Три дня из службы

Валерий Кравец 2
Первый из дней. Оборзеть.
Память сама, на подсознании, изыскивает дни, что считает для ее носителя важными.
Борзя. Первый день Генриха в батальоне связи,  7.12.69г. между 3 и 4 пополудни. Им, четверым, уставшим с дальней дороги в 350 км, отбывшим из части до завтрака, было только упасть. Вагон хоть и пустой был, но скучный. Монотонность пейзажа за окном, представлявшего собой плоскость стола, у горизонта которой скатерть собралась в складки, холмы, доканывала последние капли жизненной энергии.
  Не спавшим ночь в наряде накануне в Чите, позволяет дежурный по части широким неожиданным жестом, отдохнуть днем. То есть, «отойти ко сну»! Знать вид у бойцов соответствующий, не вызывавший сомнений. Обычно в армии не церемонятся с такой мелочью.
 Прилечь в постель после столовой, которая жалости  не испытала к ним, и где они, прежде, чем поесть и для того, что бы поесть, вынуждены перемыть ее сотню столов,  было пределом всех мечтаний.
 Качаясь в мороженом ПАЗике с борзинского вокзала, размером с ПАЗик,  можно сказать уже спали, поэтому  длительность поездки и направление не зафиксировали. Им было безразлично. Но знали одно четко: хуже уже не будет! Хуже уже было! .... Одеты  были по форме, как и положено, в соответствии с ПРИКАЗОМ МИНИСТРА ОБОРОНЫ СССР № 120 от 4 августа 1956 г. Такие щиты с формой стояли в каждой части.
 
 Придраться дежурному по роте  не   к чему.
 Только голова касается старой, вонючей, набитой свалявшимися кусками ваты подушки, Генрих проваливается, лишь успев поставить галочку в строчке памяти:
- что в Саратове, что в поезде. Как из одной бочки!
Какая благодать, истома пошла в ноги .... Горизонтальное, изумительное ее растекание, до краев нижних конечностей ...
- я ведь сплю!
- или не сплю? Какой  тягучий, противнючий гадкий голос сержанта,  дежурного по роте:
- Ппп-од-ъ-е-м ... м-о-л-д-еж-ж-ж-ь-ь-ь!.
- с какого он орет, как очумелый.
- Оборзел! Вот оно истинное значение этого слова! - вспомнил он объяснение «на ушко» одного из молодых. Все секретные разговоры армейской братии проводились в умывальниках: всё простреливается, да и неожиданное появление кого-либо имеет меньшую вероятность, нежели в сортире.  Так было в Саратове, так и - в Борзе. В первые минуты их присутствия в расположении роты, по прибытии, Генрих зашел в «туалетную комнату» перед отходом к дневному, благодатному, с небес свалившемуся сну. Довольно большое помещение, до ста кв.м, с сотней, не меньше эмалированных раковин с протекающими бронзовыми кранами. В руках кусок мыла и полотенце на шее и он - один. Его команда плюхнулась в кровати без умывальника. Стоит, брызгает на руки и морду ледяную, обжигающую  воду, наклоняясь над раковиной. Эх, душ бы принять ... Когда подходит ко молодой, резко прерывает его голубую мечту о душе, на ухо говоря:
- Ты знаешь, что значит оборзеть?
 - Знаю, - отвечает Генрих, - это типа ёбнуться на  голову, потеряв мозги?
- Да нет, это служить молодым в Борзе, - Шепчет молодой, - ...мы тут все оборзели! Нам товарищ сержант уже сказал! И пулей выскакивает из умывальника ....
Этот парень, белорус Антончик, был в курсе дела. Недаром он вскорости стал каптерщиком. Кто служил, знает: эта должность "За так" не дается. Ею не разбрасываются. Здесь нужен человек, знающий толк в специфических отношениях. А каптерка сама по себе УЖЕ очень специфическое учреждение, я бы сказал. В старые добрые времена это был чин старшего унтер-офицера. Отсюда, видимо, и тянулся за этой должностью шлейф уважения. Правда, тогда должность называлась по-научному - каптенармус, от франц. Капитан плацдарм-капитаине д'армес. Это сейчас она выродилась в задрипаного каптерщика. Но каптерщик-то не виноват. Всё было сделано без него и до его вхождения в должность. Задолго, причем. Но уметь держать спинку, нужно и по дембелю пожалуют ефрейтора.
