10 б
Когда надоело каждый день жевать резину, я обратился к этой труженице с сердечной просьбой:
- Вы не могли бы приготовить мне сегодня спагетти с фаршированным мясом?
Она улыбнулась, кивнула и томно опустила взор.
Надо сказать, что в помещении самой столовой я ел только в самые первые дни, когда обитал в госпитале в единственном числе. С появлением Салхи я это прекратил, и не ел там больше никогда и ничего. Водить туда Салху было бы неправильным. Готовую еду из кухни я забирал сам и шел с ней наверх. Заказанные блюда на кухне кладут в герметично закрывающиеся термосы небольших размеров, внешне напоминающие кастрюли, только с ручкой на крышке. Так ее удобней транспортировать, как в наших «судках». Я никогда ничего не проверял предварительно, и открывал термос только уже по приходе к себе в комнату. И за все это время я сделал для себя немало всяких «открытий».
Вместо заказанного и обещанного риса мог оказаться картофель или бананы. Вместо рыбы – цыплята, или наоборот. Были и такие дни, когда про мой заказ просто забывали, и приходилось есть то, что осталось на кухне недоеденным после госпитального трудового дня, а порой и просто чай с хлебом.
Вечером в тот день мы с Салхой, вместо заказанных спагетти, ели рыбу с чипсами. К рыбе, напоминаю, у меня страсть. Но когда ее ешь каждый день, или изредка разнообразишь, ломая зубы о цыплячьи кости, очень скоро эта страсть начинает гаснуть и со временем превращается в лютую ненависть.
Наутро я спросил ту мадам, как ей удалось так вкусно перепутать блюда. Она извинилась, сослалась на свою забывчивость из-за обилия работы, и пообещала сегодня же исправить эту досадную оплошность.
Вечером, открыв термос, я обнаружил на его дне необильную кучку макарон, смешанных с тушеной капустой и приправленных мелкими костями. Я попросил Салху вернуть это варево в столовую, а сам принялся за приготовление бутербродов, предварительно включив чайник. Салха в столовой ни с кем препираться не стала и быстро вернулась, прихватив с собой две бутылки «пепси». Чай в тот вечер нам не понадобился.
Утром я опять, с вежливой улыбкой на устах, обратился к томному взгляду:
- Извините, мадам. Вы так давно не видели спагетти, что, видимо, уже и не помните разницы между ними и макаронами. Единственное, что их объединяет, это один и тот же исходный материал для изготовления. Но спагетти отличаются от макарон тем, что решительно нет никакой возможности их продуть. Они по конструкции больше напоминают шнурки, помните?
- Да-да, я помню. У меня просто оставалось немного макарон, и я решила их использовать. Но сегодня все будет так, как вы просили.
- Если у вас такая великолепная память, то вы должны помнить и еще одну истину: отварные макароны никоим образом не сочетаются с тушеной капустой. Только со свежей. Но в тушеном виде там неплохо смотрится морковь. Особенно, если вместо костей туда добавить майонез «Провансаль».
Интересно, какое из двух последних слов показалось ей незнакомым, если она так долго на меня смотрела? Но поскольку я улыбался, она, в конце концов, улыбнулась тоже и сказала таким тоном, как будто сломалась на интим:
- Сегодня. Обещаю.
В тот вечер я, наконец, получил спагетти. Полный термос. Килограмма три. Видимо хотела сказать: «На, и обожрись!». Единственное, чем они были приправлены, это сахар. В невероятном количестве. Сдобу я с детства презираю, в чем Салха почти совпадала со мной. Она с голодухи все-таки немного пожевала, но много этой «птичке» никогда и не требовалось.
Бутерброды с чаем все-таки неплохая вещь. Настоятельно рекомендую.
- Мадам, вчера вечером я не стал есть то, что предназначалось на завтрак для целого класса школы-интерната, - сказал я ей утром, поставив термос на стойку. - Прошу убедиться, - открыл я термос и показал его содержимое. - И поскольку это так, прошу переложить оплату этого блюда на плечи администрации потребителей.
