ПРЕДАНИЕ О БЛАЖЕННОЙ МАТРОНУШКЕ МОСКОВСКОЙ
(Продолжение)
Над городом закат багряный.
Морозно. Слышен каждый шаг.
Иосиф входит без охраны
В московский старый особняк.
От входа лестница крутая,
Цветы в горшках. Буржуйский вид.
Вот двери в комнату. Мерцая,
Лампадка в уголке горит.
Киот над ней. Кругом иконы.
Кровать и старица на ней.
Вполне монаший мир Матроны,
Или отшельничий – скорей.
Опёршись локтем о подушку,
Она напомнила старушку,
Худую, щуплую, но дух
Был в ней высок. Она сказала:
– А! вот и красный к нам петух!
Давно тебя я поджидала.
Давно и мысли прочитала
Твои. И вот тебе ответ.
Причины для отъезда нет.
Фашисты не возьмут столицу.
Хотя четыре года длиться
Ещё войне, себе хребет
Здесь сломит враг.
– Но что же надо
Нам делать, матушка? –
– Тебе
Предаться Божией судьбе
И разрешить, чтоб Божьи чада
Молиться бы в Москве могли
И в храмах нашей всей земли
За нашу трудную победу.
– Открою церкви. Понял. Еду. –
Да ты постой, петух! Верни
Священников из заточенья.
– Считай, вернулись уж они. –
– И вот ещё... Солдат храни
В сраженьях, как зеницу ока.
Пока ты губишь их жестоко.
Почаще Бога вспоминай,
Иначе мало будет прока.
И над Москвой –
из края
в край, –
Свой грозный зык сокрыв до срока,
Семи церквей колокола,
Людей к молитве призывая,
Ударили!
Москва пошла
На встречу с Богом, сознавая,
Что без Него ни силы нет,
Ни разуменья, ни побед.
Впервые после долгих лет
Открыто тысячи молились,
Чтоб Божьи милости явились,
Чтоб в сердце вспыхнул прежний свет.
Матронушка в те дни и ночи
Молилась в комнате своей.
С горячностью и силой всей,
Как и всегда. Но, между прочим,
В то время показалось ей,
Что долгие ее молитвы
О чуде Подмосковной битвы
Давались легче и верней;
Бог благосклонней и охотней
Их от Матроны принимал,
И вот под утро Он сказал:
– По воле по Моей Господней
Сегодня вероломный враг
Не только свой замедлит шаг,
Но в дикой панике покинет
Захваченные рубежи.
Еще рабам Моим скажи,
Что и поздней Мой гнев не минет
России-матушки врага...
В тот год глубокие снега
Укрыли земли Подмосковья.
На удивление строга
Зима была. Хоть для здоровья
Полезен русскому мороз,
Но этот – пробирал до слёз.
Особенно в окопах, в поле,
Где ни единого куста.
Шёл спирт на выручку. Но доля
Бойцов была б совсем крута,
Когда б начальством не дозволен
Был костерок. То там то здесь
Дымки курчавились, вздымались.
Убавилась фашистов спесь.
Закутавшись, они толкались
В окопах у своих костров.
Но в это утро жало так,
Что немцы выслали в окопы
Лишь наблюдателей. Размяк
Характер их, в полях Европы
Проверенный. Здесь, под Москвой,
Он сдал. Но сдало и железо.
Остановился танков рой.
Армады пушек бесполезно
Вздымала в небеса стволы.
От куржака белым-белы
Машины и мотоциклетки
Стояли, где мороз сковал.
Поник фашист, затосковал,
Заверещал, как птица в клетке.
В штабной землянке дивный сон
Приснился нынче порученцу.
Как будто бы замлянки дверцу
С натугой открывает он
И видит странное сиянье.
Луна? Но в небе нет луны.
Слепая – в бедном одеянье
К нему с небесной вышины
Спускается в морозном свете
И говорит: – Минуты эти,
Пока трещит мороз шальной,
Не потеряйте ни одной... –
Но вот видения исчезли,
И он проснулся. Перед ним
Спит генерал в потёртом кресле.
К нему со странным сном своим
Наш порученец обратился.
Тот встал. Потёр виски. Сказал:
– Ты, видно, тоже генерал.
И мне такой же сон приснился...
С каким бесстрашным вдохновеньем
Почти в космический мороз
За отделеньем отделенье
В атаку яростно неслось!
Кто щёки, кто белёсый нос –
Солдаты снегом оттирали
И с нарастающим «ура!»
До роковой черты бежали,
Где русской и немецкой стали
Схлестнуться грянула пора.
Молчали пушки, пулемёты
И автоматы. Всё решит
Бой рукопашный. Кто горит
Сильнее гневом, в ком охоты
Побольше выжить – победит.
В цепи промёрзшей и усталой,
С утра открывшей счёт атак,
Был порученец генерала,
Будённовец, из тех рубак,
Кто уцелел в боях Гражданской.
Его недаром генерал
Своим доверенным избрал.
В то утро адъютант сказал:
– Вот сердцем чую, будет адской
Сегодня драка. Разреши
Пойти на приступ с первой ротой.
Позволь! Уж больно мне охота
Устроить праздник для души. –
Он взял заместо уставного
Штыка, стального, боевого,
Кавалерийский свой клинок.
И первых с головы до ног
Он разрубал одним ударом.
Потом смиреньем воли старым
Свой пыл вскипевший охладил,
Но от его солдатской кары
Никто в тот день не уходил.
Недолго наш порыв держали
Войска, что дружно шли к Москве.
Бросая всё, они бежали,
От гибели на волоске.
В снегах завязнув, танки, пушки,
Машины с грузом, тягачи
Стояли в поле, на опушке,
У развороченной избушки,
Вмерзая в лёд, где бьют ключи.
Десятки вёрст в строю протопав,
Уж в незнакомой им дали,
Солдаты наши развели
Костры в оставленных окопах.
Один из них, бывалый с виду,
С казацкой шашкой на боку,
Рассказывал:
– Видать, планиду
Не избежать нам на веку.
Смотрю, в сиянии святая
Спускается и говорит:
– Удача ваша боевая,
Пока мороз шальной стоит. –
Ну а сама, как есть, слепая.
И не поверь, пожалуй, тут.
– Есть, говорят, в Москве такая,
Кажись, Матрёнушкой зовут...
Продолжение следует).