Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу.
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про всё, что видел в этой чаще.
Данте Алигьери «Божественная комедия»
Глава I
ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ КУРС
Осень 2008 года выдалась шикарной! Солнечный свет обильно поливал буйство октябрьских красок. Природа будто и не собиралась на зимний ночлег. Красно-желтая листва вальяжно переворачивалась под дуновением легкого ветерка, честолюбиво задрав свои кончики перед вечно-зелеными и салатовыми колючками сосен и елочек.
Плюс 15 по Цельсию - для октября роскошь. Крупные люди не любят жару. Они тают и раскисают на солнце южных морей. Вобрав в себя прохладу напитков по желанию и достатку, крупный человек пря-чется от жары в неестественном для всего живого иллюзорном комфорте кондиционеров. После чего хватают насморки, пневмонии и иные следствия лже-благ человечества, от которых купание в ласковом море заменяется визитами к недешевому гостиничному врачу, а отпуск оказывается окончательно испорченным.
Наш герой – крупный, широкоплечий мужчина. Назовем его … Илья. Он любит осень! Сухую прохладную осень – комфорт природы, пестроту красок, обилие в организме съеденных за лето витаминов и, как ни странно, сухого асфальта под ногами. Да, уважаемый читатель, асфальта! Вы можете сколько угодно удивляться и приводить свои доводы в пользу шашлычков на полянке за городом или гуляния по лесу в поиска грибов и чистейшего лесного воздуха. Но!
Он горожанин! Он родился и вырос в городе. Он с детства впитал шум разгоняющегося троллейбуса, чистых отглаженных джинсов и возможность несколько раз в день сменить галстук на шарф, а пиджак на куртку. И уж поверьте – ехать по ровненькому шоссе, сидя в любимом кабриолете, ему нравится больше, нежели трястись, пусть и в самом дорогущем джипе, по ухабам до заветной дачи, чтоб позагибаться под тоннами урожая и в перерыве пожарить сосиски на костре, о котором взахлеб рассказывают друг другу в поликлиниках дачники-любители, сжимая в руках рецепты от приобретенных ревматизмов, скачущих давлений и, бывает, змеиных укусов.
Только, пожалуйста, не делайте вывода о том, что наш герой – избалованный и изнеженный нарцисс. Нет. Если вам не станет скучно, читая эти строки, и вы не позабудете эту книгу где-нибудь в столе, на полке купе поезда или тем паче в заднем кармане впереди стоящего кресла в салоне самолета, вы обнаружите, что он, наш герой, умеет и лопатой землю вскопать, и гвоздь прибить. А как он любит менять лампочки в светильниках своего жилища?! Одно загляденье! Поверьте на слово и не сравнивайте нашего героя с персонажами недавно вышедшего фильма «Стиляги»!
Он просто Урбанист с большой буквы!
Ох уж эти повествователи (писателем себя называть как-то язык не поворачивается)! И почему мы во первых строках своих трудов обязательно пишем о природе?! Будто и впрямь весь этот антураж влияет на нас повсеместно и ежечасно. Думаю, что нет. Просто-напросто мне хочется настроить Вас, Читатель, на своеобразие позитива, который посещает нас в самые неожиданные минуты. Уверен, каждый из вас был свидетелем улыбок на кладбище, веселого внутреннего подъема в момент разгона Вас начальником, да и просто смешинки, когда Вы сами «выносите мозг» своему чаду за двойку или - тем паче – за несвоевременную беременность его подруги. И это вовсе не безразличие к ситуации. Человек – существо непредсказуемое, он редко останавливается на случившемся. Нам, людям, надо идти дальше: решить эту навалившуюся проблему и топать дальше.
