За великую силу искусства!

               
И зачем я так уверяла себя в том, что никогда не теряю голову? Голову-то я все-таки потеряла. Это произошло в прошлую субботу возле Ленкома, за час до начала спектакля.
Ревизионная комиссия заседала у нас дома. Нынче одной взяткой по-гоголевски не отделаешься, теперь нужно ублажать ревизоров со всех сторон: на что только их въедливый глаз ни позарится, во что только их отточенный ноготок ни ткнет – вынь да положь! И за столом, чтоб все, как полагается: Курвуазье, армянский «Ной», виски по вкусу, артишоки, артиколи и любимые артисты. Вот именно – артисты! Мысль «а не пойти ли нам в театр?» сама собой возникает после очередного тоста «за великую силу искусства». Все ещё только начинают смотреть на часы, а я уже прокручиваю в сети афишу. Вполне ещё успеваем. Ап! – в Ленкоме «Юнона и Авось».

- Хотим, хотим! – кричит хором разгоряченная напитками комиссия. – Там Димочка Певцов, Анечка Большова…
- Стоп! Что это за Димочки-Анечки? Да об одном ли спектакле мы говорим? – не поняла я и ещё больше удивилась, когда оказалось, что об одном. Я, конечно, догадывалась, что актёрскому составу за четверть века пора бы уже смениться, но в моей голове это как-то не укладывалось: Резанов – Певцов, а не Караченцов, Кончита – Большова, а не Шанина. А кто же теперь юродивый? Ведь это была самая лучшая роль Абдулова! А как они там пели «Белый шиповник», помните?
     Для любви не названа цена,
     лишь только жизнь одна –
     жизнь одна, жизнь одна а-а-а…
На сцене – слезы, в зале – слезы и – Андреевский флаг во всю российскую ширь…

Хорошо бы, конечно, отправить их на спектакль, а самой перевести дух. Держась за голову, звоню в кассу театра:
- Оставьте нам, пожалуйста, три хороших места в партере?
- Нет, это что-то из области фантастики! - возмущается кассирша голосом Рины Зеленой. – ЗвОнят за час до спектакля и хотят место в партере… На «Юнону» за полтора месяца уже все билеты распроданы!
- А бронь? Снимите нам из брони, - прошу я, но не срабатывает даже фамилия известного режиссера. Они там, в Ленкоме, совсем оборзели.
Что же делать?
- А спекулянты ещё не перевелись возле вашей кассы? – Зачем же я спрашиваю об этом у кассирши? Совсем растерялась.
В общем, оставила я всех дома за столом, а сама помчалась к театру, чтобы найти лишние билетики перед спектаклем. Ублажать, так ублажать. И что хорошо помню, голову я с собой взяла, не задумываясь, как обычно. И сначала эту самую голову вместе с носом всё-таки сунула в кассу театра, посмотрела кассирше в глаза. Зря, конечно.

