепления властной вертикали и создания управляемой демократии идет мощный процесс децентрализации, в чем-то похожий на процесс феодализации или средневековой апроприации обслуживающих власть ролей или позиций. Такой режим не может быть длительное время стабильным, и силы однократной победы на таких «выборах» со временем не хватит, чтобы легитимировать этот режим» - к такому выводу приходит Л. Гудков.
А. Левинсон видит опору власти в бюрократии, которую делит на мелкую и крупную. Для мелкой бюрократии, не имеющей собственных крупных бизнесов и пользующейся возможностью направлять в свою сторону мелкие поборы, сложившаяся ситуация во властной структуре идеальна. Эти люди не могут никого выдвигать, но власть может рассчитывать на их поддержку. У крупной бюрократии, разбитой на кланы, уже есть свои ставленники, и «…противостояние этих кланов составляет нерв напряжения сегодняшнего дня». Наличие таких кланов, которыми не управляет власть, ставит под вопрос существование авторитарного режима.
А. Шмелев считает, что перед Россией лежат два пути: или «удерживание вожжей в полуавторитарном, а точнее гибридном виде», или полная демократия уже сейчас, и жесткий национальный этап, который проходят Прибалтика, государства Средней Азии, Украина, Восточная Европа. Кроме того в России уже есть партии с массовым членством, например «Единая Россия», КПРФ. Есть закон о местном самоуправлении и т.п. «Не надо спешить и лет через 10-15 наша демократия будет уже на уровне восточноевропейской». Реальная политическая конкуренция появится тогда, когда в обществе созреет запрос на, условно говоря, буржуазную партию, которая только и могла бы стать реальной альтернативой номенклатурной партии, когда достаточно большое число людей зададутся вопросом: мы платим большие налоги, а что власть с ними делает. Одновременно появится «системная» левая сила, она вырастет или из КПРФ, или из «Справедливой России», будет такая трехпартийная система, может и не лучшая, но реальная. И тогда появится реальная конкуренция».
Я не случайно подробно остановился на позициях, занимаемых участниками дискуссии по отношению к выше обозначенной теме. На мой взгляд, каждый из исследователей весьма аргументировано отстаивал свою точку зрения. Несмотря на расхождения во взглядах, для читателя многое проясняется, помогает ориентироваться в происходящих событиях и формировать свое собственное мнение.
Сопоставляя мнения участников дискуссии с материалами других печатных изданий, аналитическими программами в СМИ, своими наблюдениями, я разделяю точку зрения Т. Ворожейкиной и Л. Гудкова, характеризующих политический режим в России как авторитарный. Элементы демократии, на которые указывают Г. Хейл и А. Шмелев, все чаще выступают в роли формальных, не влияющих на истинное положение дел. Обществом овладела апатия, свойственная именно режиму авторитаризма, и продуцируемая им. В ходе дискуссии появились термины, которые обращают на себя внимание тем, что становятся весьма заметными признаками политической системы России. Это некомпетентность (отмечена Т. Малкиной) и рейтингократия (термин А. Шмелева).
Настораживает то, что при наличии многих мнений, имеющих здравый смысл, «наполнение демократических ячеек содержанием» (А. Шмелев) происходит дискуссионно при отсутствии реальных действий. Срок 10-15 лет (при благоприятных условиях), запрограммированный Г. Хейлом и А. Шмелевым, напоминает о «светлом будущем», которое строили при социализме. Между тем, прогрессирующее расслоение общества, социальная дифференциация уже сейчас создают заметную напряженность.
Л. Гудков приводит цифры о росте благосостояния населения в России, однако эти цифры вызывают сомнение. Все кризисы, экономические и политические просчеты особенно влияют на формирование среднего класса, который является основой любого стабильного государства.
Л. Гудков, на мой взгляд, очень удачно напомнил, как маркиз де Кюстин уподобил Россию каталогу библиотеки: если смотреть только карточки то все прекрасно, есть науки, искусство, просвещение… Но, говорит он, бойтесь заглянуть дальше карточек и обложек, эти книги еще не написаны. Напрашивается вопрос: пока будут идти дискуссии о том, к каким режимам отнести власть в России, не допишет ли книги народ, которому сейчас и в политических и в научных кругах отведена роль электората или просто населения? Пока придумываются объяснения происходящему, подбираются подходящие модели и аналоги построения модернизированного государства импортного производства и изобретается логика процесса, не заявит ли о себе народная стихия? Если вспомнить, история уже преподносила такие уроки.
Поэтому поводу хочу процитировать Л. Гудкова: « Надо научиться видеть и понимать смысл явлений и процессов, происходящих в обществе. Пока же этому мешают наши собственные иллюзии и заимствуемые самым некритическим образом представление об обществе и его природе. Внешние формы сбивают, и даже профессиональные политологи не в состоянии увидеть в происходящем их собственный смысл, а не отклонение от «образца». Так, например, функциональная роль выборов у нас иная, нежели в демократиях, где партии, выдвигая свои программы, цели будущей политики, социальные стратегии, подлежащие реализации в случае их победы в избирательной компании, стремятся заручиться поддержкой масс. У нас выборы с самого начала, с 1993-го и даже с 1991 года, - церемониалы поддержки той или иной группировки, которая находится у власти. И генезис наших партий идет не снизу, не от артикуляции массовых интересов и проблем населения, а от борьбы функций расколовшейся номенклатуры».
С начала 90-х годов начался переход к демократии. Отмена конституционных гарантий монопольного положения Коммунистической партии, появление новых институтов власти: президента, парламента, избиравшихся на альтернативной основе, принятие в 1993 году новой Конституции, провозгласившей приоритет прав и свобод человека над правами государства и другие демократические акты, свидетельствовали о том, что механизм власти в постсоветской России приобретает новые черты. Однако говорить об установлении демократического режима в стране явно преждевременно. На мой взгляд, правы те, кто характеризует политический режим современной России как авторитарный. Трудно не согласиться и с тем, что России предстоит пройти долгий путь на пути демократизации и социально справедливого государства.