Катерина не гнушалась никакой работы. Рано обзавелась ребёнком, не устояв перед таким же сопливым воздыхателем, отпустила бумажные кораблики мечты о высшем образовании в свободное плаванье и примкнула к многочисленным, стройным от тяжёлой работы рядам трудового пролетариата. На каком только поприще не наломалась к своим сорока восьми. За тридцать годков, отделивших пухлую наивную девочку с длинной косой, огромными тёмными глазищами и амбициозными планами от неё сегодняшней, с двумя дочерьми, короткой мужской стрижкой, поджарой фигурой, как у гончей, и безразличным потухшим взглядом, она испробовала себя в разных ипостасях. Мыла горшки и вытирала носы и попы в яслях, таскала кипы карточек по этажам поликлиники, драила тарелки и тягала тяжеленные котлы в столовке, душила гордость в услужении у известного олигарха. Пока, наконец, не осела в небольшом ОАО, некогда бывшим огромным авиастроительным производством со штатом, тянувшим на крупный посёлок городского типа. Теперь же, после тремора перестройки и разгула демократии от него осталась жалкая горсть закалённых задержкой зарплаты пенсионеров и несчастных, которым до пенсии – вожделенной и благословенной, недолго осталось.
Вся «артель» умещалась на одном уровне семиэтажного корпуса, все остальные помещения в нём сдавались разномастным компаниям и фирмам. Впрочем, сдавалась вся территория почившего в бозе завода. Аренда в центре города давала возможность мародёрам из Совета директоров не думать о том, на что они и их многочисленные родственники будут жить в течение ближайших ста лет.
***
Он чувствовал, что время на исходе. Но сил ещё достаточно, чтобы позаботится о семье, которая увеличивается из года в год. Раса, главенствующая на этой планете, уничтожает себя сама. Она не совершенна, подвержена гордыне и самолюбию. Каждый стремится урвать кусок послаще. Люди – разрозненные особи, а мы – семья, единый коллективный мозг, выживающий в атмосферном загрязнении и радиации, имеющий супер чутьё. Наши челюсти способны разгрызать металл и бетон. Но пока надо найти ещё одно убежище. Он разведчик, и семья надеется на него.
***
Денег катастрофически не хватало. Катерина пыталась экономить на всём, но дочери тянули из неё отложенные грошики постоянным нытьём о юбочках, кофточках и бижутерии. И вообще, они должны соответствовать. Кому и почему они это должны, Катерина не понимала, поэтому постоянно жила взаймы.
Корчащееся в предсмертной судороге производство тоже вело хитрую политику экономии – не выгодно ему оплачивать полные штатные единицы уборщиц. Вот за крохотные вознаграждения и предоставлялась возможность отчаявшимся от безденежья дурочкам драить территории размером с баскетбольные площадки. Производить это действо следовало раз в неделю – в принципе, не перетрудишься, поэтому вся подработка была давно поделена между ушлыми пенсионерками. По их доводам, им она гораздо нужнее. Кругом одни расходы: лекарства, внуки, дети, продукты и грабительские цены на коммуналку. Катерина тихо бесилась. Ведь у них и пенсия, и зарплата, только те в подработку вцепились, клещами не оторвёшь. Но в конфликт не вступала – себе дороже.
В тот день всё-таки видно Господь услышал её мольбы, и случилось чудо. А может, помогла денежная жаба, которую Катерина купила года три назад в подземном переходе. Она поставила её строго по Фэн-шуй спиной к входной двери, словно жаба только заскочила в квартиру. Постоянно мыла под проточной водой и регулярно подкладывала под неё десятирублёвки, которые вместо того, чтобы множиться, бесследно исчезали.
Страдающая лишним весом и астмой бухгалтер в обеденный перерыв вызвала Катерину к себе в кабинет. Злясь, что её оторвали от ежедневного получасового чтения и бутылки кефира с калорийной, уже немного начавшей черстветь булкой, Катя неохотно поплелась к ней через весь этаж. Назад она шла, пританцовывая от неожиданной радости. У неё есть подработка – небольшое, но для её бюджета ощутимое подспорье. А девчонкам она ни за что не скажет, иначе они и этим деньгам сразу найдут применение.
***
Убежище ему понравилось с первого нюха. Погружённое во мрак прохладное помещение с замысловатым переплетением огромных вентиляционных труб под высоченным потолком. Семье здесь будет хорошо. К тому же располагалось оно недалеко от подземных лабиринтов, в которых они давно уже стали полновластными хозяевами. Он обошел его несколько раз, навсегда запечатлев в совершенном мозге.
