Мы с Раухом подхватили Холмса и полуввели-полувтащили через небольшую прихожую в ярко освещённую комнату. Стены здесь были обиты бежевой материей с золотистым узором из листьев, шторы на окнах спущены, на столе курилось паром какое-то кушанье в глубокой тарелке, пахло кофе и корицей. Этот уют так разительно отличался от всего того, что нам доставалось последнее время, что я почувствовал острую тоску по такому вот спокойному вечеру за чаем в тёплой и светлой комнате, по неспешному разговору, по чтению газет, по возможности принять ванну и лечь спать в постель с чистым бельём.
- Разденьте его и уложите, - приказала женщина, доставая из комода простыню. – Сюда, на диван. Я принесу воды.
Мы с Раухом стащили с Холмса перепачканный плащ – сам он не принимал в этом участия, только стонал, прикрыв глаза, обжигающе-горячий, вздрагивающий.
- Я разведу карболку, - сказал Раух, - и мы постараемся всё, что можно, промыть и засыпать йодоформом. А там положимся на бога.
- Да, - сказал я. – Это всё, что мы можем сделать. И благослови боже эту добрую женщину – возможно, тепло и покой её дома позволят организму Холмса справиться.
- Я удивляюсь, как он терпел эту боль, - проговорил Раух, пожимая плечами. – Напряжение должно было быть ужасным. Вы видели: гной хлынул, как шампанское.
- Лучше удивитесь, - зло сказал я, - как мы с вами приняли гнойный процесс за проявления расстроенных нервов. Хороши специалисты! Да довольно было один раз расспросить и осмотреть как следует!
- Этому я уже удивился, - невозмутимо сказал Раух. – Но самобичевание помогает от фронтоэтмоидита хуже, чем карболка и йодоформ.
- Вот вода, - проговорила хозяйка, ставя на пол таз – Вам нужна моя помощь? Салфетки и простыни вот здесь – пожалуйста.
- Вы очень добры, мисс... Баро?
- Элиша Баро – так меня зовут, - просто сказала она. – А вас?
- Валентайн Раух. Это доктор Уотсон, мой коллега. Мы оба врачи. А пострадавшего джентльмена зовут мистер Холмс, - Раух намеренно не назвал имя Шерлока, куда более громкое, чем его довольно распространённая фамилия.
- Что с ним? – проявила вполне уместное любопытство хозяйка дома. – Ведь это не оттого, что его сбила с ног лошадь?
- Нет, он уже был очень болен, когда этот мерзавец на лошади налетел на него. Не знаете, кстати, кто он?
- Он уже несколько часов здесь околачивается, и я боюсь выйти, - призналась мисс Баро. – Сначала бродил вокруг дома, но к двери не подходил, а потом, видно, забрался в конюшню – замок там несложный. Мы здесь одни, и я подумала...
- Мы? – переспросил я.
Элиша покраснела:
- У меня остановилась дальняя родственница. Она совсем молодая девушка, так что мы беззащитны с ней здесь. Я даже рада, что вас бог нам послал, хотя конечно, - она бросила опасливый взгляд на всё ещё бесчувственного Холмса, - хотелось бы, чтобы это произошло при других обстоятельствах.
- Мы искали ночлега, - сказал Раух. – некто доктор Пиппер посоветовал обратиться сюда.
- Ах, так вы приехали на это врачебное собрание, что должно было начаться сегодня?
- Не совсем. Однако, мисс Баро, врачам непростительно вести время впустую, когда пациент нуждается в помощи. У меня всё готово. Держите ему голову вот так, набок. Не исключено, что он будет вырываться – процедура малоприятная и болезненная, а он едва ли может сейчас себя контролировать, так что держите крепче.
Мы занялись чистой медициной, и Элиша Баро выказала себя при этом хорошей помощницей. Времени и сил ушло немало, а Холмс, пришедший в себя во время процедуры, был настолько измучен ею, что снова потерял сознание.
- Его нужно обмыть и переодеть, - сказала хозяйка, когда мы закончили. – И лучше будет, если это сделаю я – у меня есть опыт ухода за больными. Мой бедный муж прежде, чем умер, был десять лет прикован к постели.
- Десять лет? – в изумлении не удержался я. – Быть не может! Сколько же вам? То есть... О,простите, я...
