ВЗОР
Продолжение первой книги)
Поначалу всё это работать над «ВЗОРом» не давало. Потом, чуть ближе к нынешним дням, вычитал я у А. Ф. Лосева спасительно-мужественную фразу: «Если не можешь перестроить жизнь – уйди от нее». – И я ушел, отвергнув нынешнее государство во всех тех отношениях, в которых оно отвергло меня, и снова попытался заняться главным своим делом.
Пока продвигалась работа, «неперестраиваемая» жизнь проносилась мимо меня, но иногда, когда что-то не ладилось, снова захватывала и волокла по глубоким омутам и каменистым перекатам. В такие неудачные дни я чаще ходил в храм святителя Иннокентия, просил Пресвятую Троицу, Христа, Богородицу и всё воинство святое дать мне разумения и сил вновь возвести стены вокруг себя из упорной работы, и вскоре мне это удавалось. Даже получилось минувшим летом, когда еще неосуществившиеся формации, не пробившиеся к нам времена неохотно раскрывали передо мной свои туманные тайны. Чтение, кропотливое выяснение закономерностей прошедших эпох и окрепшая дружба с богатым на нюансы соседним парком, с его могучими тополями, молодыми березками, яблонями и сиренью, старыми липами, лиственницами и елями, славно настраивали на сочинительство, и «ВЗОР» мой, слава Богу, помаленьку, чуточными шажками продвигался.
Правда, иногда и в самый наплыв работы жизнь до меня дотягивалась – больно и остро; от нее и людям святым не удается отрешиться с полнотой совершенной. Всё больше тревожили и угнетали сообщения сына, что после Ванкуверского Института ему никак не удаётся найти работу. События 11 сентября, видимо, сказались и на рынке Канады, упал спрос на программистов, и рассылка по всем фирмам рекламаций (так там называются саморекламы) оканчивалась равнодушным молчанием. Денис искал работу, водился с дочкой, Надя зарабатывала на жизнь в магазине, куда удалось устроиться в первые после приезда дни; крепко выручало 300-долларовое пособие на Катюшу; однако на всё это можно было лишь сводить концы с концами. Ровно ничем не могли помочь нашим детям и мы – никаких сбережений у нас давно уже не было. И такая беспомощность угнетала еще больше.
Конечно, если по-христиански, то с такой угнетённостью я должен был воспринимать обнищание всякого своего соотечественника, да ведь что ж тут поделаешь с той самой рубашкой, которая ближе к телу? Близко она, близко, до слёз близко 1...
1 Христианство, как мне теперь открылось, никак не связано ни с угнетённостью, ни с унынием, ни с богатством. Но это пока так, к слову, в порядке подготовки читателя к будущему разговору.
Я зачастил к святителю Иннокентию, молился, просил помочь, выражая свою просьбу как-то так, что решение Денисовой проблемы с работой помогло бы и мне с моим «ВЗОРом».
И вот спустя время, когда сын вообще уже перестал писать электронные письма, я проснулся с необычной решимостью, с какой-то переполненной верой, что не сегодня, так завтра всё благополучно решится. С просветлённой ясностью стал я на колени перед домашним иконостасом:
– Пресвятая Троица, Иисусе Христе, Непорочная Матерь Божия, Всё Воинство Святое Великое! Молю Вас и прошу: сделайте так, чтобы Денис, сын наш, нашёл работу, чтобы всё было у него хорошо...
И хоть нельзя по всем строгим канонам обещать за исполнение молитвенной просьбы никаких отдарков, я всё-таки пообещал за помощь поставить в тот же день в нашем храме дорогую свечу.
Сжалось и дрогнуло мое сердце, когда я прочитал название электронного сообщения из Канады: «Хорошие новости». «Спешу сообщить вам радостную весть, – торопливо, с туманным наплывом в голове, читал я крупные строчки. – Сегодня у меня состоялось интервью в одной из ванкуверских компьютерных компаний. Состоялось и успешно закончилось – меня сразу взяли на работу...»
