ПРЕДАНИЕ О БЛАЖЕННОЙ МАТРОНУШКЕ МОСКОВСКОЙ
(Окончание)
Итак, приказ о наступленье
Подписан, передан частям.
Тревожный счёт пошёл часам.
Чтоб заглушить приток волненья,
Идёт Иосиф в зимний сад.
Вдоль чистой, убранной дорожки
Сугробы в рост его лежат.
Его волненье понемножку
Проходит. Вспомнил, как вчера
Здесь шёл с Лаврентием с утра;
Как тот его о старом деле
Спросил у этой хмурой ели:
– Так что же, нам его закрыть?
А между тем, со всей России
К ней делегации такие,
Что, право, страшно говорить. –
Иосиф помолчал, ответил:
– Ну раз идут, и пусть идут.
Плохого я не вижу тут.
Без веры что за жить на свете?
Пусть с верой в чудеса живут,
В её слова. Они, как дети... –
И усмехнулся: «Я и сам
Её поверил словесам»...
Так, день вчерашний вспоминая,
Он шёл. Вдруг слышит – снег скрипит.
Его поспешно догоняя,
Дежурный лейтенант бежит:
– Товарищ Сталин! К телефону... –
– Сейчас, ответьте, подойду... –
С каким-то хрипом или стоном
Забилось сердце напряжённо,
Почуяв страшную беду.
Да, так и есть... Позор... Обида...
Удар судьбы жесток и крут...
Атака наших войск отбита...
Солдаты в панике бегут...
И вдруг, как будто невзначай
Или скорей – насмешка рока,
Он слышит голос издалёка:
– В сраженьях, как зеницу ока,
Солдат храни. Все эти дни,
Петух, губил ты их жестоко.
Почаще Бога вспоминай.
Иначе мало будет прока... –
Как будто пулей поражён,
Перед собою смотрит он...
К Матроне женщина пришла,
Лет сорока, в великом горе.
В тряпице сало принесла,
Тоску смертельную – во взоре.
– Ну что же, Зоюшка моя!
Бойца воюющего жёнка!
Твою невзгоду знаю я.
Пришла недавно похоронка.
А в ней три строчки – (горький всхлип), –
В такой-то день на поле боя
Твой муж под Харьковом погиб
С завидной участью героя. –
Матрёна плачущей жене
Руками голову склоняет. –
Ты в горе, но известно мне,
Он не убит, он отступает
К далёкой волжской стороне. –
(Молчание. И гостья плачет.
И смехом прерывает плач). –
Всё так, родная, не иначе.
Режь сало. В тумбочке калач.
Поешь давай. И мне кусочек
С дарёным хлебушком подай.
На радость, и твою, и дочек,
Вернётся муж в родимый край.
(Но гостье явно не до сала.
И сердце сжалось. И без слов,
Опять заплакав, побежала.
Лишь застучал дверной засов)...
И снова в жертву приходилось
Полки сибирские бросать.
Уж так случилось, так сложилось
Под Сталинградом.
«Город взять!» –
И Паулюс своей армадой,
Без хитростей и без затей,
Оборонительных частей
Прорвав широкую ограду,
Вошёл в руины Сталинграда,
Горячие, как печи ада,
Но по длине дороги всей
Был вынужден обороняться.
«Ну что же! Сам залез в мешок, –
Подумал Сталин. – Может статься,
Тут и конец тебе, дружок.
Особо надо постараться».
Он пишет страшный свой приказ
«Назад ни шагу!» Оставленье
Позиции без разрешенья
Грозит расстрелом всякий раз.
О заградительных отрядах
Создал указ он в ту же ночь.
Пойдёшь в атаку – сзади, рядом,
Такой же, как и ты, точь-в-точь,
Но вздрогни телом или взглядом,
Но сделай шаг из цепи прочь,
Как в спину очередь – и ночь.
Лишь обеспеченье такое –
Залог успеха и покоя.
Ещё недавно взять в мешок
Всю армию, как в сети зверя,
И он, наверно, бы не смог.
Ничуть в звезду свою не веря,
Боёв не видевшая рать,
Наткнувшись на отпор умелый,
Что ни мудри с ней и ни делай,
Могла одно лишь – отступать.
Но под присмотром пулемётов,
Когда нельзя ступить назад,
И недоученные роты,
И неотёсанный солдат
Такие чудеса творили,
Хоть жизнь была на волоске, –
Что, как бы там ни говорили,
А самый хищный зверь в мешке!
Он часто поступал жестоко,
Бойцов не очень-то хранил,
Но нынче столько вышло прока,
Что – вопреки словам пророка –
Он, словно Цезарь, победил!