Отсюда и мое желание начать свой рассказ о нашем герое с теплой, солнечной, немного улыбчиво-сентиментальной нотки. Несмотря на весь трагизм случившегося (в чем вы убедитесь, обратившись к следующим страницам), попробуйте читать сей манускрипт с улыбкой. Улыбку выбирайте сами – от усмешки до хохота, от сдержанной до безрассудной. Ибо, взявшись написать эту историю, я не испытываю иллюзий – в чьи руки попадет мой труд. Отнеситесь к нему каждый по-своему. Но решившись на него, я убедился в одном – каждый человек, живущий на нашем шарике Земля, может столкнуться с такими трудностями, с такими неожиданностями, которые сопоставимы лишь с самой страшной катастрофой. Я пришел к выводу, что самое страшное – не то, что случается с тобой лично. Ты – человек, ты – вершина мироздания. Не жалей себя. Борись. Перегрызай самые трудные путы, но иди вперед. Не опускай руки. Ты в ответе за близких, за вверенных тебе людей . Неси свою ответственность и ни на миг не забывай о ней.
А если, дорогой читатель, ты будешь все это проделывать еще и с улыбкой! Не берусь судить, чем это поможет каждому в отдельности. Весьма надеюсь, что познал далеко не всю мудрость. Да и не моя задача – поучать всех и вся. Но настроить на оптимистический лад каждого, кто взялся прочитать мою книгу, - Я ОБЯЗАН!
* * *
Ранним утром хорошего добротного октябрьского дня Илья проснулся раньше будильника. Непонятная давняя привычка просыпаться перед большим делом или дальней дорогой. Кажется, и спал всего три-четыре часа, и вещи уже собраны – но он выспался и, лежа, поглядывая на большое окно спальни, проигрывал предстоящие сегодня и на ближайшие четыре месяца события. Сегодняшний день был, в общих чертах, понятен: завтрак, самолет до Москвы, переезд до больницы. А что дальше? Не столько думалось о дальнейшем, сколько хотелось быстрее туда попасть. Парадокс, но Илья впервые за свои 45 лет стремился в больницу! Он был уверен в этом. Полтора да почти два года он не мог понять, что с ним происходит. Привычная ангина дала странное осложнение – сначала надулась, как шар, левая сторона шеи. Местные врачи диагностировали лимфоденит и усиленно лечили антибиотиками и физиопроцедурами. Никакого эффекта. С каждым месяцем становилось хуже и хуже. Прежде спортивный, улыбчивый и вездесущий Илья стал слабеть. Через год раздулась вторая, правая сторона шеи. Он стал похож на всеми любимого персонажа мультфильма Шрека. Гм, не хватает только окраситься в болотный цвет… Увы, веселее от этого не стало.
Мысли прервала проснувшаяся жена. Она у него «жаворо-нок».
Он всегда завидовал ей: не успеет вечером голову положить на подушку – через две-три минуты уже посапывает. И встает раненько. Вся в распорядке. Он же, прежде чем уснуть, извертится в выборе удобного положения для сна, пять раз встанет покурить. В итоге отключается только к четырем утра и дрыхнет до обеда. Ну, хоть тресни, по-другому не получается!
- Доброе утро! Пора собираться, - Илья старается говорить тише, чтобы дети не проснулись. Дверь в спальню всегда открыта: Ванюшка, младший, еще мал, вот взрослые и боятся прослушать его плач.
- Доброе! Пора?
- Пора.
- Ага, встаем.
Жена пошла на кухню готовить завтрак, Илья отправился в душ.
М-да. Обычное утро обычной семьи. Но что-то не так. Кажется, и улыбаются друг другу, но в воздухе царят какие-то полутона, полувзгляды. Неловко скрывают их за сборами и деловым видом.
За неделю до сегодняшнего утра Илья уже был в том меди-цинском центре в Москве. Ему сделали операцию, и страшный ди-агноз подтвердился. Лимфосаркома. Если сказать, что все в его большой семье были напряжены, то не сказать ничего. Все улыба-лись, подбадривали друг друга. Но это делалось только в присутствии Ильи. Что творилось вне его глаз, он мог только до-гадываться.
- Не люблю я эти самолеты, - проворчал он.
- Всего полтора часа, - подбодрила жена.