Здесь нужно отметить тот факт, что Антончик, будучи уже стариком и, тем более, дембелем, отыгрался по полной на молодых, когда, по его определению, молодые борзели. Процесс борзения был коньком Антончика, а термин, любимый, не сходящий с его уст….
…..Даже если бы Генрих  не задыхался, не встал. Но задыхается оттого, что плоть его  вдавливают прессом.
-Воздуха, голоток воздуха-а-а, где-где воздух?
С огромным усилием, как тот реальный стрикан, разворачивает он свое тело по продольной оси, и ощущает тупую боль в левом боку и тут видит, кулак как бы зависший над лицом на миг в воздухе в апогее взмаха.
- а-а-а! так это меня уже ударили спящего, - но раздумывать времени нет: кто? за что? Чуть отклонившись еще правее, не от удара, а к нему, хватает руку за предплечье чужака на лету и рвет ее вниз в небольшой зазор между койками. Койки резко разъезжаются. Примерно шесть коек с тумбочками сместились, давая зазор в эпицентре до метра. Туша с чужой ему рукой проваливается в этот зазор, а Генрих  заваливается на него.
  Несколько взаимных малоэффективных взмахов руками, и их растаскивают в разные стороны пацаны. Не отдышавшись от неожиданной нагрузки, Генрих осмотрелся. Было еще светло. Это означает, что он  уже проснулся. Непонятно сколько спал и спал ли. В расположении роты находится с полтора десятка солдат призыва разного.
- хорош отход! - думает сам себе.
Молодежь, стриженная под ноль, стоит вдоль дальней стены и понуро смотрит в сторону события круглыми глазами. Те, кто призывом постарше, сидят на койках и глазеют  с нейтральным любопытством, а старички и дембеля занимаются своими, якобы, делами и, не обращая на нас двоих внимания. Их взгляд сыт и самодоволен. Даже вальяжен. Существует много примет, по которым можно определить различие в призывах с точностью до месяца. Если кому интересно, можно  рассказать в другой раз.
- отдайте шапку, товарищ сержант! - Скромно, но твердо  просит Генрих  дембеля, чинно дефилирующего по среднему проходу в его шапке, игриво размахивая руками по ходу движения.
-«Товарищ», - размышляет он, - тамбовский волк тебе – товарищ!
Но, отнюдь, дефиле не прекращается, жертвы как бы и нет. Короче:
- на его сержантских ушах  висит моя  отважная, рядовая, шикарная саратовская шапка, а у меня на тумбочке лежит нечто маленькое, хиленькое ее напоминание, БУ. Остатки шапки. Свою узнАет из тысяч. Но это «напоминание» о шапке, изнутри блестит черной смолью от многих потных солдатских, редко умываемых  лбов, и называется теперь его шапкой. Такую, с позволенья сказать, шапку, если постирать, то натянешь разве что на кулак. А и в чем ходить, высохнет пока ЭТО?
 Разгар зимы, от мороза в казарме вдоль всех стен белая намерзь толщиной в ту же ладонь. «Fинита Lя Kомедиа ».
- остаться на зиму без шапки, лучше, остаться без головы! - при этом командир добавлял:
- это я на полном серьезе!
Но Генрих еще не знал, что и шинель, новейшая, пропала. А ведь на ней муха не сидела.
Генрих понимал, что за него не вступится никто. Даже те трое, из его команды:
- кстати, где они ....?
Да здесь, здесь, родненькие, молоденькие глаза прячут.
В итоге, у обоих носы разбиты, хари красные, мокрые и все довольны. Кроме, как видно, дембелей. Иначе можно было ожидать шквал аплодисментов, а они сидят молча делают вид, что у каждого свое занятие.
 Поддержание в подразделении именно такой обстановки считалось способствующим укреплению дисциплины и послушанию. Практиковалось оное в армии без афиширования, но и без особого сокрытия, и имело некоторый сенс, если судить по тому, что отцами-командирами не пресекалось.
- ты шо, оборзел, молодой? - это бросает реплику старичок, быстренько, пролетая мимо.
-ага, ты боишься дембелей! - понял Генрих контекст его фразы.