- На вас не угодишь, - проворчала она. - Ничего из всего, что мы готовим, вам не нравится.
- А вы что-то готовите? - изобразил я на лице крайнюю степень удивления. - В таком случае у вас несколько искаженные представления о процессе приготовления еды, мадам. У меня есть предложение: давайте я сегодня на выбор приготовлю вам одно из блюд, и по ходу этого процесса буду подробно описывать вам технологию с исчерпывающими ответами на все ваши вопросы. Если не подхожу вам я, это может сделать Салха.
- Мы так не можем. Администрация будет против.
- После того, чем мы угостим администрацию, она уже никогда не будет против.
Она несколько секунд помолчала, лихорадочно переводя взгляд с одного предмета на другой, потом на меня, затем опять на предмет. Я сообразил, что ее пугает перспектива утратить рейтинг, а может быть и проиграть своеобразный конкурс, участие в котором я ей предлагал. Нужно было подтолкнуть.
- Если вы в чем-то не уверены, я могу договориться об этом и с администрацией, и с самим д-ром Масау.
- Нет, не нужно, - испугалась она, что в таком случае ей придется неизбежно смириться. - Пусть Салха придет завтра часа в три-четыре, к концу дня.
- Почему не сегодня?
- Сегодня только пятница. Народу много.
- Хорошо. А на сегодняшний вечер прошу приготовить жаркое - отварную картошку с мясом. Такая возможность у вас есть?
- Да. Но у меня остались спагетти... - как-то не очень уверенно сказала она.
- Они меня утомили. Я хочу сделать маленький перерыв. Завтра Салха покажет вам, как это делается по всем правилам. А сегодня картошка с мясом, идет?
Вечером мы с Салхой жевали чипсы с ливером (читай – требухой). Правда, «ливера» было непривычно много. Все-таки серьезный диалог – прямой путь к началу радикальных перемен.
- Вы знаете, - сказала мне утром «мадам», ставшая за последние 3 дня уже ненавистной, - мы решили сегодня приготовить пилау, так что Салхе приходить не обязательно.
«Выкрутилась, сука!», - мелькнуло в голове.
- Ну, если сегодня пилау, то может быть завтра?..
- А завтра – воскресенье, поэтому опять будет пилау.
- Два дня подряд пилау?
- Но люди-то будут другие. Одна смена уйдет, придет другая. Посетители тоже, - беззастенчиво улыбалась мадам во всю ширину своей, и без того широкой, физиономии.
- А больные?
- А они на диете. Они едят кашу, и чаем с молоком запивают.
Мои аргументы иссякли.
Вечером мы ели тот самый «пилау», представлявший из себя рисовую кашу с костями и двумя-тремя кругляшками морковки.
- Интересно, - задал я Салхе риторический вопрос, - они знают, что такое «пилау»?
- Вряд ли. Для них главное, чтобы платили.
- Сволочи, - процедил я сквозь зубы. - И это жрать два дня? Никогда. Завтра я сам приготовлю плов. Я покажу им, как это делается.
- Я тоже могу им показать. Я дома часто готовила. По-арабски. Никто у нас в семье так готовить не мог, как я.
- Мы пойдем вместе.
Назавтра я в сопровождении Салхи отправился на кухню, вооружившись узбекским ножом и чисто русской самоотверженной решимостью. Завидев меня с «холодным оружием» в руках, работники кухни срочно разбежались по своим делам, а «шеф», слегка побледнев, села на мешок с сахаром и уставилась на меня немигающим взглядом. Когда я попросил дать мне все составные части моего будущего шедевра, она некоторое время молчала, лишь переводя взгляд с моего лица на мои же руки, а потом прошептала, что у нее столько нет. Но мы втроем – я, Салха и матово поблескивавший нож - все-таки выторговали у нее три крупных морковины и четыре луковицы, после чего она стала о чем-то длинно переговариваться с Салхой на суахили. Минут через десять такого диалога, когда я уже нарезал и лук, и морковь, Салха потянула меня за руку, сказав, что мясо еще не привезли, поэтому делать на кухне нам пока нечего.