***
Илья – любитель свободного передвижения. Привычные восемь часов до Москвы за рулем любимого кабриолета с двумя остановками - на перекус в придорожном кафе и на попис и дозаправку на границе уже Московской области - не смогут заменить ни комфорт фирменного поезда, с его непереносимым стуком колес, ни быстрота самолета с регистрацией, длящейся дольше, чем весь полет, еще и с боязнью, что он, самолет, от своей старости вот-вот развалится на лету. И ты окажешься среди облаков в сидячей позе. Хорошо еще, если храпящим с открытым ртом – так есть надежда, что проживешь в блаженстве еще несколько минут, пока летишь до земли. А представь, если он разваливается во время вашего бодрствования. Вот стыдобища – предстать перед Всевышним орущим от ужаса! Не говоря уже о ситуации, если ты в роковой момент находишься по той или иной причине в туалете. Не столько перед ангелами будет стыдно, сколько перед знакомыми, которые в тот же миг собрались на распределение в «Рай» или «Ад».
А на машине ехать хорошо! Ты как на диване перед телевизором. Картинка ежесекундно меняется. Захотел переключить канал, нажал на педаль акселератора, и тут же пейзажи замелькали чаще. Понравился изгиб речушки - притормозил. А какое удовольствие приносит общение с доблестными ГИБДДешниками! Ты же заранее знаешь, что он остановил тебя не для предупреждения аварийной ситуации, не для назидательной беседы о неукоснительном соблюдении правил дорожного движения. И даже не для проверки документов на машину. Ему на них начхать. И ты, и он об этом знаете наперед. Но он видит в свой боевой радар-кормилец несущуюся прямо на него дорогущую иномарку. Он уже в предвкушении пополнения своего бюджета. Он чувствует себя хозяином дороги.
Вот он важно, с поднятием своей палочки-добытчицы выбрасывает из-под разжиревшего живота свои ноги на два шага на встречу тебе. На радаре уже сделаны нужные пометочки, чтобы скорость твоя отразилась еще страшнее.
Не вопрос! Для тебя это привычная процедура. По большому счету, ты законопослушный гражданин и не собираешься удирать от него. Но! Вот тут начинается самое интересное. Ты нарочито медленно проезжаешь на десяток метров подальше инспектора. Зачем же облегчать ему жизнь?.. Пусть протопчется! Он же служака. Во-первых, умнется недожеванный пончик в животе, а во-вторых, и самое главное, он за эти десять метров, шагая к тебе, много чего передумает: «Эт что за борзый водила такой?! Чего это я обязан топать до него?! Гм! А вдруг какой начальник? А вдруг у него удостоверение Службы собственной безопасности или того страшней – ФСБешник?..»
А твоя задача какая? Правильно, главное – у него, ГИББДешника, инициативу перебить. И тут начинается торг. Вежливый, с шуточками-прибауточками. Глядишь, и инспектор уже выдохнул и улыбается: «Никакой он не безопасник!».
Ты не поверишь, Читатель, но однажды подобная торговля дошла до того, что инспектор сбегал в ближайший магазин за сдачей.
Я люблю свою страну. Объехав полмира, я твердо убедился, что россиянин должен жить в России. И не потому, что там, за границей, плохо или хорошо. Нет, просто там по-другому. Мы с молоком матери всосали наш менталитет. Поэтому что бы мы ни делали, к чему бы мы ни стремились, нам комфортно будет только тут, в «нашей Раше».
Я немного отвлекся от основного повествования. Но только по одной причине – я обещал вести тебя, Читатель по трагедии нашего героя через призму улыбки.
А от том, что в России не хуже, чем за дальними морями, я тебе еще расскажу в других главах.
* * *
Позавтракали тихо. Повязав на разбухшую шею египетский платок, почему-то называющийся арафаткой, как-то скомкано обнял жену и вышел. Скомкано не из-за проблем со здоровьем, не из-за жалости к себе. Илья ехал решать проблему. Так было всегда, когда начиналось большое дело. Будь то на работе или в начале выборов в Госсобрание Автономии, на которое Илья решился лет восемь назад. Он оживал, когда появлялось Большое Дело. И, как ни странно, унывал, когда оно заканчивалось. Насколько же удивительнейшие мы создания! Казалось, все наши усилия направлены на достижение каких-либо благ. Благ для себя или для близких. Благ для окру-жающих или в целом для Родины. Да, бывает и такое. А достигнув чего-то, мы рвемся дальше, нам уже скучно в этом достигнутом. Забавно. И чертовски приятно!