Элиша рассмеялась:
- Не первый раз слышу удивление по поводу моего возраста. Мне это льстит. На самом деле мне тридцать пять лет.
- Ни за что бы не подумал! Вы так молодо выглядите! Я думал, вам лет двадцать пять... ну, двадцать шесть...
- Моя мать и в пятьдесят выглядела едва на тридцать, а мой двоюродный дядя кажется сорокалетним, хотя ему по-настоящему шестьдесят три года.
- Удивительно! Все ваши родственники из цыган?
- Все они цыгане, хоть и нечистых кровей. – Она вдруг нахмурилась. – Надеюсь, вы не предубеждены против цыган? Слишком часто люди, услышав о том, что я цыганка, поспешно хватаются за карман.
Холмс со своего дивана что-то невнятно пробормотал. Я обернулся. Его глаза были открыты и смотрели вполне сознательно
- Манышаны далныпен, - еле слышно, но на сей раз вполне отчётливо повторил он.
- Что-что?
- Джиндло романо, - усмехнулась Элиша и, наклонившись над Холмсом, как-то очень ласково, как мать или сестра, провела ладонью по его волосам. – Мишто , пшал . Совэс, совэс тэ ... Совсем слабый. Вот уже и уснул...
- С ним придётся сидеть, - сказал Раух, убирая инструмент. – Может возобновиться кровотечение, начаться бред – да всё, что угодно. Я такого сильного воспаления ещё не лечил, так что трудно предсказать, что тут может быть. Хотите спать, Уотсон?
- Сейчас не засну всё равно. Ваша будет вторая половина ночи, идёт?
- Я бы тоже могла подежурить, - подала голос Элиша.
- У вас ещё всё впереди, - возразил Раух. – Нам придётся злоупотребить вашим гостеприимством. Ни завтра, ни послезавтра он с постели ещё не встанет, а вперёд я и загадывать боюсь.
- Вы меня не стесните, - тихо сказала хозяйка. – Хорошо. Я приготовлю вам что-нибудь покушать – вы, наверное, голодны. А больному куплю утром у молочника свежей простокваши. Здесь почему-то редко едят простоквашу, а по мне это здоровое, лёгкое и вкусное блюдо. Хотите?
Должно быть, я всё-таки задремал незаметно для себя, потому что, подняв голову, увидел вдруг, что уже очень поздно. Свет в гостиной притушили, и дом погрузился в тишину. Холмс лежал на спине и, видимо, спал. Его дыхания совершенно не было слышно. Кровяная корка едва заметно запеклась у его ноздрей. Это насторожило меня – я помнил, что с вечера мы хорошо умыли его, и корки не было. Я протянул руку и коснулся его щеки. Отчего-то она показалась мне очень холодной на ощупь. «Температура спала», - подумал я, но никакой радости по этому поводу почему-то не почувствовал. Кожа была слишком прохладной – прохладной, как ножка стола, как подоконник. И... да, твёрдой.
- Холмс, - позвал я, чувствуя, как меня медленно охватывает робость. – Холмс, проснитесь!
«Он без сознания, потому и не просыпается», - пришла спасительная мысль. Но её тут же вытеснила другая: «Он не без сознания. Всё гораздо, гораздо хуже».
- Раух! – крикнул я.
Никто мне не ответил. «Он уехал на заработки в Лондон – и не вернулся. Брат пытался его искать...» нет-нет, ведь это рассказывала о своей матери Элиша. Это она, её мать, уехала в Лондон ещё осенью и не вернулась больше. При чём тут Холмс? Я с опаской снова перевёл не слушающийся взгляд и посмотрел на него. Сердце у меня вдруг сильно больно сжалось, а дыхание перехватило...
- Уотсон! Уотсон! Да очнитесь же вы, дьявол вас забери! – щёку ожгло пощёчиной.
Действительность упала на меня ярким солнечным светом и шумом – где-то текла вода, где-то мяукала кошка, грохотал в отдалении железнодорожный состав. Ничего не понимая, я отшатнулся и чуть не полетел на пол со стула, на котором мертвецки заснул. Раух придержал меня за плечо.
Сон таял, забирая с собой больную занозу в сердце, но всё моё лицо было мокрым от слёз, а дыхание судорожно прерывалось.
- Хорош ночной куратор, - проворчал Раух. – Отчего вы не разбудили меня, если вам было так уж невмоготу? Я вас едва добудился.
