Набрал сегодня на Прозе.ру в поисковике два слова - "Большеземельская тундра", - дай, думаю, посмотрю да почитаю, что и как про нашу тундру люди талантливые пишут. Выдал мне поисковик 16 наименований опубликованных литературных произведений, где встречается это словосочетание. И что вы думаете? Питер, Москва, Воркута и ещё пара городов - вот откуда авторы этих исторических, публицистических и художественных трудов. Почти всё прочитал, много интересного почерпнул, удовольствие получил. Но ведь ни одного местного автора - ни из Нарьян-Мара, ни из посёлков Ненецкого округа. А знаю, многие печатаются и в альманахах ежегодных, и в местных газетах с интересными очерками и рассказами. Наверняка, и здесь на Прозе.ру и в Стихи.ру есть публикации, но я фамилий-то авторов не знаю, ну, одного-двух, может лишь!
Раньше как было: идёшь в библиотеку, там тебе библиотекарь посоветует, что взять почитать на интересующую тебя тему, где какие авторы на каких полках. А тут Интернет. Ты и автор, ты и библиотекарь. Чтобы кто-то тебя нашёл да почитал, надо тебе же самому об этом и побеспокоиться. А нет ведь читателей более благодарных и массовых, чем земляки. Им всегда интересно, как об их малой родине пишут, что на ней происходило и происходит с позиций художественного слова. Да и когда читаешь про знакомые места, со своими впечатлениями сравниваешь. Хочешь, автор, чтобы на твоей страничке больше читателей было? - Обозначь себя, откуда ты. Я, к примеру, так узнал, что автор Мухиддинова М. работала на полуострове Канин (это тоже наш Ненецкий округ) и написала интересный рассказ про эти прекрасные места (http://www.proza.ru/2011/06/12/740). Сам там работал, знаю.
И вот созрело у меня предложение к вам, товарищи и господа авторы. Вы хоть иногда упомяните вскользь о месте пребывания своём. Не надо в каждом рассказе - в одном даже хватит. Вот наберёт кто-нибудь "Рязань" в поисковике - и список сотен пишущих земляков-рязанцев к его услугам. Или кто-то про Камчатку почитать захочет...
Я тут на сайте автор новый. Хочу рассказать о некоторых случаях из жизни и работы в нашей тундре - Большеземельской, Малоземельской, Канинской...
Как я мишку напугал
Как-то раз, лет 5 назад, шёл я в тундре маршрутом через речку Сандыбейю. Места красивые, долина у речки глубокая, врез глубиной метров 30. Один берег крутой, обрывистый, с оползнями, другой – пологий с речными террасками. Вот на пологом берегу, поближе к воде, нашёл я местечко ровненькое, кустарник рядом – чтоб хворост для костра наломать, и решил отобедать. Развёл костерок, зачерпнул воды, поставил на огонь котелок для чая, вытащил из рюкзака бутербродики, что ещё в лагере с утра с собой приготовил, а пока котелок закипал – наметил по карте дальнейший свой путь. Котелок алюминиевый – быстро закипает. Заварил, покурил, налил чайку, сижу – в тундру смотрю, речка за спиной бурлит по перекатам. Слышу – бу-буух! – сзади. Думаю – оползень, наверное, опять кусок крутого берега в речку обвалился. Оборачиваюсь – и не верю своим глазам!
Через речку деловито на четырёх лапах по перекату в мою сторону топает мишка. Не очень большой, как мне показалось – год-полтора, может, – но мне-то от этого как-то не по себе всё равно. Вот он – метров 10 всего. Я, видно, так спокойно сидел, чаёк хлебал, что он и не обратил внимания на меня, когда с крутого берега в речку скатывался.
Я чуть чаем не поперхнулся. Как заору с испугу да от неожиданности – что-то типа «Куда прёшь, что – идти больше некуда!!» и ещё что-то нечленораздельное. Медведь – вот удивительно – не вставая на задние лапы (как они обычно делают), развернулся тут же на 180 градусов, да шустро так, и обратно – из речки выскочил, только брызги вокруг, – и в гору по склону. Буквально несколько секунд – и он скрылся вверху за бровкой склона. А у меня, конечно, пропало всё желание обедать – какой обед, если тут медведи шастают!