Наконец-то унылая регистрация закончена. Салон самолета. Илья плюхнулся на переднее кресло. Никого не хотел видеть. Болезнь дает о себе знать. Последний месяц особенно: пять-десять минут даже легких физических усилий разоружают организм. Чувствуешь себя немощным стариком!
Взлетели.
Странная эта болезнь. Подленькая. Ничего не болит явно, но с каждым днем угасаешь и угасаешь. После вздутия правой стороны шеи местные врачи уложили в больницу. Влили очередное ведро антибиотиков. Охают, ахают – не знают, что делать. Бог им судья. Их так учили Они так учились. Сначала блатное поступление на медфак, потом сессии по знакомству и практика под теплым крылышком пап и мам. Однажды в - уже не помню какой - московской газете попалось на глаза объявление о приеме на работу врачей по нескольким специальностям. А внизу сноска: «Кроме выпускников медицинского факультета Автономного госуниверситета».
Не обижайтесь на меня, уважаемая профессура медфака! Не столько вы в том виновны, сколько условия, в которые вас вогнали сильные мира сего.
Но насколько ценными оказались на фоне этой вакханалии образования те светлые единицы, которые хотят познать свою профессию, которые, несмотря на всю рутину, тянут свою лямку! Илье повезло на таких. Пусть они не оказались специалистами по его проблеме, но они по наитию, по природному уму нащупали ниточку, по которой направили нашего героя. Нижайший поклон им! Таких и называют: «Врач от Бога».
Но увы, шарлатаны встречаются почаще и повсюду. И один подобный начал лечить Илью. Бегло ознакомившись с анализами и осмотрев горло, он вывел научный факт: «Все дураки! Ваши проблемы – от ангины. И лечить я буду Вас самым передовым методом – гомеопатией! С Вас – 200 долларов».
Хм, вот уж воистину – нет худа без добра. Когда Илье совсем стало худо, столичный «светила» назначил удаление гланд. Илья совершенно случайно попал в частную клинику, руководил которой действительно профессионал и просто порядочный человек Геннадий Захарович Пискунов. Осмотрев Илью, он высказал сомнение. Дальнейший поступок его будет вызывать в памяти глубочайшее уважение и преклонение. Он, не зная пациента, видя его всего каких-то десять минут и не связанный с ним какими-либо обязательствами, позвонил директору единственного в России гематологического научного центра самому академику Воробьеву.
Уважаемый читатель может поправить меня: мол, медик всего лишь исполнил свой долг. Не спорю. Но мы живем в наших реалиях, где долг и честь прибраны на дальних полках человече-ской души. И вспоминаем мы о них зачастую только тогда, когда надо нам, а не когда надо протянуть руку нуждающемуся.
***
Ровный рокот двигателя АН-24 погрузил Илью в дремоту. Мысли о последних неделях наводили на позитив.
- Я еду решать проблему, - пробормотал он себе и, уже погружаясь в сон, подумал,- везет мне на интересных людей…
Проснулся он от стука шасси по взлетной полосе. Однако боевая старушка – этот самолетик! Почти мне ровесник – и ничего, пыхтит, скрипит, но работает! Интересно сравнить самолет с автомобилем. Как бы мы себя чувствовали в салоне сорокалетней автомашины?.. Или даже за рулем?.. Страшно подумать!.. Мы брезгуем и десятилетним авто. Да что там брезгуем – боимся его! Представьте только себя любимого мчащимся еженедельно за 600 верст на эдаком рыдване. Красотища! Мы переполнены гордостью за своего коня. Он, конь, от восторга подпрыгивает, звучно и дымно попукивает прохожим. Глазки его фар томно, а скорее, уже мутно подмигивают проходящим красоткам. Все улыбаются. Полная идиллия! Идиотизм!!!
Вспоминается случай. Эдакий местный мачо намыл свою «ко-пейку» (ВАЗ-2101). Ржавчину кисточкой прикрасил. Салон обклеил наклейками, привезенными еще им самим из армии (в ГДР когда-то служил). Вспомни, читатель, переводилки. Их еще на дембельские чемоданы наклеивали наши старшие братья. Для современности наш мачо повесил на зеркало заднего вида диск СД. И вот, весь такой модный, в спортивном костюме с местного рынка, заглох на своем «ослике» на перекрестке. Пыхтит его «старушка» - но не едет.