- Холмс..., - я боялся спросить. – Он...?
- Он в порядке, - услышал я в ответ голос самого Холмса.
Он смотрел на меня с дивана, приподнявшись на локтях, очень бледный, с волосами, слипшимися от пота, но глаза его были ясны, а губы трогала тень улыбки.
- Бедный мой Уотсон, - сочувственно сказал он. – Я, видно, сильно перепугал вас вчера, раз тебе снятся кошмары на эту тему. Но как же ты устал, мой друг, если спишь так неудобно и так крепко! Конечно, Раух, ему было невмоготу – могли бы сами сообразить. Это уже третьи сутки, как он на ногах. Да и чего было надо мной сидеть! Мне лучше, жара почти нет, и боли тоже. Гм... – добавил он тут же задумчиво, и глаза его слегка затуманились, - как мало, оказывается, человеку нужно для счастья! Ничего – ровно ничего не решено и не исправлено, а я почти доволен.
Скрипнула дверь, и в комнату вошла Элиша. На этот раз на её лице не было той приветливости и открытости, которая покорила меня накануне. Она казалась встревоженной и озадаченной.
- Как вы? – спросила она у Холмса.
- Спасибо, прекрасно, - в его тоне я услышал настороженность и ожидание каких-то событий.
- Откуда вы знаете цыганский язык?
Это уже начинало напоминать полицейский допрос – так требовательно и безапелляционно она спрашивала.
- В детстве провёл в цыганском таборе несколько месяцев, - сказал Холмс. – Да и после наведывался. И... я не знаю языка – только отдельные слова.
- Кто был баро-шэруно в семье? – снова спросила она.
- Михай Птица. Михай Лайло – так его звали.
- А пхуром ?
- Виталис Орбелли.
- Давно это было?
- Тридцать лет – около того, - Холмс отвечал без задержки, но всё более настороженно.
- Так ты – Вангар ? Шарлок Вангар, - она произнесла имя Холмса очень твёрдо, не по-английски.
- Откуда вы меня знаете?
- Орбелли рассказывал о тебе. Мои родители тоже из табора Птицы, а осёдло стали жить меньше десяти лет назад. Но тебя я не помню.
- Не удивительно, - улыбнулся Холмс. – Вы были тогда совсем чяёри .
- Нам нужно поговорить, - серьёзно и решительно сказала Элиша. – С глазу на глаз.
Холмс покачал головой:
- У меня нет секретов от моих спутников.
- А у меня – есть, - отрезала цыганка и требовательно уставилась на нас с Раухом. Нам ничего не оставалось, как послушно выйти из комнаты.
- Я буду подслушивать у замочной скважины, - предупредил Раух.
- Не надо, - сказал я. – Холмсу это не понравится. А всё, что сочтёт нужным, он нам и так расскажет.
- Правильно, - раздался, несомненно, детский, но резкий и глуховатый голос. – Я тоже всегда так делаю. Не слушайте доктора Уотсона, доктор Раух – подслушивайте. Если бы люди не подслушивали у замочных скважин, мы бы и сейчас ещё жили в пещерах.
Мы оба обернулись на голос, как ужаленные, и ошеломлённо уставились на девочку, сидевшую в кресле неподвижно и прямо. Она была страшно бледной, со следами побоев на лице и кровяными корками у губ.
- Айрони! – ахнул я. – Айрони Бин!
- Айрони Мак-Марель, - поправила она. – Мать дала мне фамилию каких-то дальних родственников – так и в метрике записано. Не носить же байстрючке фамилию Холмс!
- Как вы сюда попали? – спросил Раух – он оправился от изумления куда скорее моего.
- Приехала на поезде.
- С кем? С Сони? Где она? – вскричал я, озираясь, словно ожидал , что Сони вот-вот выскочит из угла или из шкафа.
- Разве вы её не нашли? – глаза Айрони нехорошо сузились. И так же нехорошо что-то ёкнуло у меня в душе.
- Нашли? – растерянно переспросил я. – Где? Что значит это «нашли»? Где мы могли её найти?
- Там же, где остались Баро и Роза, его жена. Лассар убил их всех троих ночью, как подлец, когда хотел добраться до меня. Он и этот скотина Бин, мой папенька.