Я котелок вылил заваренный и невыпитый, всё пособирал своё, в рюкзак покидал и тоже дёру – дальше по маршруту, подальше от речки.
Через 4-5 часов маршрут закончил намеченный, обратно в лагерь иду – опять же через речку надо. Перешёл её ниже по течению в километре от того места, где с мишкой встретился. Иду – не то, чтобы страшно, а как-то под ложечкой посасывает чуток. Поднимаюсь от ручья на бугор – оба-на – лежит туша оленя разодранная, уже чуть попахивающая – медведи любят мясо с запашком, поэтому никогда сразу убитого олешку не кушают, а потом лакомятся. Вот тут мне страшновато стало. У меня из оружия одна лопата, а мишка где-то недалеко должен быть, чего ему далеко от еды своей уходить!
Шагу я прибавил, сколько мог, но пешком – бежать нельзя, зверь почует, что ты боишься, это плохо. Знаю, конечно, что летом у медведей еды хватает в тундре, но вдруг я покажусь ему деликатесом! Минут через двадцать вышел на водораздел от реки, а там когда-то профиль или зимник проходил – вешки деревянные через каждые 100 метров воткнутые стоят. Я каждую вешку выдираю по пути – чтоб было в случае чего кинуть, как копьё, – и уже штук 5 собрал. Слышу что-то, или боковым зрением заметил – метрах в 50 над кустиками поднимается туша! Этот мне уже здоровым показался – стоял на задних лапах. А может, это тот же самый и был. У страха глаза велики.
Так мне побежать захотелось! А он любопытный – на своей же территории, не то, что в воде, – стоит и смотрит внимательно. Я орать уже не стал, как шёл, так и иду, не прибавляя шагу, чтоб он не подумал, что я стал убегать. Только все вешки одной рукой, а лопату другой рукой поднял вверх древками – чтоб он думал, что я выше его, и иду. Километр шёл, наверно, не оборачиваясь, на холмик очередной поднялся, только тут огляделся, да и руки затекли от неудобного положения. Покурил. Никого вокруг не видать.
И тут уж я пошёл – почти как спортсмен-скороход, а через километр ещё и побежал. Километра два-три бежал, пока в ручей не упёрся, как раз и выдохся. Вешки пригодились – тут же сварганил костерок, кружку чаю вскипятил по-быстрому, попил, отдышался. До лагеря ещё километров 5-6 было – это уж я быстро, но спокойно дошёл. А со следующего дня в маршруты ходил только со студентом-рабочим, один больше не рисковал.
2010г.
Как я на тракторе ездить учился
Как-то раз зимой, лет 20 с лишним назад, послали меня в тундру на очередной участок – геологом, скважины документировать. Начальник сказал – трактор с грузом на санях вечером от базы пойдёт. Собрал я спальный мешок да рюкзак – всё, что нужно для работы, и свои шмотки, – и вечером подошёл к воротам нашей производственной базы. Точно – трактор стоит, жёлтенький Т-130, почти новый, – их тогда ещё мало было, только появлялись в нашей экспедиции на замену старым «соткам» Т-100. К трактору за фаркоп сзади сани с грузом прицеплены – трубы, шнеки, керновые ящики и всякое другое буровое имущество тонн на пять. Постоял я, покурил, тут и тракторист подошёл – Саша Беляев. Все его звали Шура-Балаган, не знаю, отчего – маленький, щупленький, вроде не похож он был на Шуру Балаганова из «Золотого телёнка», ну, да в те времена редко у кого не было какой-нибудь звучной кликухи. Закинул я мешок с рюкзаком на сани, полезли мы в кабину. Я сбоку, у дверей, Шура посерёдке за рычагами – выжал сцепление, тронулись. Проехали от базы до берега Печоры с полкилометра, спустились по накатанному съезду на реку и практически сразу остановились. Вытащил Балаган из котомочки бутылку водки уже начатую, пластмассовый мерный стаканчик – такие в мед.аптечках всегда были – выпил стопочку осторожно и мне предложил. Я отказался, а на него смотрю – на глазах раскисает. То-то, думаю, такой молчаливый и напряжённый он мне показался, когда в трактор садились и от базы отъехали – с дикого похмелья, значит. Тут Шура мне и говорит: ты трактор водить умеешь? Нет? Так я тебя сейчас научу, ничего сложного нет. И начинает мне показывать сцепление, тормоз, газ, про скорости объясняет. Метров 20 проехали, пока на примерах объяснял, как скорости переключать, а я гляжу – плохо ему, держался-держался, а сейчас мука на лице, крутит всё внутри, видать, у бедняги. Поднялся он со своего сиденья и пересел вбок, к другой дверце. Мне говорит: садись и давай потихонечку, поехали, у тебя получится. А я, говорит, не могу, всё кружится, и ломит… И глазки прикрыл.