И вдруг дорогу переходят две местные красавицы. Юбки - под самое некуда, ногти – как светофор, длиннющие, накладные, с жар-птицами. Обе -блондинки с подкрашенными в темный цвет корнями волос. Красотульки – глаз не оторвать!
Наш мачо тут же сделал стойку, представив себя на новейшем феррари. Ну может же быть феррари белого подкрашенного цвета?! Как будто! Локоть левый выложил на опущенное боковое стекло (сказать правду, после десяти лет эксплуатации оно у «копейки» и не поднималось), правой рукой то руль покрутит, то СД поправит. Неотразимость, одним словом, так и хлещет!
И вот поравнялись с ним нарядницы. Высунув голову в окно, наш мачо громко обращается к ним с вопросом: «Девушки, а вы не скажете, как проехать на Париж?» Читатель, слышал бы ты, с каким пафосом и самолюбованием был задан вопрос! В этот миг мне показалось, что даже птицы замерзли на лету в ожидании чуда. Прохожие окаменели, дети в колясках перестали рыдать и даже их разноцветные пустышки зачмокали тише, бабушки-старушки прервали обсуждение длины юбок проходящих мимо девиц. Все воззрились на действо на перекрестке.
И в этой гробовой тишине, не замедляя шага, ни на миллиметр не повернув носиков в сторону вопрошающего, сделав полусекундную паузу, чуть оттопырив (выпятив) вверх поролон в лифчиках, заменявший округлость и полноту груди, - словно полуденный выстрел пушки Петропавловской крепости, прозвучали слова наших очаровашек: «Пошел на х..!»
Что случилось после выстрела, могут описать разве что военные специалисты и старожилы цирков, вместе собравшись. Не успев осознать услышанное, наш мачо был отброшен и вдавлен в спинку заднего сидения своего «Боливара» (под его весом в сто тридцать килограмм не выдержало даже металлическое основание спинки переднего сидения – устал металл российского производителя за 10 лет интимных экспериментов нашего мачо) взрывной волной выпущенного слова-снаряда.
Толпа, замершая на перекрестке в ожидании чуда, медленно вдохнула в свои легкие сотни окружающих кубометров воздуха и так взревела от хохота, будто увидела перед собой сразу всех клоунов цирка разных поколений: и Карандаша, и Олега Попова, и Юрия Никулина, и весь театр Лицедеев Славы Полунина.
Покраснев подфарниками от стыда, наш ветеран Автоваза сам, без помощи ушибленного водителя, завелся и бочком, бочком потрусил прочь от ненавистного перекрестка, улюлюкающей толпы и своего собственного стыда.
* * * *
Высадка из аэроплана и молниеносный бросок – в толпе командировочных, отдыхающих и иных людей, волею провидения и своей собственной фантазии оказавшихся вокруг – до железнодорожного экспресса всегда пролетают незаметно. Великое изобретение столичных умов – экспресс до станции Московского метро кольцевой линии. Сорок безостановочных минут – и ты в центре Москвы. Уже лет семь как нашу столицу сковали автомобильные пробки. По наблюдениям Ильи, все началось с момента, когда чинам в нашей доблестной автоинспекции пришла на ум идея смены организации движения транспорта вокруг Кремля. Они почему-то решили, что если автомобили будут следовать только в одном направлении, то стены древнего Кремля ну никак не разрушатся и уж точно сохранятся не в виде древнеримских развалин для пытливых глаз потомков. Я не знаю, получили ли сии выдумщики ордена и медали, но заторы на набережной и Лубянке увеличились в разы, а выезды на Тверскую, Сретенку и Мясницкую улицы стали вбирать в себя десятки и десятки порой важных и невосполнимых минут ожида-ния.
Я не хочу подводить под проблему московских пробок социально-экономическое обоснование. Не это цель моего повествования. Но то, что они стали неотъемлемой составляющей всего населения Белокаменной (и коренного, и приезжего) – это тот факт, отрицать который наверняка уже никто не сможет.
