Рукомойный флот гл. 14 Регата

Виктор Лукинов
 14

Херсон – город спорта. На трёх стадионах и дюжине спортбаз занимаются с молодёжью тренеры «Динамо», «Спартака», «Трудовых резервов», «ДЮСШ» и прочих спортивных обществ. Особенно развиты в нашем городе водные виды спорта. Едва только сойдёт лёд на Днепре, как в уютных затонах левобережья начинается весеннее оживление. С ранней весны и до поздней осени гоняют по протокам и ерикам юркие байдарки и каноэ. А по широкой глади Днепра, словно лебеди, движутся белоснежные красавицы яхты. Подтягиваются на республиканские и всесоюзные сборы спортсмены-водники; проводятся всевозможные соревнования.

Вот и в этом году на Каховском водохранилище должны пройти гонки яхт, в честь Дня Победы. И нам дали ответственное поручение – доставить яхтсменов, вместе с их посудинами, к месту соревнований.

Ранним утром седьмого мая «Бизон» забрал из заводского ковша «конька», то есть пятисоттонную баржу; и подогнал её к достроечному причалу «Паллады», как раз освободившемуся от очередного построенного и отправленного к месту назначения дока. В трюме и на палубе выложили из брусьев и досок специальные постели, (благо что на «Палладе» строительного леса было вдоволь); и на них, с помощью берегового крана, уложили всю парусную флотилию. Там же разместили и экипажи яхт.

Шкипером на «коньке» числился бессменный Евгеньич – комендор с монитора. Но  в этот раз он был в отпуске, и на барже командовал..., сам собой, Юрка - кок. Юрка действительно числился поваром сдаточной команды. Но так как «заказа», готового к ходовым испытаниям, ещё не было; и ближайший из них – по готовности, красовался пока на берегу, – за воротами док-камеры; то и Юрку приспособили матросом на баржу: временно, вместо Евгеньича.

Юрка стал ходячим анекдотом после одного комичного случая. Завод наш уже несколько лет подряд  строил серию сухогрузных судов – контейнеровозов. Очень удачную серию. Шла она нарасхват как у своего покупателя, так и  у зарубежного.

Больше всех, конечно, этих пароходов заказали для себя одесситы. Вторыми, по количеству заказов, стали немцы. Ну и по нескольку судов купили кубинцы, голландцы, англичане и даже сухопутные кувейтские шейхи.

Черноморское пароходство давало названия своим судам в честь героев-панфиловцев: «Василий Клачков», «Николай Ананьев», «Пётр Емцов»….

А западно-германская судоходная компания называла свои контейнеровозы по именам святых: «Санта-Роза», «Санта-Рита», «Санта- Елена»….

Приёмщики из Германии были все как на подбор: рослые, крупные блондины, – этакие «белокурые бестии». Разгуливали они по заводу в белоснежных джинсовых комбинезонах. У нас  в таких не стыдно было бы и на танцах показаться.

Вот Юрка раз, заприметил на пирсе одного такого «истинного арийца» и решил с ним пообщаться:

– Слышь, камрад; у меня киндеры маленькие; дай ням-нямки. – (Это он так жвачку обозвал).

Немец, видать сначала не понял, и с минуту пялился на Юрку. А потом сказал:

 – Да пошел ты на хрен! Я сам с Москвы.

Так как рядом некстати оказались свидетели, то анекдот и пошел гулять по заводу.

Когда, наконец, всё было погружено и размещено, «Бизон» взял на короткий буксир «конька» и потащил его вверх по Днепру. За элеватором поплыли назад памятные мне с детства места. Слева, над водой, на известняковой круче ласточкиными гнёздами густо лепились частные домишки Арестанки, Военки, Цыганской слободки.

А вот и «Кацапский» пляж. Здесь мы – уличные мальчишки пропадали летом с утра до вечера. Как здорово было нырять с высокого причала в струю от винта отходящего пассажирского катера. А ещё интересней – лежать на песке и смотреть восхищёнными глазами на местного «короля» пляжа,– взрослого парня в сомбреро и в наколках на спине, животе, ногах и руках; когда он, предварительно объявив: «Детям, беременным женщинам и слабонервным просьба отойти подальше!», начинал мучить гитару и орать пропитым голосом блатные песни.