Неприветливым оказался  первый день в дивизионе:
- что же будет дальше, если такая встреча?
- тяготы воинской службы? Какие там тяготы. Приказы не обсуждаются, они - выполняются - вот и весь разговор! - писал отец. Но как при этом не оборзеть, не сказал.

Второй из дней. Солдат и цыганка.
Память сама изыскивает дни, что считает для ее носителя важным. Или даже часы.
И она выбрала время за сутки до прибытия домой, в отпуск. Этот день позже назову: Солдат и цыганка.
Чита, конец декабря, до Нового года неделя. Пересадка на самолет  в Киев. До самолета еще несколько часов. Стиснув мозги насаженной на всю глубину хиленькой, засаленной ушанкой, Генрих прогуливается по незнакомым  центральным кварталам в шинельке, случайно обнаруженной на чердаке приемного центра. Прогулкой этот променад назвать сложно, т.к. перемещения короткими перебежками из подъезда в подъезд дома или в магазин, из него – в другой магазин. Нос закрывает варежкой и через нее дышит. На ушах шапки, которая давит на мозги, слева и справа обильный иней на уровне щек. Красиво, но не радует. Однако, ощущение свободы спустя год и месяц нахождения в Борзе - «Барнаул» без увольнений кружит голову:
- иду как профессор Плейшнер по Блюменштрассе в Берне.
 Останавливает «красивая» и попросит монетку.… Потом еще «деньгу», бумажную:
-что бы сказать ВСЮ правду милый, нужно монету завернуть.
У него кроме трех пятерок нет ничего. Ничего не понимая , как на автопилоте, отдает пятерку, что делать….
 
Это кровные отпускные, их  дали в части за 10 суток + дорога, из расчета по 1,15 советских рубля на сутки плюс табачные копейки. Билет оплачен проездными документами + немного  в рублях.
 Круть-верть, траля-ля-ля, купюра исчезает в рукаве. Генрих стоит, дрожа от  холода. В этой шинельке стоять нельзя, нужно двигаться.  «Красивая», фокус провела не тщательно и он видит что, куда и как. Хватает ее за руку
-отдай деньги.
-я ничегонебрала-а-а, я ничегонебрала-а-а.
Поднимает вой «красивая»  и из балкА (или что было иное, но на шасси), который оказался совсем рядом, в нескольких метрах от них, выходят бородатые черные не старые еще мужики.
-т-а-а-к, ****ец моему отпуску! – это он , не сдержавшись, говорит себе вслух.
Держит ее левую руку за предплечье  и взвешивает все за и против.
- они меня просто так не отпустят. Эти за рубль удавят, а если и не удавят, то наделают шуму. Центр города, явно и патруль где-то рядом. Он обычно бывает в таких случаях за углом. По закону подлости, - держит ее мертвой хваткой и так жалко эти пять рублей…Когда жалованье рядового 3-80 в месяц, то эти 5 рэ – бешеные деньги. Мертвой хваткой …..
«Красивая» смотрит в глаза его,  а он кожей чувствует, таки испуг ее. Одергивает ее руку к себе, а потом резко  отбрасывает в сторону. От неожиданности рука взлетает вправо вместе в ней самой. Нестарый еще цыган сбегает со ступенек трапа бака и замирает тут же, внизу. Открывается дверь балка и появляется в проеме еще один, третий бородач в шляпе. Теперь в стоп-кадре трое бородачей. Боковым зрением Генрих видит, что у них в руках. Две секунды стоит, как бы из солидарности к кинооператору:
-удавись пятеркой, - разворачивается  и уходит.
 Внезапно стало на душе легко и тепло,  но из-за нахлынувших эмоций Генрих  не смог тогда оценить эту легкую благодать.


Третий из дней. Двадцать лет спустя.
Генрих продолжает раз за разом, из года в год, ехать на службу. Пустой вагон состава поезда несет  его по темной тайге в конец железнодорожного пути. Это Край Света и он знает, что поезд едет в одну сторону. Знает, что едет в Борзю, знает и то, что в Борзе не может быть  тайги…Но знает, Борзя именно там.... И вот, - конец пути. Дальше нет железнодорожного полотна, но тайга продолжается, просто ТАМ нет уже ничего, поэтому и Край Света!