***
Следующий рабочий день Катерина решила начать с освоения территории. Она набрала в вёдра воды и, прихватив резиновые перчатки, швабру с тряпкой, на грузовом лифте спустилась со всем этим нехитрым хозяйством в подвал. Тот давно представлял собой некий склад ненужных производству станков и инвентаря. Длинный тёмный рукав коридора уходил в далёкие недра. Освещенной оказалась лишь его малая часть. Остальные лампы давно околели в экономическом коллапсе.
Катерина совершенно не боялась всяких глупостей вроде призраков, полтергейстов и другой нечисти. Без ерунды забот полон рот. Так что она бодро потащила в темноту одно из вёдер. Работа спорилась. Но нет – нет, а неприятное чувство охватывало её. Словно смотрит кто-то в спину. Катерина переставала возить тряпкой по полу и замирала, прислушиваясь. Не находя подтверждения испугу, ругала себя за ребячество и с удвоенным усердием продолжала уборку.
***
Неожиданная и неприятная досадность. Чужие недопустимы на территории семьи. Но эта хилая особь не доставит больших проблем. Её он быстро устранит. Надо только перед тем как перегрызть крепления вентиляционной трубы, хорошо рассчитать время и траекторию падения.
***
Тем утром Екатерине хотелось умереть. Домашний ад вымотал её и подвёл к крайней черте. Младшая дочь собралась замуж. И это в такие беззаботные и золотые семнадцать. Увещевания, уговоры и аргументы Катерины, взывающей к её ещё детскому разуму, уплывали в атмосферу, как дымок от тлеющей сигареты, оставленной в пепельнице. А когда мать начала слишком наседать, дочь с наглым прищуром напомнила ей, во сколько лет та сама выскочила замуж, да ещё пузатая.
«Скажи спасибо, что бабкой не станешь в ближайшем будущем. И вообще, на то ты и мать. Найдёшь деньги на свадьбу. Тебе не привыкать занимать», – резко отчитала Катерину дочь. И ушла, дав понять, что решение принято и обсуждению больше не подлежит.
На людях Катя держала слёзы в себе, зная, что они, выражая сочувствие, в душе будут благостно млеть от счастья, что у самих жизнь струится гладенько. А от этого ей становилось только горше и гаже. Поэтому, спустившись на дребезжавшем всеми изношенными сочленениями лифте в подвал, Катерина дала, наконец, волю слезам. Сначала она тонко по-бабьи завывала, но постепенно вошла во вкус и вскоре зарыдала во весь голос. Акустика в каменном туннеле напомнила ей Светлановский зал Дома Музыки, где Катя была единственный раз на концерте с дочерьми. Она даже не догадывалась, что на её сольном выступлении присутствует невидимый слушатель.
***
Он умел ждать, и вот час икс наступил. Только особь вдруг повела себя странно. Она начала издавать непонятные звуки. Они вызывали беспокойство в его сознании и заставляли нервничать. Это не допускалось заложенной в нём программой. То, что с враждебной расой у них прослеживалось почти полное сходство в строении скелета, составе генома и крови, совершенно не предполагало наличие эмоций и чувств.
Наконец, особь закончила производить звуки, бередящие внутри него что-то неясное, и двинулась вглубь убежища, приближаясь к месту ликвидации. Он замер. Ещё несколько шагов и всё будет кончено. Но неожиданно для себя самого, словно пружина внутри его тела резко распрямилась, он молнией бросился вниз прямо на особь. Та пронзительно завизжала и, хаотично размахивая во все стороны верхними конечностями, бросилась прочь. В ту же секунду на то место, где перед этим находилась особь, с огромной высоты рухнул массивный фрагмент вентиляционной трубы, кроша и разбрызгивая, будто шрапнель, половую плитку.
***
Через час Катерина вернулась в подвал. Только хруст крошек плитки под ногами и её взволнованное частое дыхание – другие звуки не нарушали таинственной тишины. И тут она увидела его. Дрожащими руками Катерина достала из кармана халата несколько кусков колбасы, завёрнутых в пергамент. Торопливо вытащила их из бумаги и тихо сказала: «Ну, здравствуй, спаситель!»
На древнем токарном станке сидел огромный пасюк, свесив длинный лысый хвост, и пристально смотрел на неё рубиновыми бусинами на удивление разумных глаз.
«Видно всё-таки где-то произошёл прокол, и моему прапрадеду ввели бракованный ген. Но ведь приятно, чёрт возьми!» – и старый крыс хитро улыбнулся, смешно шевеля усами.