О, Московская Пробка! О тебе сложат легенды! Молодежь учится в ней объясняться в любви, таксист – просматривать любимый фильм на DVD, бизнесмен – продавать и покупать товар в любых его ипостасях. Коммерсанты помельче, наверняка, скоро станут расставлять пластиковые биотуалеты не только у станций метро, но и вдоль крупнейших магистралей столицы. Гм! Неплохая идея раскрасить их в разные цвета, как ветки метро: туалеты Волгоградки, к примеру, в синий, Каширки – в зеленый, Ленинградки – в красный и так далее, пока не кончится цветовая палитра. И вот уже карта столицы пестрит всеми цветами радуги и дополнительной информацией о количестве и стоимости посещения этих чудо не заменимых будочек. В газетных киосках рядом со складными картами Метрополитена будут продаваться складные карты Туалетополитена…
И только сильные мира сего останутся обделенными. Пролетая со своими мигалками на красный свет, а зачастую просто по середине проспекта, им, увы, не придется вкусить этого блага: прелести пластмассовой задвижки на двери и дружных, объединившихся в едином порыве звуков нескольких кабин. Ибо нет в той скучной изоляции в ваших комнатах отдыха, незаметно прилегающих к вашим кабинетам, уникального единения народных масс, нет благовония единого едкого дешевого освежителя воздуха, которого наши предприимчивые коммерсанты не докладывают, не добрызги-вают, не доливают и еще что-нибудь «недо…», дабы Её Величество Экономия служит им великую службу подъема их благосостояния.
Что ж, бегите, мчитесь к решению больших и глобальных вопросов. Когда-нибудь перед очередными выборами блеснет одна из светлых головушек и предложит ввести наряду с Днем без автомобиля еще и День посещения общественных мест. Кто знает… А вдруг…
* * * *
Не врет русская пословица, что ждать и догонять хуже всего. «Какая только чушь не придет в голову, пока доберешься до клиники!» - вздрогнул Илья. Эти несколько дней после подтверждения диагноза и звонком врача, который будет лечить его, включили какие-то не изведанные доселе нотки в душе. Это была не тревога, не отчаяние и даже не растерянность. Последняя если и посещала по жизни Илью, то только на короткие секунды. Он умел выбираться из нее. Мозг начинал усиленно работать, сжимая и опережая время. Сколько раз он попадал в экстре-мальные ситуации, выбирался из них - и только потом, спустя часы, а порой и дни, появлялись эмоции! Теперь же, наконец-то попав в нужные, именно те руки специалиста, врача, профес-сионала, Илья почувствовал начало страха. Сказать, что это чувство совсем уж было незнакомо ему, нельзя. Все мы, начиная с детства, сталкиваемся со страхом. Но мы же «сапиенсы», мы ищем пути выхода, и в конце концов мы преодолеваем его. Но это начало было иным. На него нельзя было повлиять. Нельзя было сесть и подумать, отвлечься, не найдя решения, снова сесть и искать. Его даже нельзя было толком ощутить, прочувствовать. Он, казалось, витал над тобой: где-то слева, где-то сверху, а может, и сбоку… И но-визна-то его была иной – ни тебе растерянности, ни истерики. Спасало движение. Движение к разрешению проблемы. Операция – движение. Перелет из Автономии на лечение в Москву – движение. Даже чушь потока мысли – тоже движение.
Наконец-то! Ожидание позади. Вот она, клиника. Подъём на лифте в отделение. Обмен приветствиями с врачом. Из-за нехватки мест переход в соседнее крыло клиники – там, в хирургическом отделении для Ильи придержали место, чтобы не откладывать лечение. В палате пока один. Уже плюс: Илья не переносил присутствия посторонних в быту. Будучи публичным человеком, чувствуя себя как рыба в воде при общении од-новременно с немалым количеством людей и находя общий язык с любой аудиторией, Илья не переносил посторонних в своем личном пространстве. Показательно, что даже, оказываясь в поездах, он старался выкупать купе целиком, только чтобы не слушать разговоры не знакомых ему людей и не ворочаться под храп попутчиков.