Непосильно тяжкая горища свалилась с сердца: давным-давно не испытывал я такой радостно-счастливой лёгкости! Тут же оделся и летящим шагом поспешил к храму святителя Иннокентия. Чудом показалось уже то, что появился он рядышком с нашим домом. Много-много лет подряд стояло старое-престарое двухколонное здание бывших «вольных почт», в ко-тором останавливались когда-то декабристы, направляющиеся в мучительную глушь сибирской ссылки и через годы возвращающиеся из нее; стояло никому не нужное, пустое, дряхлеющее, разваливающееся. Но вот его обновили, подстроили, крест укрепили, и маленькими лампочками на фасаде загорелось название: «Храм во имя святителя Иннокентия Московского». Церкви от нас далеконько, не каждый день сходишь; а теперь в любую минуту можно было забежать к Иннокентию, постоять перед иконостасом, а то и к службе приобщиться.
Я уже привык к этому удобству, заходил в храм, как в «свой», «домашний», и в тот радостный день быстро поднялся по крутой лесенке на второй этаж, купил в киоске двадцатирублёвую свечу и, оживив ее трепетным огоньком от ближнего, острого, как малюсенькое копье, пламени, стал приноравливать к ячейке подсвечника. Неожиданно, как-то внутренне насторожившись, я заметил на крутом скосе аналоя как бы знакомую и не знакомую икону. Это была икона с крупным ликом святителя Иннокентия. До этого я видел икону издалека, над входом в среднюю часть храма; близко так, перед собой, видел впервые. И почему-то сразу мелькнула мысль: «Так вот я кому ставлю свечку! Вот кому обязан радостью!»
Помолившись, спросил у девушки-библиотекаря, почему сегодня выставлена икона Иннокентия Московского.
– А у нас годовщина храма, – радостно пояснила она и, по моей просьбе, пошла узнать, когда день памяти у святителя. Быстренько вышла из комнаты, заставленной стеллажами, держа раскрытую книгу о русских святых. Оказалось, память святителя Иннокентия празднуется 31 марта, 23 сентября и 10 июня по старому стилю.
Взгляд мгновенно выделил 23 сентября; именно в этот день, как писал Денис, ему нужно было выходить на работу. Отметив прежде всего это совпадение, обратил внимание и на второе: 10 июня родился Денис. Конечно, это могло быть простым совпадением 1:
1 Теперь-то я точно знаю, что простых совпадений, случайностей в жизни не бывает; но тогда, действительно, был потрясен раскрывшимися передо мной фактами.
там даты по-старому, а здесь по-новому летоисчислению, но в глубине души какой-то греющий свет говорил о том, что никакое тут не совпадение. Дома, открыв своих «Русских святых», я удивленно вычитывал новые необъяснимые факты.
Святитель Иннокентий – апостол не только Сибири, но и Нового Света! В 1857 году проповедовал Евангелие в Северной Америке, в самой что ни на есть близи от Денискиного Ванкувера. Да и родился святитель, по меркам матушки Земли, по соседству от Канады – в селе Агинском Иркутской епархии. Как-то по-особому открылся факт, что Иннокентий был причислен к лику святых по просьбе Священного Синода Православной Церкви в Америке. В те далёкие времена будущий святой обращал в христианскую веру жителей многочисленных островов, омываемых волнами Тихого океана точно так же, как и ванкуверские берега. И уж совсем недавно узнал я, что служите-ли храма во имя святителя Иннокентия, возникшего в десятке метров от моего дома, дружат и сотрудничают со студентами Уральского политехнического университета, который Денис недавно закончил...
Добавил я к этим «совпадениям» еще и перечисленные выше (появление иконы на аналое, случившаяся годовщина храма, его соседство и частые посещения в последнее время), и уже был убежден совершенно, что налаживанием дел у сына мы обязаны не чему-то, не благосклонному случаю, а высочайшей милости Иннокентия Московского. Пусть какой-нибудь заядлый атеист попробует переубедить меня в отсутствии великого чуда в том, о чем я рассказал. Да вот же и еще пример, специально для безбожников. На другой день я купил в киоске храма икону святителя Иннокентия, икону редкую, с полным «жизнеописанием» святого; купил для пересылки ее сыну; до этого, как сказала киоскёрша, давно уже, чуть ли не с год, не было в продаже Иннокентиевских икон; словно специально для нас с Денисом появилась...