И вот тут он возник передо мной, будто материализовался из воздуха, обыкновенный Гоп со смыком: клетчатая кепочка, надвинутая на глаза, курточка неприметная, бесцветная, и золотая фикса ровно в том месте, где изо рта торчит сигарета. Он как-то сразу вычислил, что мне нужны билеты. Он наклонился ко мне всем торсом, будто заслонил от остальных:
- Три билета. Последние, между прочим, - прямо в ухо сказал мне гопник, и прозвучало это так же вежливо, как «вали отсюда». А сам стоит, ждёт, не отходит от меня и билетиками так перед моим носом покручивает, зыркая по сторонам. Кроме татуировки «Серый» на его правой руке я успела прочесть на билетах: седьмой ряд, середина, партер, цена 2 000 руб.
- И сколько хотите? – спрашиваю.
- Шесть тысяч, - процедил Серый сквозь  зубы и сплюнул на асфальт.
Вот тут и началось. Голова моя сразу закружилась: Вот, думаю, повезло. Не зря приехала, прямо как для меня – три билета по собственной цене. Кто-то из святых угодников явно был рядом! Сейчас отправлю всех в театр и вздохну хотя бы пару часиков. Я стала доставать кошелёк, отсчитывать тыщи. Неужели, думаю, такое возможно?
Гопник взял деньги и на моих глазах начал отрывать от трех один билет. Я хотела сказать: «Эй, ты чего, мне все три!», но только успела раскрыть рот и округлить глаза, как он, глядя на меня, сообразил, что перед ним дура безголовая, вообразившая, будто он специально тут перед спектаклем ищет, кого бы осчастливить «лишним билетиком». Серый молча выхватил из моей руки свой билет, вернул мои 6 тысяч и хотел уже идти искать новых покупателей, как прямо перед нами со стороны храма Рождества Богородицы в Путинках материализовался самый настоящий Альберт Эйнштейн. Он подходил к нам, не разгибая коленей, на тоненьких ножках, как таракан с головой и усами нобелевского лауреата, изобретателя ядерного оружия. Такой точно, как на известном своем портрете, с точно таким же отрешенным взглядом и седой шевелюрой, только совсем уже старик, лет восьмидесяти.
- Можно мне один билет? – спросил Эйнштейн, а я подумала, что они с Серым работают в паре, иначе откуда бы Эйнштейн узнал, что билеты нужно спрашивать именно у Серого? И ещё, услышав стариковский голос, я почему-то подумала, что, скорее всего, именно такой скрипучий голос был у настоящего физика.
- Шесть тысяч, - гопник протягивает ему этот оторванный билет, который только что был в моих руках.
Дед берет билет, подносит ближе к глазам, смотрит, щурясь, хорошее ли место, и достает кошель, который больше его в два раза. Вот когда голова моя заболела. Значит, она ещё была на своем месте и заболела именно потому, что в ней начали пробегать одна за другой разные мысли, набирая скорость, как на карусели:
«Если сейчас купит, то дед – сам по себе, а я, дура, потеряла билеты».
«Откуда у пенсионера такие деньги, что он, не задумываясь, может выложить их за один билет?»
«Неужели это настоящий Альберт Эйнштейн, нобелевский лауреат?»
«Интересно, а у меня в кошельке наберется 18 тысяч на три билета?»
«Почему я никогда не знаю, сколько у меня в кошельке?»
«Надо срочно забрать оставшиеся два билета, иначе их сейчас купит какая-нибудь библиотечная старушка с пучком на затылке и в очках на верёвочке».
И тут я её вижу, эту старушку, как приближается она к нам со стороны Садового. Точь-в-точь Надежда Константиновна Крупская, только покрупнее, пожалуй. Идёт не спеша, уверенно, и, надо же, – очки на веревочке! Я даже зажмурилась и встряхнула болящей своей головой (значит, голова у меня ещё была на плечах, даже болела при встряхивании). И давай я скорее считать, что там у меня в кошельке, а сама уже тянусь к руке Серого за оставшимися двумя билетами, прокручивая в голове: «Отправлю ревизора и его жену». «А третьего – куда? Заберу с собой, что делать, что-нибудь придумаем». И выхватываю последние два билета:
- Давайте мне, - говорю, оглядываясь на гордо приближающуюся Крупскую. Я даже вслух успеваю пожалеть: «Эх, надо было сразу уговорить вас продать мне три хотя бы за пятнадцать».
- Ага, за пятнацать, - говорит гопник, - «Юнона» в субботу, за час до спектакля меньше чем за шесть не бывает. Даже плохие билеты нарасхват, а тут партер, 7-й ряд! Если бы вы с утра позвонили – у вас есть наша визиточка? – мы бы вам оставили три по пять. Но это с утра и до двенадцати, а за час до спектакля, в субботу…
Это напомнило мне карцевскую телевизионную миниатюру с раками, там тоже было «три по пять», но вчера…
- А ещё один найдёте? – спрашиваю.
- Так три же было, чего вы не взяли сразу?
- Не подготовилась, - говорю, а сама звоню домой, чтобы гости мои выезжали.
- Вот, возьмите визитку, - Серый шарит по карманам, визитки там нет, и он делает знак в сторону только что припарковавшегося автомобиля.

