ПРЕДАНИЕ О БЛАЖЕННОЙ МАТРОНУШКЕ МОСКОВСКОЙ
(Продолжение)
Машина подходила к даче,
Сверкая фарами во тьме.
«Всё вышло так, а не иначе,
Как старица сказала мне». –
Через охранку коридором
Прошёл он в тёплый кабинет.
«Да и войне конец не скоро.
До четырёх тяжёлых лет
Она продлится. Так Матрона
Мне предсказала в вечер тот...»
Что твой швейцар, службист с поклоном,
С прищёлком каблуков берёт
Шинель, кашне, с кокардой шапку
И в гардероб несёт охапку
Наиценнейшего добра.
А Сталин дело достаёт
Матронушки. Давно пора
Его закончить. Только снова
Читает он за словом слово
За чаем с самого утра...
В семь лет Матрона предсказала,
Что скоро жизнь не так пойдёт:
Предавший Господа народ
Бед натворит себе немало.
Пойдут убийства, грабежи,
Закроют, испоганив, храмы,
Земель начнутся дележи,
На царский трон воссядут хамы,
И люд наш горе обоймёт,
Пока несчастный не поймёт,
Что без церквей, любви и Бога
В кромешный ад ведёт дорога... –
Давным-давно пора в ГУЛаг
Ее сослать за эти бредни!
И это так, и это так,
И тут, конечно, прав Лаврентий.
Но ведь пророчества верны,
Но ведь она ещё и лечит,
Спасенье это для страны –
Смиренье в людях обеспечит...
А вот еще из дела факт –
Неистребимый культ начальства.
Ох, сгубит нас оно – разтак! –
Бюрократическое чванство...
Матрониной подруги дочь
Вновь в институт архитектурный
Не поступила. Ну и прочь
Из головы его! Недурно
И без него устроен свет.
Но в третий раз она сюда же
Сдаёт экзамены. И нет
Опять удачи ей. И даже
Уже и жизни нет... К Матроне
Она в расстройстве и слезах:
Мол, ничего не надо, кроме
МАИ. Что делать? Ох и ах!
Матрона, лёжа на постели
(Лет пять, как ноги отнялись)
Смеётся:
– Что ты, в самом деле?
За пяточку мою держись –
И всё решится в две недели.
Ты что в анкете написала?
Что твой отец в НКВД
Работает. А он-то где? –
Лишь только под его началом.
Но этот хитрый оборот
Тебя, родная, и спасёт.
Анкету перечтут в спецчасти,
А у спецчасти – много власти...
Когда Матрона поняла,
Что не ходок по белу свету,
Трагедию людскую эту
Как Божий знак восприняла.
«Наверно, Боженька-Отец
Моим служеньем недоволен.
Когда ты молод и не болен,
Пройти себе в угоду волен
Всю землю из конца в конец.
А тут лежи, беседуй с Духом,
Чужие судьбы узнавай,
И молодцам да молодухам,
Болезным старцам да старухам,
Всем, потерявшим счёт прорухам,
Молитвой слёзной помогай...» –
И в подтвержденье слов её
Со всей России опалённой
Пошли к ней, чуть ли не колонной,
Огромной, многомиллионной,
И пеший, и ездок вагонный,
И каждый горюшко своё
Высказывал перед Матроной.
Она охватом детских рук
К себе их головы склоняла,
И становилось людям вдруг,
Как раньше сроду не бывало.
Кругом и гром и лязг войны,
Но нет же! – почками в металле –
Живые струи тишины
В усталых людях прорастали.
И разрывали люди дни
Безрадостные, как оковы.
И были, мёртвые, они
И жить и веровать готовы.
А ночью ждал Матрону труд,
Наверно, во сто крат сложнее.
Она молчком лежала тут,
Где люди днём её найдут, –
Но если б в это время с нею
Решился кто заговорить,
В ответ бы слова не услышал,
Дух из неё в те дали вышел,
Где скоро вечно будет жить,
Ну а сейчас Отца молить
На вечность ночи отлучился.
И в эту вечность приключился
Чудесный случай.
Над собой
Матрона слышит Божий голос:
– Не бойся! Ни единый твой
Не упадёт сегодня волос.
Но ты увидишь мир земной,
Каким его не видят люди.
Забудь о грохоте орудий,
Дыши блаженной тишиной.
Как за ступенькою ступень
Ты жизнь свою увидишь...
Ярко,
Дороже всякого подарка,
Тьму разгоняя, вспыхнул день.
Что мир цветной, Матрона знала,
Но, что он именно такой –
До бесконечности цветной,
Она и не предполагала.
Избу, в которой родилась,
Она запомнила на ощупь,
Но эта память, эта связь
Куда как зренья были проще.
Минутой раньше дождь прошёл,
И крыша мокрая парила,
И золотистый солнца шёлк
Жарой стенные брёвна жёг,
Стекло оконное слепило.