Ищет приемный пункт – точку, в которой отслужил полтора года. Точка должна стоять отдельно от всех зданий, и поэтому легко различима. Какие-то маленькие домики кругом.
 Ее – нет!
Уже обошел знакомые места несколько раз, а – нет! Боже, как холодно, а ведь лето. Вокруг почти тепло, а холодно и ветер пронизывает молекулы плоти:
- а почему знакомые? Я их вижу впервые, но они мне знакомы по воспоминаниям далеких лет. А-а-а,  это они такими стали. Конечно, они и должны были измениться, прошло столько лет. Но где же приемный пункт? Здесь нет никого. Студеная, ветреная Борзя не ждет меня.Боже, что  я здесь делаю, зачем приехал на службу, я ведь давно отслужил. Это какая-то ошибка.  Поезда обратно уже не будет. Я знаю это. Как холодно в стареньком ХБ, как продувает кости.
 Одеяло сползло,  дрожь,... и от счастья, что дома, Генрих засыпает вновь.
Третий из дней, это много раз повторяющийся всё тот же день, - день приезда в другую Борзю, в которой его никто не ждет.
- почему я все время решаю, что нужно опять призываться и ехать на службу? Почему решил, что там нужен? Оборзел, наконец-то? Видимо тогда, из-за шапки все и случилось внутри меня?
И только после  19 августа 1998 года, когда  в его душе что-то произошло, я перестал призываться на службу и ехать в темном пустом эшелоне на Край Света.
- видит Бог, этого  хотел бы меньше всего, но оно произошло. Не молился, не призывал Господа, лишь  неустанно читал 8 лет Книгу. Оторваться не мог. Даже не знал, зачем это делаю. Но читал, и хотелось кричать от нового слова, новой фразы.
Произошло то, что называется «рождением свыше».
Тогда он понял тот свой первый из дней. Не спас всех, и не спасал в тот первый из дней, только себя. Хотя ответ держал за всех. Но ведь же и не Иисус и били его спящего. Предали коллеги, не вступившись даже взглядом:
- не осуждаю их, но и не жду от себя помощи им в схожих ситуациях для них. А когда  они попадали, я не знал об этом, и они не могли меня просить о помощи. После первого дня пребывания в батальоне, меня обходили стороной разные принуждения.

И понял второй из дней. Грубовато, но справедливо поступил и с цыганкой, отпустив ее и не ввязавшись с бородатыми мужиками в бой во второй из дней. В этом случае его гордыня, как бы понесла урон, но ни душа, ни плоть. Цыганка получила долгожданную «деньгу», которая ей не пойдет на пользу. Получил освобождение от  соблазна взять бутылку в дорогу, т.к. денег осталось в обрез - два раза покушать и на «Ракету» Киев - Черкассы.
Фактически, пятерка стала  выкупом за  то, что бы все цыганское племя все последующие годы жизни не приближалось, не заводило  разговоры, примирив,  таким образом, нас, разведя во времени и пространстве. Хотя Генрих и не задумывал отторгаться от цыган, как от народа на всю жизнь. Но так уж случилось, не хотел этого. Этого пожелали за него Небеса.
***
То, что именно те Три Дня, изысканных  памятью, и явились  шагами к  Первому Свету.(По Пс.89,17 http://www.palama.org.ua/ )   понял, лишь спустя 40 лет после Первого из дней.
"Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Верующий в Него не судится, а неверующий уже осужден, потому что не уверовал во имя Единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы; ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы, а поступающий по правде идет к свету, дабы явны были дела его, потому что они в Боге соделаны"  Иоанна 3, 16-21
В народе  говорят: каждому овощу свое время. Вот и получается, что я сам себе теперь Катон Старший (Цензор) и Младший…( См.Michel de Montaigne. Les Essais,   М.: Голос, 1992.  Глава XXVIII http://psylib.org.ua/books/monte01/txt085.htm ). Мама, не могла быть знакома с Michel de Montaigne но знала, что: - «век живи, век учись и дураком помрешь» и почему.
Так вот эта история о чем, спросите вы. Всё просто. Это история о том, как Генрих борзел-борзел в Борза, да и не оборзел. Хотя. многие из его окружения именно к этому и подводили всю технологию бытия в суровом климате ЗабВО.
Май 2011