О судьбе Ивана Пересветова Заметки по поводу

Александр Ерошкин
В вузовских учебниках истории древней русской литературы Ивана Семеновича Пересветова называют непременно блестящим дворянским публицистом середины XVI века. Но вот что удивительно. У Карамзина, занимавшегося профессионально в течение всей своей жизни историей России, похоже, нет ни одной строки, посвященной этому писателю, а ведь, казалось бы, должен что-то сказать о человеке, который помогал самому Ивану Грозному выработать позицию в споре с воеводой Андреем Курбским, сбежавшим с поля боя не то к литовцам, не то к полякам. 

Не знали о Пересветове-публицисте Пушкин, Белинский, Добролюбов, Погодин, Полевой, Каченовский и многие другие писатели и историки. Почему о нем, о его трудах, о его жизни и творчестве не осталось никаких свидетельств людей его эпохи и последующих эпох?

Почему, к примеру, Василий Ключевский, занимающийся с архивами эпохи Ивана Грозного ни одним словом не обмолвился о таком удивительном писателе, который помогал царю подготовить идеологию опричнины?

Удивляет, но о нем стало известно скорее всего лишь в начале ХХ века, когда исследователи занялись архивами эпохи Ивана Грозного и в «Описи царского архива» за 1532 -1572 годы неожиданно обнаружили «черный список Ивашки Пересветова».

Кажется, я начинаю догадываться о столь позднем открытии этого имени. К этому времени, то есть к началу ХХ века, подлинные события давно минувшей эпохи основательно подзабыты, но создался определенный стереотип их восприятия, исследователи стали менее придирчивы к фактам и к их толкованию, а потому нередко берут на веру и делают сенсацию из того, что было отвергнуто их предшественниками как явно недостоверное или противоречивое. Видимо, историки прежних веков откладывали этот «черный список» на «черный день». И такой день наступил.

Об Иване Пересветове стало известно после того, как появилась монография В.Ф. Ржига «И.С. Пересветов, публицист XVI в.». Книга издана в Москве в 1908 году, а в приложении к ней опубликована часть сочинений самого Пересветова. Другое крупное издание работ этого публициста предпринято было в 1956 году, на другом переломе эпох. А между этими датами - противоречивые публикации в научных журналах о его творчестве с различными оценками и мнениями разных групп исследователей. К примеру, автор монографии В.Ф. Ржига в академическом журнале «Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук» размышляет о влиянии на Пересветова западной культурно-исторической среды, в которой прошло формирование его взглядов и убеждений. Нужно же было продолжить примеры насаженного Романовыми убеждения, что «нам без немцев нет спасенья» (А.С. Грибоедов).

Литературовед И.И. Полосин в «Ученых записках Московского государственного педагогического института» за 1945 год пытается доказать, что первая большая челобитная царю принадлежит вовсе не перу Пересветова, а перу самого Ивана Грозного, которую тот, якобы, составил на основе одной челобитной Пересветова и его же повести «Сказания Петра, волошского воеводы», чтобы использовать в полемике с Андреем Курбским. В этой публикации И.И. Полосина особо важно то, что под сомнение ставится достоверность всех публикаций под именем Пересветова. Историк-литературовед А.Л. Сакетти в «Вестнике Московского университета» за 1951 год пытается обосновать работы Ивана Пересветова как политическую программу реформ по укреплению самодержавного строя в России.

Согласитесь, если писатель Пересветов полемизирует с Курбским и защищает позицию царя, значит, одно из двух: или от имени Пересветова говорит сам царь, а Пересветов – один из псевдонимов Ивана Васильевича Грозного, или этот Пересветов – друг царю, он был настолько приближен к царю, что мог читать и анализировать частные письма царя. Впрочем, есть и третье предположение: все, что идет от имени Ивана Пересветова, написано значительно позже, в эпоху Романовых, когда шла ревизия древних архивов и создавалась та версия истории, которая была выгодна правящему дому. Именно эту  версию истории мы сегодня воспринимаем в качестве официальной. Следует отметить во всяком случае, что автор большой челобитной, касающейся позиции опального Курбского, должен был иметь перед глазами и письма Курбского,  и ответы на них Ивана Грозного. Кто это мог быть? Или современник Ивана Грозного, или человек последующей эпохи. Но такой анализ с учетом позиции и Курбского, и Грозного можно  было сделать позднее, когда в одном месте, например, в архиве, оказались письма двух полемизирующих политиков.

То есть Пересветов мог жить совсем в другую эпоху и создавать не документ эпохи, а литературное произведение о ярком событии прошлого. Тогда мы вправе заподозрить литературоведов ХХ века в заблуждении, в которое они попали сами и ввели читателей.
Верить в такую позицию заставляет еще и тот факт, что время от времени в печати появлялись достаточно обоснованные сообщения о том, что вся переписка Андрея Курбского и Ивана Грозного – это фальшивка, или, точнее сказать, литературное произведение, сочиненное писателем князем С.И. Шаховским. Кроме того, есть свидетельства о родственной связи переписки Курбского с Грозным с поправками, внесенными кем-то в так называемую Царственную книгу. Получается, что это не подлинные документы времени Ивана Грозного, а подделки более поздних эпох, иллюстрации к уже написанной иностранцами-академиками версии истории России.