Уже в нашей комнате мы продолжили разговор. Салха поведала мне, что эта мадам пришла в ужас от такого растранжиривания продуктов. Она убеждала Салху, что есть огромная разница между пловом для дома и семьи, и пловом для продажи.
- Убей, не вижу разницы, – возмущенно спорил я. - Плов, он и есть – плов. Даже для того, который для продажи, существуют свои нормативы. Меняется, да и то в разумных пределах, только качество продуктов и количество всевозможных добавок. Неужели они не понимают, что экономить надо на дорогих компонентах, а не на качестве и количестве того, что почти ничего не стоит.
- Оставь их в покое. Это их бизнес.
- Бизнес делается за счет конкуренции на качестве, а не за счет обмана и обкрадывания потребителей. Если они один раз приготовят плов добросовестно, назавтра сюда прибежит полгорода
- Я все понимаю. Но им ты этого не объяснишь. Они работают так, как привыкли, как их научили. И не ходи туда больше сегодня. Не пугай их. Я сама пойду и все приготовлю. Жди меня здесь.
- Подожду, но только предварительно принеси для меня джин-тоник. Самые сложные задачи в мире – ждать и догонять. На трезвую голову они невыполнимы.
Не знают в Африке ни наших пословиц и поговорок, ни «крылатых» выражений.
Плов у Салхи действительно получился неплохой. Добавлю нескромно, что он получился бы еще лучше, если бы приготовил его я. Не раз проверено. Но и этой перемены было достаточно, чтобы люди просили и добавки, и повторить через несколько дней, хотя бы в следующее воскресенье.
- Вы что-нибудь поняли? - Спросил я у «мадам» с утра пораньше в понедельник.
- Да, - коротко ответила она. - Получилось вкусно.
Кажется, это было единственным, что она поняла.
- Да, он вкусней, чем все, что я ел у вас до этого под тем же названием. Но сегодня спагетти с фаршированным мясом, - заказал я ужин, а потом уточнил. - Не с костями или требухой. С мясом. Вы помните, что такое – мясо?
Она улыбнулась.
Такого бешенства, как в тот вечер, я за собой что-то и не помню. Пожалуй, только в тот день, когда тот арабский ублюдок отключил у меня в доме свет. Когда я открыл принесенный термос, я обнаружил в нем вчерашний плов вперемешку со спагетти. Причем, спагетти я насчитал девять штук. Правда, немного длинней, чем средних размеров. Но за то, мяса не было совсем.
Я снова закрыл термос, схватил его и, хлопнув дверью, помчался на кухню. Когда я влетел туда, работники, включая и объект моего поиска, шарахнулись врассыпную. Мадам, правда, вскоре застыла в растерянности в дверях, не решаясь оставить меня среди продуктов и готовых «блюд». Но когда я посмотрел на выражение ее лица, моя агрессивность как-то сразу улетучилась сама. Бывает со мной такое. Некоторые выражения женских лиц иногда напрочь стирают мой гнев. Я остановился перед ней, некоторое время молча разглядывал, а потом сказал:
- Ты знаешь, ты такая идиотка, что мне тебя даже жалко. За каким чертом тебе понадобилось насыпать мне вчерашний плов?
- Ну вы же сами сказали, что он вкусный. Вот я и хотела сделать вам приятное.
- Я в прошлом месяце ел здесь очень вкусный хлеб. Им ты тоже будешь меня сегодня угощать? Я почти неделю выпрашиваю у тебя обыкновенные спагетти и ничего не могу добиться. Сейчас сюда придет Салха и сама все приготовит, о’кей? И если я не получу сегодня нормальные спагетти, завтра я порву тебе жопу. Поняла, дура!? - резко повысил я голос на последней фразе.