Надо прямо сказать, что технику я не то что не люблю – я её очень не люблю, почти ненавижу. У меня от бензина, солярки, масла руки трескаются, кожу разъедает, а так как избежать солярки на буровой невозможно, руки в тундре часто у меня залеплены пластырями. Поэтому и не люблю я технику – возиться с ней, значит, руки в мазуте. Всегда поражался водителям и трактористам – как они голыми руками на морозе это железо ремонтируют! Начальнику своему тогдашнему – когда однажды в поле он пытался приобщить меня к ремонту полевой электростанции – я сказал: «Слушай, Толя, если бы я ещё и в технике разбирался, то мне вообще бы цены не было!»
А тут такая вот ситуация. Ехать нам надо на участок за Коровинской губой – это больше сотни км.
Зимник по реке, по Печоре идёт. Точней сказать – по рукавам Печоры, это ж дельта, в ней рукавов (они тут называются – шары), проток узких и широких немерено. А зимники по крупным шарам проложены обычно. Карту я неплохо знаю, да и ездил уже пару раз на Коровинскую, – наш зимник накатанный, потому как мимо двух деревень проходит, едь да едь себе, только не сверни на перепутьях куда-нибудь.
Что мне оставалось делать? Не идти же назад на базу и докладывать начальству, что тракторист пьян – не принято у нас товарищей по работе закладывать, хотя, конечно, и такое случается. Люди разные здесь работают. Выжал я сцепление, подёргался несколько раз, пока тронулся, но – на удивление самому себе – поехал. Скорость повышенную включил, как Шура показывал, и качу себе. Сани сзади трактора груженые, поэтому вся скорость-то 6-7 км в час – чуть быстрей, чем я пешком хожу. Дорога широкая, ровная, ни ям, ни рытвин нет – а откуда им на речном льду взяться. Местами попадаются снежные наносы, но пологие – машинами и тракторами разъезженные и выровненные – почти и не заметно их на ходу. Едем, едем, мимо деревни Андег проехали – старинная, лет 200 ей, может, больше. Смеркаться стало. А дело было в марте или в начале апреля – ночи уже короткие – темнеет поздно, светает рано. Фары я включил, так до деревни Нельмин Нос доехал и ещё чуть дальше с километр-два. Ночь за окном, под фарами зимник хорошо видно, погода хорошая – не метёт. Тут Балаган признаки жизни подал, заговорил – давай, говорит, поспим, пока рассветёт, а по-светлому уже тронемся. Я не против был – глаза тоже слипаться начинали. Чуть проехал, трактор вбок вдоль зимника поставил, слез с кресла водителя и в угол, к другой дверце притулился. Сразу и уснул.
