Дневник ворчливого приведения

Лунная Девушка
17 ноября
Сегодня произошло нечто немыслимое. Я так взволнован, что даже не представляю с чего начать, я призываю на помощь все мое воспитание старого аристократа, чтобы не разразиться бранью, подобно ничтожному пролетарию. Какого черта они сюда приперлись???

Утро не предвещало бед. Я, как всегда, медитировал, зависнув у потолка. При жизни мне довелось освоить несколько техник по медитации, а теперь у меня появилось гораздо больше времени и возможности практиковаться и совершенствовать свое мастерство. Я не вполне уверен в том, что медитация для людей подходит и для привидений тоже, но с другой стороны, чем я хуже? Я так же обладаю сознанием, рамки которого нужно расширять, умом, который нужно дисциплинировать и чувствами, которые нужно контролировать. Я даже лучше людей в этом смысле, ведь я не чувствую голода и прочих физических неудобств. А уж завернуться в позу лотоса для меня вообще проблем не составляет. Я даже как-то медитировал, приняв облик и форму самого цветка лотоса. Не самая удачная была идея, но я отвлекся…

Катастрофа началась сразу же после четвертого произношения мантры, посвященной милосердию и состраданию всем живым существам. Дверь прихожей громко хлопнула и мой дом заполнили чужие голоса. В моем уютном особняке появились жильцы. О, Небо, за что мне эта кара?!!!

Сто восемьдесят четыре года я живу в этом доме и доселе никто не смел нарушать мой покой. Каждое утро я облетал свои владения: проверял плесень на занавесках, здоровался с муравьями, которые обосновались в щелях пола, пересчитывал поганки на кухне, а потом залетал на завтрак к домовому…Ах, какие беседы мы вели с ним! О существовании абсолютного разума, об иллюзорности рая, никчемности всего сущего. А какие анекдоты он постоянно травил, какие стихи мне читал! И что же? Теперь приехали ОНИ!!! И домовой как клуша-домохозяйка в восторге носится по кухне, пытаясь незаметно вытереть пыль с подоконника и прогоняет тараканов из под плинтуса. Какие уж теперь разговоры. Нет, не могу больше писать, отчаяние переполняет естество мое и разрывает сердце на тысячи кровавых лоскутков. Тут недалеко есть озерцо, пойду к водяному жаловаться.

23 ноября.
Они повесили розовые занавески, убрали паутину с потолка и красят стены на кухне в жуткий персиковый цвет. Теперь там светло, стоят разноцветные горшочки на резных полочках, пахнет свежей выпечкой, а возле раковины висит вафельное желтое полотенце, на котором нарисован пушистый котенок. Отвратительно!

Они врываются в мою жизнь, разрушают все то, что я десятилетиями заботливо собирал и охранял. Мягкий бархат пыли, чудесный в своей романтике запах сырости и плесени, мудрые и трудолюбивые паучки, снующие по темным углам, интим полумрака, звонкая тишина моего святого одиночества…Все! Все это разрушено, смято, разбито, вымыто с порошком и покрашено в отвратительно персиковый цвет! Вот что мне прикажете делать? Выгнать их? Но что может бестелесный дух в борьбе с человеческой наглостью? Посоветуете греметь цепями и зловеще завывать по ночам, оставлять жуткие надписи на запотевшем зеркале в ванной? Пошло и неинтеллигентно.
Перед сном шепнул самым кусучим муравьям, чтоб утром наведались в спальни к моим жильцам. Хех-хе…

25 ноября.
Сегодня решил разглядеть их получше. Их трое. Муж, жена и ребенок – девочка лет пяти-шести. Он – какой-то неинтересный тип, весь деловой и занятой. Чувствуется, что он выскочка из низшего класса, прорвавшийся в высшие слои благодаря наглости, уму и смекалки хорошего торгаша. Постоянно сыпет неясными терминами, не расстается с этой маленькой штучкой, которую теперь называют телефоном. Дома я его всегда видел либо сидящим за компьютером (кажется, так называют эту штуковину, издающую мерзкий шум небольшого взлетающего самолета), либо спящим. Он был всегда собран, аккуратно причесан и гладко выбрит, все его слова и движения были как будто взяты им из книги и старательно заучены. Я хоть и привидение, но Жизни во мне куда больше, чем в нем. А вот супруга у него была ничего…Фигура, просто ах…, голос как у богини. Грациозная, нежная. Ее движения всегда были плавными и точными, в глазах и словах перетекала живая страсть. Ах, как же она была похожа на мою Аманду.