- Всех... троих? И Сони...тоже?
Самообладание наконец изменило девочке, и она заплакала.
- Они поженились цыганским обрядом, когда Сони ещё восемнадцати не было, а он лет на десять старше, - голос Холмса звучал глухо, а Элиша, сидя рядом, неотрывно смотрела на его губы, словно боялась, что он что-то скажет не так, и хотела бы успеть это «не так» предупредить, пока оно не сорвалось с губ. – Вернувшись из России в Англию, они этот брак оформили – и светский, и церковный. А потом Лассар увлёкся заезжей актрисой – Благов – и продал Сони в публичный дом где-то во Франции. Впрочем, вы об этом уже раньше слышали от меня.
- Но я и предполагать не мог, - перебил я, - что именно Лассар...
- Я сам этого не знал. Сони ничего не сказала мне – ей, вероятно, казалось тогда, что прошлое похоронено и не вернётся. А оно вернулось. Рассорившись с Благов, Лассар объявился в Лондоне и пригрозил, что подаст иск о признании нашего брака незаконным. Под удар в таком случае попадала Айрони. И Сони испугалась, хотя, возможно, он и блефовал. Она не могла просить защиты для своей дочери у меня, потому что тогда её обман раскрылся бы – я ведь ничего не знал ни о девочке, ни о Лассаре. Она не могла уступить требованиям Лассара, который склонял её к сожительству и соучастию в своих преступлениях. Кое кто из цыган знал о том, что Лассар в своё время продал её в публичный дом. Их показания могли бы быть ценными для суда. Сони связалась по цыганской почте со своей «родственницей» – Сарой Баро, матерью нашей хозяйки. Сара согласилась дать показания, но когда она приехала в Лондон, Лассар подкараулил её и убил.
Элиша опустила голову и закусила губу.
- Он вообще убивает, не задумываясь? – резким злым голосом перебил Раух.
- О, нет. Тогда он как раз задумался. И когда я пришёл к Сони, у неё в спальне уже лежало мёртвое тело Сары. В спальню она меня не пустила и весь вечер до смерти боялась, что я увижу труп. Ведь это опять же означало подробное объяснение и признание, а на это решиться она всё никак не могла. Поэтому и решилась подсыпать мне сильное снотворное, чтобы устранить временно со сцены.
- На которую тут же явился Лассар?
- Вот именно. И пригрозил убить меня, если она немедленно не бежит с ним за границу.
- И она защитила тебя такой ценой?
- Не защитила. Лассара едва ли можно назвать человеком чести, и его обещания недорого стоят. А пока что труп Сары они выдали за Сони, переехали из Лондона куда-то в пригород и затаились. Теперь уже Сони была и в глазах закона соучастницей убийства. Она запуталась, она не знала, что делать, у неё не было никаких рычагов, чтобы надавить на Лассара, а потом Лассар начал требовать отдать ему ребёнка.
- Айрони?
- Он тогда не знал, что это Айрони. Он только знал, что у Сони родился ребёнок.
- Откуда знал?
- От Бина – своего соглядатая при бывшей супруге.
- Подожди! Так Благов не знала, что он не сумасшедший?
- Не знала, конечно. Не то уж как-нибудь сумела бы избавиться от него. Она, действительно, считала, что занимается благотворительностью по отношению к этому типу. Сони тоже не знала, что Бин – человек Лассара, не то она бы тысячу раз подумала прежде чем позволить Благов сопровождать Айрони в Европу.
- Так это Бин сообщил Лассару?
- Да. По всей видимости, затем Лассар выследил их и настоял на том, чтобы Сони забрала девочку у Благов. Но и тут Сони постаралась схитрить и выдать Айрони за мальчика. Опасность для девочки, действительно, была бы неизмеримо выше, как потом и оказалось. Но сначала Сони узнала о нападении на меня.
- И, конечно, пришла в негодование? – усмехнулся я, вспоминая «неистовую Сони».
- Нет. Она испугалась. До тех пор она всё время подсознательно надеялась, что я хоть о чём-то проведаю, хоть что-то смогу предпринять. А тут она поняла, что я при смерти, что я едва выжил, наконец, что я слаб, и врачи просто не позволят мне покинуть Лондон.
- И она была недалека от истины, - вставил Раух.