И снова Зоюшка пришла
К народной матушке Матроне,
В тряпице сало принесла,
Витой калачик, ну и кроме –
Чуток парного молока,
В бутылочке, с газетной пробкой.
И обратилась с речью робкой
К хозяйке:
– Матушка! горька
И зла моя земная доля.
Опять мне с боевого поля
Пришла бумага. Лишь строка
В ней новая. Под Сталинградом
Погиб мой муж. За что же мне
Несчастье, тяжкое вдвойне?
Жизнь и теперь уж стала адом...
– Ах, Зоюшка! скажу тебе,
Что ложь – и эта похоронка.
Их будет три в твоей судьбе. –
Матрона детскою ручонкой
Утёрла слёзы на лице
Уже знакомой нам солдатки. –
Но третья будет лишь в конце
Войны. Про эти три загадки
Твой муж тебе расскажет сам.
И помни. Весь уже народ
С войны успеет воротиться.
И минет новый, мирный год.
Муж на Казанскую придёт.
И к вам в окошко постучится.
Но чаще Господа проси.
Удачи нет в моленье редком.
А свой гостинец унеси,
Отдай его подросшим деткам.
Она жила в особняке
Известного в столице князя.
Теперь он где-то вдалеке,
Из скудной жизни не вылазя,
Клянёт среди друзей в экстазе
Удачливых большевиков.
И предрекает им кончину
Пусть не сейчас (они врагов
По всем фронтам и в зад и в спину
Наладились на запад гнать
И передышки не давать).
Он говорит, что плётка рабства
Бьёт по властям концом другим
И от диктата государство
Развалится, как древний Рим.
Так вот, в особняке пророка,
Точней – в двух комнатах его,
И от Кремля не так далёко,
Жена и дочки моего
Солдата жили трудно, бедно,
Как большинство, сказать верней,
И от разгромных до победных
Они дожили всё же дней.
Был рядом с фабрикой их дом.
Там на машинке за столом
Она для фронта гимнастёрки
Строчила-шила день за днём.
А муж служил до фронта в торге
В каком-то чине небольшом.
И хоть других он был попроще,
Как хилая осинка в роще,
Но всё же был партийным чин,
Благодаря чему жилплощадь
Герой наш в центре получил.
Но в этом чине на войну
Его простым бойцом призвали.
И, как мы только что узнали,
Три похоронки отослали,
Чуть не убив его жену.
И если б только не Матрона,
То нашей Зоюшке во мгле
Лежать бы где-нибудь под клёном
За изгородкою в земле.
Но вот жестокий срок промчался,
Уже предсказанный давно.
Убитый трижды – постучался
Осенним вечером в окно!
И стол накрыт. Сияет скатерть.
Жилья приветливая сень.
Казанский образ Божья Матерь
Почтила с Сыном в этот день.
Деревья пригородной дачи
Покрылись свежею листвой.
Идёшь, и дышится иначе,
Да и настрой совсем другой.
Давно ли мучили сомненья,
Как смертные разжать тиски,
А нынче волны вдохновенья
Стучат в усталые виски.
Теперь уже не в стиле старом
(Сосредоточенным макаром)
Он мыслит поразить врагов,
А сразу множеством ударов
Ошеломить – и был таков!
Но если на одну атаку,
Все силы нужно было брать,
То сколько надо сил, однако,
Чтобы удары разбросать
От северных морей до южных!
И тут без лишних трат ненужных
Попробуй, право, обойтись.
И всё спасение – в России,
У ней возможности такие,
Что бесконечны, словно жизнь.
Он назидание Матроны
Про все потери и уроны
Припоминает и острит:
«Людские силы – как патроны,
Кто их имеет – победит,
Кто не жалеет – побежит.
Конешно, поздние потомки,
Перетряхнув свои котомки,
Осудят за растрату сил,
Но потому я их и тратил,
Чтоб враг – любой – от страху спятил,
Вот потому и победил...»
На днях, в Неделю Мироносиц,
Вождю Лаврентий передал:
Мол, и святых Косая косит,
Господь Матронушку прибрал.
Мол, в церкви Ризоположенья
Её отпели на Донской.
Проститься с нею день-деньской
Шли люди... Как же, столп такой!..
И на Даниловском она
Как мироносица-жена
Нашла своё успокоенье.
Иосиф гравием хрустел,
Додумать прежнее хотел:
Что от него, аль от пророка
Не будет никакого прока?
«Ну, от меня-то польза есть.
Победных дел моих не счесть.
А вот пророков-то своих
Народ с годами забывает...»
Не знал кумир, что у святых
Пустых пророчеств не бывает.