Из чёрного «БМВ» с затемнёнными стёклами выходит чёрный кожаный дядька в чёрных очках, здоровается со мной и протягивает визитку. При мне Серый отдаёт ему все деньги, и я вижу, что Серый у Чёрного на побегушках, поэтому дальше я обращаюсь только к Чёрному:
- Мне нужен ещё один билет. Найдёте?
- Мне нравятся люди, которые умеют чётко формулировать задачи, - вальяжно отвечает Черный. – Он встаёт рядом со мной. Он знает, что билетов больше нет и толкает Серого: «Давай, мухой, ищи билет, понял?!»
Серый заметался.
- Что, глухо? – это я спросила.
- Не волнуйтесь. Что-нибудь придумаем, - улыбается Чёрный. – Меня зовут Томас ФалькОни. А вас?
- Тамила ФальконЕ, - говорю и в этот момент чувствую, что голову я всё-таки потеряла!
- Вы шутите? – удивляется Чёрный.
- Почему?
- Вы не верите, что меня зовут Томас?
- Да хоть ФантОмас! – отвечаю и отворачиваюсь от него.
- Я – итальянец и Томас – моё настоящее имя. Хотите, паспорт покажу? Он смеётся, хорошо ему смеяться под чёрными очками. Он думает, что спрятал свою армянскую сущность за псевдоитальянский кожаный стиль.
Он не отстает от меня:
- Вы знаете, вам так легко удалось вернуть меня на тридцать лет назад. Вы, наверно, тогда ещё не ходили в детский сад и даже не имеете понятия, кто такой Фантомас? – это он у меня спрашивает.
- Тридцать лет назад мы вместе с Милен Манжо отрабатывали трюки на Лазурном побережье для вашего любимого «Фантомаса», - отвечаю ему, а самой ужасно жаль двенадцати тысяч, честное слово, ужасно жаль. Но я понимаю, что мне нужен ещё один билет, и, хотя голову уже потеряла, отдав немыслимые деньги за два билета, ужасно не хочется выкладывать ещё.
- Я вас легко вернула на 30 лет назад, может, и для вас не будет очень затруднительно что-нибудь мне вернуть? – я намекаю ему на лишние, безбожно переплаченные тыщи. А он не дурак, этот армяшка. Он говорит:
- А можно я задам вам один не очень скромный вопрос? С кем вы пойдёте на спектакль?
- Кто вам сказал, что я пойду на спектакль?
- А для кого же вы тогда купили билеты? – он очень неподдельно удивился.
- Я же не спрашиваю, сколько вы здесь зарабатываете за день, и единственный ли это у вас источник дохода!
- А знаете что, - говорит он, - давайте поужинаем в ресторане «Фонтан» - и кивнул через дорогу в сторону ресторана. – Не хочется с вами расставаться.
- В фонтане сыро и холодно для конца октября.
- Хотите в «ПушкинЪ»? – он кивает через сквер с памятником Пушкину в сторону Тверского бульвара, будто всё ему нипочём.
Я, конечно, сразу представила, как мы подъезжаем к дубовым дверям «Пушкина», а швейцар в ливрее, выцветшей ещё  с фонвизинских времен, кидается открыть дверцу автомобиля и подаёт мне руку, рассчитывая на хорошие чаевые…
Мне смешно: Чёрный явно переигрывает, забыв про «дресс и фейс».
- У вас минус или плюс? – спрашиваю я, глядя в затемнённые линзы его очков. – Или вы заранее знаете, что я откажусь?
Если бы не этот третий билет, я бы не стала с ним разговоры разговаривать, но мне просто необходимо провести ещё одного человека, а Чёрный может это сделать, я знаю. Ну что ж, пусть он пощеголяет «Пушкиным», пусть почувствует себя настоящим итальянцем. Хорошо ещё чувство юмора у меня не отказало, а ведь ещё совсем недавно я была так уверена в своей голове!
- Я буду ждать вас после спектакля, скажите только ваше имя.
- Ну, знаете, я только минуту назад сказала вам, что на спектакль не пойду, и назвала вам своё имя, или вам не нравится Тамила?
- Мне нравится настоящее ваше имя. Даша? Маша? Саша?
- Параша! – продолжила я логическую цепочку. И так мне стало противно с ним разговаривать. Но кто-то из святых угодников, видимо, следил за тем, как я буду вести себя, потеряв голову, потому что к Ленкому приехали не все члены ревкомиссии, а только прилизанный и наваксенный ревизор и его расфуфыренная супруга. Третьего члена вызвонили и выдернули на другое заседание, слава Богу.
Я сделала несколько снимков ревизорской четы на фоне фасада бывшего Купеческого клуба и укатила домой. Дома я закинула в духовку мясо для ужина и, пока не вернулись мои гости, тупо глядела в телевизор, растянувшись на диване.
Когда гости пришли после спектакля, мы снова сидели за столом и по пятому кругу слушали, как же повезло жене ревизора, что она взяла автограф у самого Певцова! Вот где было настоящее счастье. И сам ревизор почувствовал себя настолько значительным, что готов был раздавать автографы направо и налево.
- Ах да, Томас передавал тебе привет, - сообщила, закусывая, жена ревизора.
- Что за Томас? – спросила я.
- Ну, этот твой знакомый маклер с билетами. Он встретил нас после спектакля и привёз сюда, - сказала ревизорша. – Такой любезный!
А ревизор:
- Мы предлагали ему подняться, но он сказал, что сегодня не может.
- Надеюсь, мне теперь не придётся выходить за него замуж? – подумала я вслух, все посмеялись и снова заговорили о легендарном спектакле.
Будь моя голова на месте, я бы призадумалась, зачем этому пройдохе нужно было ждать окончания спектакля и вылавливать из толпы моих гостей, а уж тем более везти их ко мне, но так как голову я сегодня окончательно потеряла, то решила не заморачиваться: ну привез, и спасибо.
- За великую силу искусства! - предложила я и новый тост и подумала, что сегодня мы за это уже выпили, как минимум, трижды.