- Да, она была недалека от истины, - без выражения подтвердил Холмс, - и она была одинока. Настолько одинока, что рассказала обо всём этом своей дочери, когда они виделись в Ипсвиче. Элиша, что там Айрони?
- Доктор сделал ей укол, она уснула, - тихо откликнулась мисс Баро.
- Хорошо. Ей не стоит снова слышать то, что я буду сейчас говорить. Когда Сони увидела меня в Ипсвиче, она снова почувствовала надежду. Ей удалось улизнуть от Волкодава на маленькой промежуточной станции, когда они ехали в Рамсгит. От Сары она знала, где может найти табор Птицы. А в таборе она могла получить помощь – от самого Птицы или Орбелли.
Оставив инвалидное кресло у путевого обходчика, Сони повезла дочку в бор, к озеру, где остановились люди из табора Птицы – сын Сары, который с женой и детьми ездил на её розыски, и несколько его товарищей. Там Лассар с Бином и настигли их. Злой за то, что они пытались удрать, злой за обман, Волкодав потребовал, чтобы Сони отдала ему девочку для забавы. Пока рядом был молодой и сильный Баро, он едва ли мог что-то сделать, но похоть, похоже, взыграла в нём с необыкновенной силой, и он убил Баро и его жену ночью, когда они спали. Сначала их, а потом и Сони.
- Среди цыган не было больше ни одного мужчины? – возмутился Раух.
Элиша что-то еле слышно пробормотала по-цыгански.
- Они были по закону табора женаты, - горько сказал Холмс. – Никто бы не вступился. Цыгане закопали своих мертвецов, а Айрони отдали Лассару в качестве трофея. Сыграли свадьбу между пятидесятилетним ублюдком, продающим своих юных жён в бордели и двенадцатилетней девочкой. И ты, Уотсон, кажется, с этими людьми собирался полюбовно договариваться?
Элиша снова подняла голову и резко произнесла несколько слов.
- Я не говорю о цыганах вообще, - ответил Холмс – тоже резко.
- Подождите. А что же было дальше? – спросил, морща лоб, Раух. – Как Айрони попала сюда? Чьи мы видели следы у станционного домика? И кто убил его обитателей?
- Следы были Айрони, - помолчав, сказал Холмс. – И Волкодава.
- Как?! – воскликнул я. – Она же... Она не может...
- По всей видимости, её паралич не органического, а функционального характера. В состоянии аффекта она смогла не только вскочить на ноги, раньше не слушавшиеся её, но и опрометью бежать несколько сот ярдов. Если бы я сразу мог знать, хоть догадываться об этом! Но следы бегущей женщины совершенно сбили меня с толку. Я думал... надеялся, что это могла быть... Сони, - он побледнел и последнее слово – её имя – не сказал, а словно тихо обречённо выдохнул.
- А кровь? А бинты?
Холмс побледнел ещё сильнее
- Ты же видел – девочка была избита, кровь шла носом и... не только. У неё было... была... Уотсон, не неволь меня, - он вдруг закрыл руками лицо. – Я не могу говорить об этом... На станции ей оказали помощь, а потом посадили на поезд. Она собиралась добраться до Анастаси Благов – единственного человека, которого знала и которому могла доверять. Но буфетчица подсказала ей имя и адрес Элишы Баро. Она хорошо знала его, потому что Баро с её мужем были приятели. Они надеялись, что у Баро будет безопаснее, чем у Благов. Но этот человек в конюшне...
- Ты думаешь, это был Волкодав? – вздрогнув, спросил я.
- Я не успел его разглядеть. Не знаю. Всё, что я знаю, я уже рассказал. И хотел бы теперь подольше помолчать. А ты, Уотсон, пойди в постель, не то тебя уже ноги не держат от усталости. Пару часов смотреть кошмары, сидя на стуле – не отдых. Элиша, пхэн , устройте моего друга где-нибудь поудобнее. Он очень устал, ему нужно поспать.
- Не настолько , вероятно, чтобы отказаться от завтрака? - Элиша постаралась улыбнуться, насколько это в силах сделать человек, получивший известие о смерти матери и брата – пусть не слишком близких, но, по-крайней мере, родных по крови.
- Нет, именно настолько, - сказал я. – Спасибо вам, мисс Баро, но... мне, в самом деле, лучше сейчас прилечь. По правде сказать, в голове такая карусель...