Мне не хватило ума порыться в старых пластинках, чтобы найти зеленый конверт с надписью «Лейся, песня!» Тот самый, где на обложке был снимок всей группы во главе с ее руководителем. Я тщетно пыталась спрашивать у друзей и знакомых, кто – этот человек?
– Какой-то эмигрант, – вяло отвечали мне.
Почему-то казалось, что он должен был когда-то жить в Одессе. Наверное, потому, что на кассете была пара песен об этом городе. Но голос и то, о чем человек пел, как-то мгновенно просачивались в душу и брали ее мягкой лапой. Утром первым делом я нажимала кнопку магнитофона. И становилось весело, немножко романтично, а, в общем, становилось мне – в самый раз.
И еще на кассете, которую мне принесли, было небрежно написано карандашом «Шуфутинский». Без имени и прочих опознавательных знаков.
Много позже я найду зеленый конверт студии «Мелодия» и подивлюсь собственной забывчивости. Вот же он – худенький чернявый художественный руководитель популярного в 70-х ВИА «Лейся, песня!» Михаил Шуфутинский. Но все это будет потом. А имя своего любимого исполнителя-эмигранта я увижу на афише только в 1990 году. И куплю билеты во второй ряд, и побегу за кулисы после концерта, и услышу:
– Интервью? Конечно! А давай – завтра?
Завтра в течение трех часов Шуфутинский расскажет мне обо всей своей жизни, об эмиграции, и о том, что когда-то работал в Тульской филармонии. И будет хлопотать, как курушка, над цветком, который я принесла ему в знак признательности и зрительской любви:
– Господи! Ну, куда же его поставить?
Он пригласит меня на концерт в Москву: первый столичный концерт после большого гастрольного тура по стране, после долгих лет в эмиграции. А я дам обещание приехать и обязательно привезти ему номер газеты с моей статьей.
Есть множество интересных артистов, за творчеством которых мы с удовольствием наблюдаем, сидя дома у телевизора. И нам этого – достаточно: одного-двух номеров в «сборном» концерте, которые непременно показывают в выходные дни, или – смонтированной телережиссером сольной программы, посвященной какой-либо дате. Мы не ощущаем жгучего желания увидеть и услышать его «живьем», мы не бежим в кассу, едва лишь объявят о предстоящем выступлении.
А есть артисты – любимые. О которых хочется все знать. И тогда мы судорожно листаем таблоиды, в поисках хоть крошечной заметки. И еще на них хочется посмотреть в непосредственной близости и пообщаться. Нет, я не говорю сейчас о такой прослойке населения, как фанаты. Да, они ездят за своими кумирами по городам и весям, караулят их сутками у дома, находят номера телефонов. Есть в этом известная крайность, но речь не о них. Обычные нормальные поклонники за общением приходят на концерт. И информации об артисте, его творческой и личной жизни, которую можно здесь получить, им вполне хватает.
Любой артист всегда споет новые вещи: «из альбома, который я сейчас записываю», что-то расскажет в паузах между номерами, да и вообще многое становится ясно из манеры держаться на сцене, костюмов, которые человек для себя выбирает, того, как он строит программу, умеет ли владеть вниманием публики в течение двух-трех часов. А это, поверьте, очень сложно.
Но и они – артисты к нам – публике относятся совершенно по-разному. Это – факт. И все это тоже можно понять на концерте.
А ведь интересный перевертыш: для зрителя – событие и праздник, а для них – суровые будни…. Из города в город, изо дня в день. Это же с ума сойти можно! И если мы уходим с концерта разочарованными, недополучившими, а если еще засекаем, что несколько вещей исполнены под фонограмму?
– Конечно! Они – звезды, а мы для них – провинция. Наверное, в Москве они себе такое не позволяют. А здесь можно и халтурить, – думаем мы.
Но дело совершенно не в этом. Не в разнице между столицей и провинцией и наличием либо отсутствием «фанеры». Есть артисты и личности, профессионалы высокого класса, для которых концерт – это точно такое же общение, как и для нас, зрителей. И для них совершенно нормально видеть не просто публику, а лица в публике, слышать реакцию, придумывать какие-то «фишечки», доносить смысл сказанного и спетого. А есть много-много исполнителей-«шкурок»: оболочек, под которыми – пустота. Телевизор умеет скрыть и раскрасить эту пустоту. А на живом концерте нас обмануть не только трудно, но и невозможно.
Несколько лет назад я очень заинтересовалась творчеством одной восходящей рок-звездочки. Была в девушке искренность, был манок, было приятно слушать ее песни. Но на ее сольном концерте я взвыла уже после третьего хита, настолько все это было плоско и однообразно.
Хотя девушка самовыражалась изо всех сил. «Мечется по сцене какая-то непристойная лохань», – написал по аналогичному поводу наш классик Салтыков-Щедрин.
Есть, есть, дорогие граждане, и такие еще исполнители. Две-три песни на диске, один клип – и все это вполне удобоваримо и потребляемо. Но в больших количествах – минуй нас пуще всех печалей! Хочется в буфет: к пиву и бутербродам. Хочется позвонить родителям…. А что еще делать-то от скуки?
И вовсе это не телевизор развратил нас. Хорошие и плохие артисты были, есть и будут. Во всех жанрах и музыкальных направлениях. И будет наша любовь к ним. Или недоумение и разочарование, впечатление того, что нас обманули.
Первый приезд Пугачевой в Тулу. Пять дней – битковые аншлаги на центральном стадионе, который, как всем известно, вмещает двадцать три с половиной тысячи зрителей. Она вышла в центр футбольного поля, переждала овации и запросто сказала в микрофон:
– Я бы хотела спеть вместе с вами! Давайте сделаем так: я пою куплет, а вы – припев. Договорились?
– Да! – проорал в ответ стадион.
– Ну, а слова вы все знаете, – махнула она рукой.
И запела безо всякого музыкального сопровождения: «Жил-был художник один»…. Наступило время припева, и она замолчала. Но зрители на стадионе продолжили за нее. Причем, каждый – вполголоса, про себя, как естественное, как дышать… Я никогда больше не слышала стадиона, поющего – так.
«Миллион, миллион, миллион алых роз», – шептал за Пугачеву целый стадион. А она продолжала: и второй куплет, и третий. И зрители, оправившиеся от этого, первого шока, тоже пели с ней. И для нее. Ну, почему же не спеть для нее, когда она уже столько лет – вся нараспашку для нас!
Я своими глазами видела, как плакали, и улыбались, и тоже пели большие мужики в парадно-гостевой ложе. И даже если бы после этой одной-единственной песни не было больше ничего, все равно этот концерт можно было назвать состоявшимся.