После этого потрясшего меня события, а точнее после це-почки и других необычных событий, энергетический мост из молодого и трескуче-колющегося ледка превратился подо мной в устойчивую ледяную твердь, и, словно в детстве на отточенных отцом «снегурках», я ринулся к противоположному берегу. Пропал страх перед неизведанностью; как-то сами собой находились нужные книги и статьи; в усталой голове выстроился желанный порядок, создававший уют для мыслей; а каждое изменение осеннего парка – замысловатая витиеватость желтизны в кронах деревьев, солнечная дымка в конце аллей, сеющийся дождичек из пробегающей тучи или уже расходящийся холодный, с размахом на много часов, шумливый дождь – всё давало ровных сил добавлять к рукописи по нескольку страниц в день. К концу октября, сырого, с постоянно растаивающим свежим снегом, я закончил рукопись первой книги, то есть святитель Иннокентий помог, как вышло, не только Денису.1
1 Что помог святитель Иннокентий и мне, грешному, – верю в это. И даже куча ошибок относительно Истины – и это, думаю, Было не без промысла Божия.
И вот тут-то мне и попалась фраза Феррара о том, «что тот, кто делает всё по мере сил и ищет для своих трудов богословения свыше, не может потерпеть полной и окончательной неудачи».
Впервые за много-много лет удалось мне закончить пусть краткое, но всё-таки описание Большого Цикла Вселенной, пусть малую часть всего труда, но всё же логически продуманную и завершенную. Понятно, до победы еще было далеко, слишком далеко, но «полной и окончательной неудачи» на этом моем этапе мне, кажется, избежать удалось 2.
2 Удалось, но совсем не так, как я думал.
И я уже твердо знал тайное правило работы: всё нужно делать «по мере сил» третье, тайное правило.
5.
Совсем уж было воспрял я духом и с некоторым легкомыслием посчитал, что стоянка моего поезда закончилась и он вот-вот снова вырвется в распахнутые дали. Снова понесутся за окнами луга и далекие полосы березовых лесов, размытых солнечной дымкой. Теперь не грех выйти в тамбур и, отрешившись от постоянно наседающих мыслей, просто последить за мельканием оврагов и холмов да истрескавшихся деревянных столбов то с падающими, то со взлетающими вверх проводами.
К стыду своему, совсем забыл я про старую материну пого-ворку: позволь сесть лени за стол, так она и ноги на стол. А моя лень, как я уже говорил, лень особо отвратительная; раскрутила поистине гениальные способности, так что работа моя вскоре совершенно остановилась. Мне надобно было начать вот эту, которую сейчас пишу, главку, а я всё никак не мог перейти от стиля аналитического к стилю лирико-публицистическому. Опять не мог выдавить из себя ни строки, и лень настойчиво наговаривала: отдохни от надоедливой писанины, освежи голову, почитай книжки – на будущее.
На книжки я легко клюнул, но, пожалуй, и тут высшие силы не оставили меня. Под руку попался светло-серый томик Алек-сея Федоровича Лосева, тот самый, в котором размещен когда-то так поразивший меня трактат «Античный космос и современ-ная наука». На работу эту я, по совершенно понятным сообра-жениям, хотел опереться в дальнейшем анализе, и перечитывать ее мне всё равно предстояло, однако открыл я книгу не с начала трактата, а с предисловия: захотелось восстановить в памяти вехи жизни великого философа. И как же больно и в то же время обнадёживающе радостно отдавались в моем сознании сверхъестественно слитые в единый неостановимый поток факты из его недавно лишь оборвавшейся почти столетней жиз-ни! Какой же это был единый движущийся монолит!..
Я даже и мысли не допускаю, что не было у «последнего из могикан» сомнений, усталости, депрессионных срывов, а ведь никаких тебе «тамбурных перекуров» – только непостижимая устремлённость к цели, прямо магнетическая какая-то, неотклонимая.
Когда-то, по нашим меркам уже давно-предавно, еще до трагически-неизбежной русской революции 1917-го, любопыт-ный и настырный Алёша Лосев, воспитанник Новочеркасской классической гимназии, с великим пристрастием изучая диа-логи Платона, сначала почувствовал, а потом всё больше и больше стал убеждаться в том, что в этих древних философских трудах рассыпаны знания истинной диалектики, основных, сердцевинных законов жизни1.
1 Весьма смело заявил я об истинности диалектики, открытой А.Ф. Лосевым с помощью Платона и Плотина. Позднее стало ясно, что ничья философия, даже самого гениального мыслителя, просто не в состоянии выявить Истину Бытия, без учета библейских От-кровений. Сама по себе диалектика была выведена безукоризненно верно, но действовала она лишь в мире материальном. В Бытие Божием диалектика работать не могла, иначе была бы Богом именно она...
(Продолжение следует)