Р.Г. Скрынников, авторитетный исследователь эпохи Ивана Грозного и истории православной церкви, говоря об эпохе Грозного, свидетельствует: «Главное затруднение, с которым сталкивается любой исследователь «великого террора» XVI века, связано с крайней скудостью источников. Опричные архивы, содержащие судные дела периода террора, полностью погибли… Сохранность русских архивов и книгохранилищ XVI века – наихудшая во всей Европе».

Что же касается упомянутой мною Царственной книги, то Скрынников пишет: «Официальная царская летопись сохранилась до наших дней в нескольких списках. Первые тетради Синодальной летописи служили своего рода черновиком. При Адашеве этот черновик подвергся правке. Затем правленый текст был переписан набело. Один из беловых списков получил наименование Царственной книги. Это была парадная летопись, снабженная множеством совершенных рисунков-миниатюр… Книга открывалась описанием смерти Василия III и должна была охватить весь период правления Грозного. Но работа над Царственной книгой была внезапно прервана. Чья-то властная рука испещрила ее страницы множеством помарок и вставок». А если учесть, что первое письмо Курбского и поправки в Царственной книге текстологически совпадают, то надо признать, что Курбский никак не мог это сделать. Значит, и Царственная книга, и знаменитая переписка опального воеводы с царем – подделка более позднего времени.

А вот что отмечает академик Д.С. Лихачев: «Большинство произведений Грозного, как и многих других памятников древнерусской литературы, сохранились только в поздних списках - XVII века». А это тоже подтверждает версию, что все документы эпохи Ивана Грозного были или полностью написаны или переписаны с переделкой сомнительных мест во времена первых Романовых.

Не исключено, что челобитные Ивана Пересветова были написаны уже во времена Романовых как иллюстрация к уже созданной версии истории. Впрочем, это может быть и редакторской правкой какого-то подлинного текста. Но при этом из него убраны сомнительные моменты и написано правильно то, что должно было отражено в пользу новой династии, в частности, программа укрепления самодержавия, в которой в качества образца взята система турецкого Магмет-салтана.

Впрочем, пора сказать о том, каким человеком предстает Пересветов и что за книги написаны им. Напомним при этом, что широкому читателю имя Пересветова стало известно после 1908 года, когда была опубликована монография В.Ф. Ржиги.
Иван Семенович Пересветов, по его же собственным словам, (если, конечно, он их писал) был потомком брянского боярина Александра Пересветова, который прославился в Куликовской битве 1380 года.

Сделаем небольшое отступление, чтобы пояснить позицию в данном вопросе. В «Сказании о Мамаевом побоище» действительно упомянут богатырь Александр Пересвет, монах, «видом подобен древнему Голиафу», бывший вместе с другим монахом Андреем Ослябя в полку Владимира Всеволодовича. Это он начал битву на Куликовом поле, вступив в единоборство с печенегом. Ударились копьями, упали оба с коней и скончались. После этого началась битва.
Из текста того же сказания мы узнаем, что он у Пересвета остался сын Яков. Эти же факты содержатся и в «Задонщине», только монахи-богатыри там названы чернецами. Богатырь Пересвет назван еще брянским боярином. Кстати, и Пересвет, и Осляби похоронены в церкви Рождества Богородицы в Старо-Симоновом монастыре в Москве. По православному календарю (старый стиль) Рождество Пресвятой Богородицы приходится на 8 сентября. В этот день состоялась Куликовская битва. В этот же день в 1549 году, по преданию, Иван Пересветов передал две свои книги с челобитными в руки царю Ивану Васильевичу. Случилось это в кремлевской церкви Рождества Богородицы.

Если Куликовская битва произошла на том поле, которое сегодня находится в Тульской области на берегу Дона, то погибших богатырей более 300 верст должны были везти до Москвы. Почему об этом факте ни в «Задонщине», ни в «Сказании о Мамаевом побоище» нет. Если учесть, насколько щепетильно к вопросу захоронения покойных относились наши далекие предки из эпохи Куликовской битвы, то этот факт должен найти отражение в старых текстах. Или они тоже переписаны в эпоху Романовых?

Есть и еще одно обстоятельство. Современный русский текст «Задонщины» как правило публикуется в переводе В.Ф. Ржиги, того самого, кто открыл в начале ХХ века Ивана Пересветова, писателя-публициста эпохи Ивана Грозного, и отразил это в монографии. С его подачи мир узнал о публицисте XVI века.

Каким-то образом потомки прославленного брянского богатыря Пересвета оказались литовскими подданными, но по языку, по характеру и по духу по-прежнему считали себя русскими. Уже такая постановка вопроса свидетельствует о более позднем написании биографии Ивана Пересветова, когда Литовское княжество определили в качестве многовекового врага и притеснителя Руси и когда стала известной та версия истории, которая была создана Г.Ф. Миллером, А.Л. Шлецером и которую Н.М. Карамзин сделал общеизвестной.

В доромановскую эпоху Литовское княжество было таким же русским, как и Московское, у него были тот же герб, те же символы власти, вся документация велась на русском языке, а население говорило по-русски.

Нет и никогда не было летописей на литовском языке. Это все придумано позднее. А это значит, что биография Ивана Пересветова замешана на солидной порции лжи.