Прошли под железнодорожным мостом, по которому я когда-то возвращался из своей первой заграничной одиссеи…

Город на левом – высоком берегу давно закончился, а низкий, правый – всё колыхался зелёным ковром плавней, раскинувшихся до самого горизонта. И по этому камышовому морю плыли, одна за другой, длинные ленты верб, колышущих своей серебристой листвой над многочисленными днепровскими ериками и протоками.

От Херсона до Каховки, что водою что асфальтом, расстояние примерно одинаковое, – километров восемьдесят.  «Бизон», конечно, не был лайнером пассажирским, однако свои одиннадцать узлов, то есть около двадцати километров в час, даже с баржей на буксире и вверх против течения, «печатал» исправно. И к двум часам дня находился уже у ворот нижнего шлюза Каховского водохранилища.

Пришлось немного постоять, подождать пока они открылись и выпустили самоходную баржу идущую вниз.  «Бизон» завёл «конька» в шлюзовую камеру похожую на мрачный чёрный колодец с мокрыми, обросшими водорослями стенами. Привязались к «коновязи» – специальным кольцам, которые могли двигаться вверх и вниз, словно крючок по карнизной струне. Ворота закрылись,  и стало совсем как в склепе; вокруг почерневший мокрый бетон, и только высоко вверху синий клочок неба.

Но вот в камеру начала поступать вода, и «Бизон» с баржей стали медленно подниматься к голубому небу, к тёплому солнышку.
Наконец нас выпустили на широкую гладь Каховского водохранилища. Очень похоже на лиман, по которому «Бизон» привык ходить как по Суворовской. Такая же ровная водная поверхность и далёкие берега, просматривающиеся по сторонам. Те же крикливые чайки, и даже СЧС непонятно как забредший в эти пресные воды.

От шлюза до места назначения ушло примерно столько же времени как от Херсона до Каховки.

Но вот «Бизон» ворочает вправо с фарватера и, где-то через полчаса, вплотную приближается к берегу. Швартуемся у грузового причала, переходящего, без всякого забора, в прогулочную набережную.

Набережная – точь в точь любимый сюжет курортных художников: побеленная извёсткой балюстрада над водой; за ней аллея пирамидальных тополей, вместо кипарисов. Не хватает только гор на заднике; а так типичный пейзаж южного берега Крыма.

Вот он – конечный пункт нашего похода – очень уютный и симпатичный райцентр Большая Лепетиха.

На другой день начались соревнования. Мероприятие проходило в лучших традициях английских королевских регат. «Бизон», (для пущего форсу), вышел подальше от берега, бросил якорь и стал изображать из себя крейсер, якобы охраняющий высочайших и титулованных гонщиков от каких-нибудь могущих приключиться всяких там разных случайностей-неприятностей.

 Вокруг нас крутились тупоносые, похожие на пластмассовые корытца с короткими мачтами, «оптимисты». Подальше ходили галсами солидные степенные «финны». И совсем далеко гоняли по водохранилищу стремительные катамараны «торнадо»

А в это время Юрка занялся одной авантюрой, которую можно расценивать двояко: и как расхищение социалистической собственности, или же как помощь города деревне. Сначала он мирно сидел на своей барже и удил бычков. Тут к нему и подкатился какой-то тип. Назвался снабженцем местного колхоза; я уже точно и не припомню как его Юрка  именовал: что-то между «Тормозом коммунизма» и «40 лет без урожая».

Рыбак рыбака видит издалека. В итоге они вскоре пришли к единому мнению, что досок на «коньке» непозволительно много; и что будет социально справедливо, если часть этих пиломатериалов отправится в колхоз. Снабженец быстро «организовал» машину и береговой подъёмный кран. И к тому времени когда «Бизон» вернулся к причалу, доски, скорее всего, уже выгружались в пункте назначения; а Юркин карман жгла новенькая полусотенная купюра.

Но Юрка был парень щедрый и благородный, хоть малость и тщеславный. Он дождался, таки, пока большую часть экипажа буксира отпустили вечерком погулять по Лепетихе. Увы, я в эту часть не попал – мне досталась вахта. Поэтому и пишу со слов очевидцев и участников банкета.

Юрка повёл братию в местный кафе-бар и там, с купеческим шиком, за каких-нибудь пару часов, спустил весь нажитый капитал до последней копейки.

Далее следует мораль: как пришло – так и ушло. Лёгкие деньги, – у нашего человека долго не задерживаются.

А на следующий день мы погрузили яхты на баржу и отправились домой.



Продолжение следует.