Проспал недолго, час-два, может, всего. Разбудило меня лязганье открываемой дверцы трактора. Глаза продрал – за окнами кабины рассвело, мутновато слегка, но уже довольно светло. Шура вылез из кабины, по гусенице прошёл к передку, снял помятый треух с головы и давай им над капотом махать! Потом вернулся в кабину, собрался прикрыть дверцу, но, посмотрев вперёд, выругался и опять пошёл. Помахал, как будто снег с капота смахивал, которого на нём и не было, вернулся, захлопнул дверь, сел на место водителя и уставился глазами вперёд, через стекло. «Вот сволочь, – говорит, – ну что с ним делать!» Я, ничего не понимая спросонья, спрашиваю: «С кем?» - «Да с котом этим… Ты что, не видишь – вот же кот сидит, чёрный, ещё лыбится, гад. Я его сгоняю, а он обратно запрыгивает! С Нельмин Носа, что ли, за нами увязался?»
Я смотрю сквозь стекло – чёрная выхлопная труба подрагивает на холостом ходу, чёрная крышка на горловине радиатора – больше ничего чёрного на жёлтой поверхности капота не вижу. «Сейчас посмотрю», – говорю. Вылез из трактора, спрыгнул с гусянки на снег, ноги размял затекшие. Обошёл вокруг, под трактор заглянул – даже следов кошачьих на снегу никаких нет. И начинаю понимать. В голове промелькнула мысль: «Жил да был чёрный кот за углом… В медицине это называется белая горячка. Да, видать, совсем плохо мужику». Залез обратно в кабину, а Шура всё так же вперёд щурится: «Ну, ты посмотри!.. Ты с кабины вышел, и он удрал, ты сейчас залез – и он снова запрыгнул… Я так не могу, он мне на нервы действует!»
«Давай-ка, Саня, – говорю я Балагану, – залезай в свой угол и постарайся уснуть, а мне кот не мешает, я поведу дальше. Водка осталась ещё?» - «Нет, – говорит, – кончилась».
Значит, думаю, пока я спал, он быстро полпузыря выжрал, да небось без закуски, да на старые дрожжи, вот «глюки» и полезли. Приподнял я Шуру с водительского кресла, он приткнулся в свой угол, а я повёл трактор дальше по зимнику, благо дальше аж до Коровинской губы дорога по длинному Тундровому Шару пошла, ни одной отворотки ни вправо, ни влево не было. Ехал и думал – повезло мне, что Балаган смирный характером. А то был у нас как-то на буровой вездеходчик – тот, когда «белку» поймал, бегал с ломом наперевес, как с ружьём, между балками и орал: «Дивизия стройся! Котовский приехал!»
Из Тундрового Шара зимником вышли мы днём в Коровинскую губу, пересекли её, прошли, не останавливаясь, мимо Причала – грузовой базы газовиков и нефтяников, поднялись на берег и двинулись вверх на Седуяхинский вал – пологий хребет, возвышающийся на 250 метров над губой.
Когда уже поднялись и ехали по холмам и ложбинам вверх-вниз, в одном месте уперлись в долину, мне показалась – пропасть. Речка прорезала хребет метров на 60-70 в глубину, и борта долины такие крутые, что тут я побоялся вести трактор, разбудил, наконец, Беляева. Он уже половину суток проспал с того времени, как кота гонял, должен был очухаться. И точно – вылез Шура, лицо помятое снегом обтёр, походил, минут через пятнадцать вроде живым себя почувствовал. Мне сказал пешком идти, на всякий случай, спуск действительно крутой очень, а ну как сани сзади надавят, трактор развернут, или тормоза не выдержат. Сам сел за рычаги и очень-очень медленно начал спуск, а я сзади пешочком, покуривая. Тормоза не подвели. В самом низу, в речке Шура резко добавил газ и так же медленно, как спускался, поднялся по противоположному борту долины, тут уже я впереди трактора шёл. Наверху только залез я в кабину, а Шура тут же – прыг в уголок. «Ты чего, – говорю, – тут осталось 10 км до участка, уж довёл бы». – «Нет, – отвечает, – плохо ещё мне». Ладно, довёл я к вечеру наш поезд до участка, и только перед самой буровой, метров за триста остановился и заставил Беляева поменяться со мной местами. И как оказалось, правильно сделал. Ни к чему нам были лишние вопросы, почему геолог за рычагами сидит.