Доктор обещал сегодня же начать лечение. Хорошо бы. Пусть все начнется. Уже. Вот-вот. А может, пока спуститься на улицу покурить? Нет, нельзя. Нельзя пропустить момент начала. Каким оно будет?..
Странно, но параллельно со спортом, коим Илья занимался с раннего детства, бывали постоянные простуды и ангины. И нельзя сказать, что он не знал ощущения от укола или капельницы. Лет десять назад он прочувствовал операцию по удалению аппендицита и прекрасно знал, что такое исколотые вены на руках и ноющие от антибиотиков булки седалища. Что такое химиотерапия, он не знал. Единственное, о чем его предупредила лечащий врач, - это то, что он похудеет и выпадут все волосы. Всё!
Похудение. Что за действие такое? Как бы усиленно Илья ни занимался спортом, какие- бы нагрузки не давал на тренировках, тело уперто не желало худеть. Он даже не вспомнил ни одного периода, когда бы он был худым. Гм, незнакомо…
Что касается волос - однажды он уже был лысым. Это было в шутку, перед отъездом на военные сборы, еще в университете. Тогда парни всего курса решили побриться наголо. Но то была шутка! Сейчас же единственное, что сообразил Илья, надо обриться заранее: и самому попривыкнуть, и главное, чтобы родные увидели бы меня лысым еще до больницы. Не хочу, чтобы лысину связывали с лечением, и так вокруг этой самой химиотерапии бродят пренеприятные легенды. Пусть дети считают, что папа сам так решил, а не за него.
«Что же врач не идет!?» - подумал Илья. Больница навевает уныние. Сидя у окна и разглядывая семиэтажное здание больницы, в которой ему предстоит провести непростых четыре месяца, он мысленно представлял врача. Вот идет по коридору. Вот спускается на лифте на этаж хирургического отделения. Доходит до палаты, берется за ручку двери и …
На пороге палаты действительно появилась женщина в белом халате.
- Здравствуйте, я ординатор Вашего лечащего врача. Она послала за Вами. Пойдемте. Принято решение взять еще один анализ.
- Я готов, идемте, - коротко ответил Илья.
В процедурном кабинете ждала его лечащий врач. Малень-кая хрупкая дагестанская женщина-Ангел. Да, читатель, это был Ангел в его земном обличии. Иначе как наречь человека, благодаря которому наш Герой живет и здравствует по сей день?! И пусть не хмурят брови ревнители веры, что я так возношу эту женщину. Вы вправе поправить меня. Но для Ильи с момента знакомства эта женщина на долгие, долгие, надеюсь, весьма долгие годы стала Образом, Иконой, Спасителем.
Я еще много буду рассказывать о ней. И постараюсь как можно больше теплых слов придать ее описанию. Скажу, что сразу поразило в ней нашего героя. Ее немногословие и четко выверенная, не терпящая возражений манера изъясняться.
- Решено провести еще один анализ и сделать это нужно не-медленно, - скомандовала она с забавным восточным акцентом.
- Что за анализ? – спросил я, настраиваясь на четкость ее фраз.
- Сейчас мы возьмем пункцию костного мозга. Ложитесь.
Не смотря на быстроту происходящего, Илья успел испугаться. Он что-то слышал об этой процедуре. И слышал ужасное. Говорили, что она страшно болезненная.
- Сколько будет длиться? – выдавил он, стараясь не подавать виду.
- Минут двадцать. Ложитесь на живот.
Я не знаю, как люди ведут себя перед пытками. Вспоминая походы к стоматологу, Илья всегда настраивал себя словами: «Но наступит же время, когда я пойду уже от стоматолога и всё будет позади!». Может, от этого, может, от того, что хоть на что-то надо было переключиться, Илья снял с руки часы, лег на кушетку и впился глазами в секундную стрелку, памятуя об обещании, что вся процедура займет минут двадцать.
Как описать происходящее?! Я не люблю фильмы ужасов, я не умею смаковать негатив, как Эмиль Золя, и уж совсем мне чужды воспоминания нацистов, порой попадающие на страницы художественной литературы.