Грохнув нетронутым термосом о стойку, я быстрыми шагами покинул столовую, не сказав больше ни слова.
В тот день мне удалось, наконец, добиться вожделенных спагетти, приготовленных Салхой именно так, как я и хотел. Но с того дня я больше ни о чем столовую не просил и никаких заказов не делал. На фоне моей апатии им удалось выработать у меня этот условный рефлекс. Я просто стал брать то, что есть. Но через некоторое время шеф принял на работу одного немца в качестве менеджера госпиталя, и ситуация стала круто меняться без всякого моего вмешательства. Улыбчивый и многословный герр (или херр?) в считанные дни навел такой «шухерр», что многие вытягивались в струнку при одном его появлении, хотя никто этого и не требовал. Все стало и серьезней, и целесообразней, и аккуратней, и вкусней. Европа...
Единственным развлечением, которое у меня оставалось, был телевизор. Я принципиально не смотрю ничьи сериалы, после тех первых, которые нам показывали лет двадцать назад. Все наши DVD я уже пересмотрел, а новые покупать не имело смысла, потому что это была или китайская халтура, смотреть которую просто невозможно, или повторявшиеся наборы фильмов с включением трех – пяти новых лент. Меня больше интересовали новости, познавательные передачи типа «Дискавери», документальные фильмы о людях, о национальных традициях и прочем.
В один из вечеров меня позабавил показанный по TV рассказ о масае, которому исполнилось 106 лет. За свою жизнь он имел 30 жен, причем многих из них одновременно. У него на тот день было более 250 детей, и одна из школ, в которых учились его дети, целиком состояла из его потомства. А самому младшему было всего 4 года. Некоторых своих детей он не мог вспомнить.
Интересно, есть ли у него «конкурент» на Кавказе? По возрасту наверняка, а вот со всем остальным, думаю, что вряд ли.
Еще одна передача, несмотря на свою трагическую изнанку, немало меня насмешила. Это был репортаж из какой-то танзанийской деревни. Одного из ее жителей утащил крокодил. Они возбужденно об этом рассказывали, показывали то место, где это произошло. Отдельно показали рыдающую вдову с детьми. Передача закончилась разъяснительной беседой с жителями деревни, которых несколько раз предупредили об опасности приближения к реке. Этот репортаж напугал только жителей городов. Число выезжающих «на природу» резко снизилось. А вот для жителей деревень, пользущихся лишь информацией, которая передается из уст в уста, особенно после того, как разнесся слух о приезжавших людях с камерами из города, вся эта суета сыграла роль рекламного ролика. Назавтра жители и этой, и соседних деревень высыпали на берег реки, посмотреть на крокодилов. В результате недосчитались еще пятерых.
А один из репортажей в программе новостей поверг меня чуть ли не в шок. Там показали натурального «зомби», который будучи за месяц до этого похороненным родственниками в сопровождении чуть ли не всей деревни, объявился в соседнем селе, где прирабатывал на ферме. В интервью он сказал, что плохо помнит, что с ним произошло, но какая-то внутренняя сила сказала ему, что он должен прийти в это село и работать здесь. У него почти не было мимики, и его речь была какой-то монотонной. Он ходил в сопровождении полиции, которая и доставила его домой. Если бы я не видел этого своими собственными глазами, никогда б в такое не поверил.
Однажды в воскресное утро в дверь моей комнаты осторожно постучали. Я открыл и увидел одного из наших секьюрити. Он поздоровался и заговорил на суахили. Поскольку понять его я не мог, я позвал Салху. Выслушав визитера, Салха в обалдении посмотрела на меня.
- Он говорит, что внизу нас хочет видеть какая-то южноафриканская женщина.