Аманда…даже спустя столько лет, я не могу забыть ее. Моя нежная пантера, страстная Валькирия. Сладострастный цветок, украшавший мое сердце и мою постель долгие годы. Она была чудесна и ... невероятно ревнива.
-Локи, - говорила она мне (Локи, кстати, мое имя), - Локи, если ты хотя бы прикоснешься к другой женщине, я убью тебя, а потом и себя, клянусь! И она сдержала слово. День, когда я решил немного отдохнуть от моей горячей возлюбленной в нежных объятиях своей горничной, стал моим последним днем. Она покончила с собой на следующий день. Аманда…я остался призраком ради тебя. Я остался здесь ждать, пока выйдет твой срок пребывания в аду. Скоро, совсем скоро, ты смоешь с себя клеймо самоубийцы, и мы снова будем вместе...

Я опять непозволительно увлекся. С возрастом, я стал сентиментальнее. О чем это я? А! Осталась их дочка. Ничего интересного. Обычный мерзкий ребенок, как и все дети. Пищит, кричит, чего-то спрашивает, требует, портит вещи, создает много шуму и неудобств. Из-за нее, я больше не могу гулять днем по своему заросшему саду. Она устроила там дом для своих игрушек и постоянно играет, разрушая уютную тишину своими невыносимыми визгами.

1 декабря
Люди порой так скоропалительны в своих мгновенных оценках чего-либо. На нашу оценку или восприятие того или иного события  влияет большое число всевозможных факторов. И не может быть постоянной оценки в отношении объекта, потому что факторы, влияющие на оценку постоянно меняются, как и сам объект. Меняюсь и сам я, дающий оценку. Я был неправ, я был чудовищно неправ в отношении ребенка. Это чудесная, чудесная малышка. После всего, что было я могу относиться к ней только с бесконечной нежностью.

Вчера ночью меня разбудили стоны. Прилетев на звук, я оказался в комнате их дочери. Через шторы пробивался лунный свет, но я и без него видел, что девочка больна. На ее лбу блестели капли пота, одежда была мокрая, пряди волос прилипли к лицу. У нее не было сил позвать кого то, а стонала она так тихо, что родители, спящие этажом ниже, не могли ее услышать. Я приблизился к ней и осторожно провел ладонью над ее телом. У девочки был жар, и я знал, что от моего приближения ей станет прохладнее. Я не мог позвать на помощь, Боги, да я даже лекарство не мог ей принести, поскольку не обладаю телом и не могу контактировать с физическим миром напрямую. Я впал в отчаяние и начал летать кругами под потолком, пытаясь придумать, как помочь девочке. В какой то момент, я заметил, что она смотрит на меня. Я осторожно подлетел чуть ближе. Она смотрела на меня удивленно, но без страха. Умные глаза, цвета кофейных зерен, тонкие красные губы, аккуратный носик. Я неловко улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Я подмигнул. Она улыбнулась шире. Показал язык. Улыбка стала еще шире. Я так обрадовался, что от восторга сделал сальто над ее кроватью. Она продолжала улыбаться. Я превратился в щенка и махая хвостом, запрыгал вокруг нее. Она слабо хихикнула. И тут мне пришла в голову мысль. Я быстро подлетел к окну и шепнул ветру, чтобы тот позвал дриад и озерных нимф. Тот всегда был толковым парнем, и помимо девчонок привел с собой еще парочку эльфов. Которые кстати, поняв в чем проблема, захватили пару своих лекарственных настоек и растирали ими тело и лицо девчушки, всю ночь.

Перед ее кроватью развернулась целая сцена. Мы танцевали и пели, рисовали ей мультики лунным светом, рассказывали сказки. Отгоняли ее страхи и ночные кошмары. Мы делали все, чтобы отвлечь ее от болезни, отогнать ту страшную и липкую тварь, которая мучила ее изнутри. Нужно было продержаться всего одну ночь, до прихода ее родителей.
Ближе к восходу жар начал спадать. Когда взошло солнце, девочка уже крепко спала. Солнце светило так ярко, что я испугался, что оно разбудит ее. Я растянул себя за бока подобно белке-летяге и закрыл собой окно. Не ахти-какая защита от солнца конечно, но полумрак получился.
Я чувствовал, что она еще очень слаба и возможно еще какое то время проведет в постели, но твердо знал, что болезнь отступила.
Улетая к себе на чердак, решил, что не та нынче молодежь пошла. Болезненная какая то.