Казалось, что твою спину сначала сверлят огромным свер-лом, а затем из высверленного отверстия что-то пытаются достать длинным тупым крючком. При этом это что-то находится так глубоко, что крюк проникает в тебя на неимоверную глубину от поверхности. Илья, конечно же, не видел ни инструментов, ни движений врача. Он впился в циферблат своих наручных часов и, скрежеща зубами, гнал и гнал секундную стрелку, пытаясь обмануть и время, и себя. Процедура подразумевала взятие анализа сначала с левой стороны поясницы, затем все в том же порядке повторилось с правой. Илья молча перенес левую половину. Когда доктор перешел на правую сторону, то, решив, наверное, хоть как-то подбодрить Илью, стала комментировать каждое свое движение. Но Илья не желал ничего слышать, он хотел одного, чтобы все это скорее закончилось.
- Пожалуйста, ничего не говорите, просто делайте, - выдохнул он.
Стрелка часов уже перешагнула за отведенные ей двадцать минут. Но сверление спины продолжалось. 22 минуты. 25 минут. 26 минут. На двадцать седьмой крюк вошел в спину так глубоко, что вырвал стон. Илья отбросил часы. Все тело пронзила тупая, дикая боль, которая сложила его пополам.
Не знаю, сколько это еще продолжалось. Нет, Илья не потерял сознания. Он просто находился в этом кошмаре. Когда все закончилось, его усадили. К пояснице приложили лед и через сорок минут проводили в палату. Он остался один, наедине с пережитым. Я считаю, что человеку вообще вредно оставаться надолго одному со своими проблемами. А находясь на лечении в больнице, да еще с подобным диагнозом – это вообще недопустимо. Вот тогда-то и приходит страх. Страх в самых ужасных, низменных его проявлениях. У Ильи он засел внутри. Не вырываясь наружу и никак себя внешне не проявляя, он выворачивал его. То до дрожи в руках, то беснуясь в сознании. Часы до вечернего прихода врачей оказались вечностью. Надвигающиеся сумерки еще больше усиливали его. Страх будто наполнялся сумеречными красками, приобретая форму и цвет. Он безжалостно и вальяжно развалился внутри Ильи, об-давая его холодом льда, прижатого к спине и тихой болью поясницы, отдающейся по коленям и ступням.
Часа через четыре Илья не выдержал. Он позвонил по сотовому телефону врачу и попросил обезболивающее. Еще через полчаса пришла медсестра. Она поставила рядом с кроватью штатив, на котором побулькивали несколько флаконов с жидкостями.
- Сейчас будет полегче, - мягко сказала она. Проворно нашла вену на руке, воткнула в нее иглу капельника, укрепила все это хозяйство пластырем и посоветовала скорее уснуть.
Очнулся Илья от мягкого, но делового «Доброе утро, Илья Николаевич!». Перед кроватью стояли две женщины. Не смотря на то, что это были лечащий врач и ординатор, Илья почему-то сконфузился. За последние семнадцать лет спросонья его не видела ни одна женщина, кроме жены. Сев на кровати, он извиняющимся голосом пробормотал: «Доброе утро. Который час?»
- Уже восемь тридцать, время обхода, - спокойно произнесла доктор. – Давайте мы посмотрим Вас. Сидите.
И она начала мять шею Ильи. То ли от того, что он еще не проснулся, то ли от того, что он уже попривык к огромным опухолям на своей шее, Илья отреагировал на слова врача «А опухоль стала помягче» каким-то странным ворчанием: «С чего?!».
- Как с чего? Мы вчера уже начали предварительный курс.
Эти слова прозвучали как шквал моментально начавшегося ливня! Как это?! Что это?! Мысли заходили ходуном. Неужели после полутора лет лжелечения Илья попал именно в те руки?! В руки, которые вернут к полноценной жизни. Да, до этого было рассказано и показано на примере, что Илья попал именно в тот научный институт, специализирующийся на подобных заболеваниях. Да, Илье рассказывал врач, что его болезнь лечится.
Но до этого момента все было словами. Сейчас же доктор произнес, что процесс пошел. Одна короткая фраза и пробудила, и перекрыла, и отодвинула в прошлое все произошедшее в процедурном кабинете.
- Что дальше? – подался Илья к доктору, и мысли забегали, забегали…