И в бочку стрйка из трубы
Блескучим серебром струилась,
И лужи были голубы,
И во дворе земная сырость
Подёрнулась голубизной...
Какую Бог явил нам на милость,
Мир наделяя красотой!..
Вот перед ней сирени куст,
К нему весной она ходила,
Был сладко-горький запах густ,
Как от церковного кадила.
Сирень почти уж отцвела,
Но всё же бледно-голубыми
Своими хлопьями резными,
Она усыпана была.
А вот зелёный луг у церкви,
Надёжна кладка и крепка,
В сияньи огненном померкли
Над куполами облака.
А за дверями – полумрак,
Лампад и образов мерцанье.
И странно видится ей, как
Своим шагам неспешным в такт,
Рассеивая в тишь бряцанье,
Перед поникшею толпой
Блаженный батюшка Василий
Кадилом машет. Весь седой,
Но при такой великой силе,
Что замечаешь поневоле –
Писал Илью уж не с него ли,
Как молодца из молодцов,
Художник славный Васнецов?..
Матрона знает – на замке
Сегодня храм, разбит, разрушен,
Но видит тот, что Богу нужен,
Что в давнем прошлом, вдалеке...
А вот дорога в лес. По ней
Она десятки раз ходила
С ватагой недругов-друзей,
Которых в доброте своей
И за жестокости любила.
Но в ягодно-грибные дни
(В селе страдою их считали),
Ужасно вредные, они
Её почти не обижали.
Любой из них изведал сам –
Была в слепой такая сила,
Которая всегда к местам
Сверхурожайным приводила.
И малышне была страшна
Её способность изначала:
Грибы и ягоды она
Ловчее зрячих собирала...
И вот она одна идёт
По той дороге. Слева, справа
Стоит пшеница величаво.
Уж колос солнцем отдаёт;
Слегка сгибаясь, золотится
Под дуновеньем ветерка;
Искрясь волна от края мчится
До задремавшего леска.
А там, под кронами деревьев,
Взамен небесного огня,
Матронушку окутал древний
Покой прохладный и напевный,
Шурша и пеньем птиц звеня.
Всё, не сливаясь, выделялось –
Цветы, травинки и листы,
И вновь Матрёны сердце сжалось
От этой славной красоты.
Ах, как же мир земной хорош!
Как он бескрайне совершенен!
Лишь тот его оценит в грош,
Кто вместо правды выбрал ложь
И этой ложью обесценен.
Ему уже не нужен мир,
Безгрешно сотворённый Богом,
Теперь грехи – его кумир,
Он по другим идёт дорогам.
Река и лес, и сад и луг,
Что согревали дух доныне,
Он превращает всё вокруг
В отравленные злом пустыни.
Остановись, смирись, остынь!
Быть может, гниль твоя и выйдет.
Но кроме гибельных пустынь
Он ничего уже не видит.
И потому всемудрый Бог
В своих видениях Матроне
Показывал односторонне,
Что показать бы в целом мог.
Она тот мир заблудший знала
И Божью милость поняла
Как только то, что очень мало
Благие делает дела.
И вновь Матрона над собой
Уже знакомый голос слышит:
– Как мир тебе, Матрона, Мой?
– О, чуден он! Тобой он дышит,
Твоей святою чистотой.
– Матрона! Если ты горячей
Захочешь всей душой своей
Всё это видеть, – будешь зрячей,
Как большинство земных людей.
– О, Бог-Отец, пусть всё, как было
Останется в моей судьбе.
Боюсь, боюсь, чтоб зренья сила
Моей души не остудила
К природе, людям и Тебе.
А лучше дай мне, недостойной,
Свою святую благодать
Подсказкой, верою спокойной
Заблудшим людям помогать.
– Да будет так, – сказал Создатель, –
Весь век твой до скончанья дней. –
И вновь Матрона на кровати
С молитвой жаркою своей.
Он в каждый шаг неспешный свой
Весомо вкладывает слово:
– Разгром фашистов под Москвой –
Всей нашей тактики основа.
Все силы главные – в кулак
И по врагу – чтоб кровью харкал.
Теперь для нас важнейший шаг –
Освободить от немцев Харьков.
Они с бахвальством ломовым
Хотят отсюда двинуть к Волге,
А там и на Кавказ недолгий
Им путь. Но мы опередим.
Мы их сметём и раздробим
Их фронт на мелкие осколки...
– Товарищ Сталин! – Жуков встал. –
А у меня другое мненье.
Для наступленья не настал
Ещё момент. А пораженье
Вполне возможно. Наших сил
Едва-едва для обороны.
Резерв, который заменил
Потери наши, – сплошь зелёный,
Беспомощный, безусый сплошь. –
Иосиф острый взгляд прищурил:
– На то она и молодёжь,
Что ни морозы и ни бури,
Ни высшей выправки враги
Ей не страшны. В большом и в малом
Она отдельным генералам
Прочистит смелостью мозги.
(Продолжение следует).