Встречать трактор вышел из балков мастер – старший на буровой. Сразу показал, где развернуться, куда затолкать задом сани. А потом, когда Балаган слез с трактора, поморщился: «Ну, прёт перегаром, как будто всю дорогу пили. Если бы опоздал на день, или что с грузом случилось бы – сразу на увольнение, поехал бы в свою деревню и там бы пьянствовал. Идите, поешьте и отсыпайтесь. Утром начинаем бурение».
Никому мы про то, как ехали, ничего и не рассказывали. С тех пор я трактор Т-130 ни разу больше не водил.
2011г.
Вещизм
Я думал, это только у меня. Нет, оказывается, у многих.
Старые джинсы (у одних замок сломан, у других на коленке затрёпано до дырки и т.д.), – можно подшить, – ещё пригодятся!.. Старые пластинки – толстая стопка – надо будет как-нибудь выбрать из них лучшее и переписать на память о молодости, только вот ещё починить старый электрофон и перепаять для него переход к компьютеру… То же самое с бобинами, починить старый катушечный магнитофон и переписать… Радиоприёмники – несколько штук – починить, и на батарейках можно слушать, когда выезжаем «на природу», если сломается или потеряется, как это часто бывает в лесу, – не жалко, всё равно старьё… Куртки – поношенные, потёртые, рабочие… Шапки зимние от заячьих до бобровых… Когда-то думал – дети будут носить, какая разница, в чём по сугробам кувыркаться после школы... Обувь, о-о, это вообще нет слов! Как они, наши дети, ходят?! Новые, за полторы-две тыщи купленные, – и ведь двух месяцев не проносил, – подошва отвалилась или по швам начали рваться (надо как-нибудь в выходной все старые ботинки и кроссовки вытащить и примерить; что подойдёт, – починить, что малое, – выкинуть, дети-то быстро растут, небось нога уже у каждого – больше моей)… Часы, ну, что с ними старыми сломанными делать, – целый ящичек! – ну, не в ремонт же сдавать, когда мы все уже время на мобильнике смотрим, а не по часам на руке…
Боже мой, сколько барахла! Сколько тряпья! Зачем мы всё это храним, складываем, перекладываем каждый раз при уборках и ремонтах? Ведь каждый раз, когда глаз натыкается на всё это старьё, хочется выкинуть, но внутренний голос говорит: «Пока погоди, починишь – ещё пригодится!» А ведь этот хлам лежит не месяцами, а годами, а кое-что и ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ!!!
Сейчас вот с коллегами на работе поговорил на эту тему. Оказывается, не один я такой, почти у всех такая же ситуация! Это на Западе распространён «шопинг», то есть постоянно покупают и покупают всё новое, даже когда уже не хотят; это у них, как болезнь. У нас же другая болезнь – «вещизм» называется. Мы не решаемся выкидывать старые вещи! Игорь, единственный, сказал, мол, я ничего не храню – всё выкидываю, как только порвалось или поломалось.
Всё! С завтрашнего дня всё старьё, что попадётся под руку – сразу в мусорку!
Вечером сын у меня спрашивает, – «Пап, у нас есть какая-нибудь старая куртка? Серёга-друг на работу устроился, ему что-нибудь такое нужно, что не жалко будет выкинуть потом, если порвётся или запачкается?» «Конечно, – говорю, – найдётся, пусть зайдёт, выберет – зелёную ему или синюю или ещё какую, какая понравится, и штаны пусть тоже подберёт, барахла всякого хватает, сам знаешь».
* * *
Сижу теперь на диване перед телевизором и думаю: - «Всё-таки не стоит всё подряд прям уж выкидывать, ведь никогда не знаешь, что может завтра понадобиться?»…
2010.