Мы уставились друг на друга, думая об одном и том же. Очередной визит Элеоноры я категорически отвергал всем своим существом. Моих нервов на все это уже не хватало.
- Если я пойду, я за себя не ручаюсь, – сказал я, еле сдерживаясь. - Пойди и скажи ей, чтобы не показывалась мне на глаза, а охране передай, чтобы ее на порог больше не пускали. Пусть идет и объяснится с той хозяйкой, которую она обобрала. Сволочь!
Салха оделась и вышла, но минут через пять вернулась.
- Это не Элеонора. Это та женщина с ребенком, которую мы видели в кафе. Она хочет с тобой поговорить.
- О чем?
- Она хочет, чтобы ты забрал ее дочь. Она снова беременна, а кормить двоих не сможет. Просит только ей немного заплатить.
Я смотрел на Салху в полном трансе, не в силах что-то произнести. Неистовый хаос чувств трепал меня так, как ураган треплет старую тряпку. Наконец я не выдержал:
- Она что, круглая идиотка?! Это же живой ребенок, это не кукла! Здесь вообще есть хоть один нормальный человек! Вся Африка будет напропалую перетрахивать друг друга, а я должен вскармливать и воспитывать ее новое поколение?! Иди и скажи, пусть идет на х!.. Безумие какое-то! Торговать детьми! Да даже, если бы я тоже сдвинулся крышей и пошел на такое, что бы я потом делал? Кто мне даст документы на африканского ребенка? Кто мне разрешит вывезти ее из страны? Бросать на улице, как это делают все они? Или навесить на тебя? Пусть идет к ее отцу, тому ё...рю! Иди и скажи, пусть идет ко всем херам! Пусть идет,.. идет,.. идет... к е...й матери, в жопу, в п...у! Иначе я сейчас спущусь и набью ей морду! ****ь поганая!
Мои слова кончились. От возмущения я не только онемел, но и почувствовал какую-то слабость, из-за чего вынужден был сесть в кресло. Меня мелко трясло.
Салха тихо вышла. Я выкурил подряд две сигареты. Потом, несмотря на утренний час, налил себе своего коктейля, недопитого накануне, и всадил его себе в глотку. Еще только через полчаса я почувствовал себя лучше. Но всякий раз, когда я вспоминаю эту историю, ко мне по сей день возвращается почти то же ощущение слабости.
Через несколько дней после этого эпизода, среди недели, я встретил в коридоре госпиталя того самого русскоязычного Джексона, с которого началась моя Танзания. Мы разговорились. Я с тоской во взгляде поведал ему о моем глубоком разочаровании и в самой стране, и в Даре, и в этом глупом госпитале.
- Вам надо работать в государственном учреждении, – сказал он мне. - Здесь вы вынуждены быть исполнителем чужой воли. Никто из иностранцев в частных госпиталях не работает, только в государственных. Там все делается по законам. Там и квартиру дают и машину. И зарплата для иностранцев там гораздо выше, - подал он мне «идею», которую мне почти три года назад вдалбливал еще Шухрат.
- А что ж ты с самого начала мне это не организовал? - делано возмутился я.
- Мы же тогда были не знакомы, - посмеялся он, оценив мою шутку.
Внезапно меня озарило неплохой, чисто русской идеей. Несколько мгновений я смотрел на него, как бы примериваясь, стоит ли «игра свеч», а потом, все же, решился:
- Джексон, давай как-нибудь на досуге посидим за столом, как все нормальные люди. Ты же знаешь, что русские без этого не живут. Скажи мне день, когда ты сможешь прийти ко мне вечером, и я приготовлю все, что нужно.
- Я приду в субботу, - определил он свои возможности через долю секунды.
- Что ты обычно пьешь?
- В Танзании – пиво, иногда – виски или джин. В России, как и все студенты, пил разные вина и водку. Для меня большой разницы нет.
- Ну и замечательно. Но в Африке водку я не пью. Виски мне не нравится. Вина стоят дорого. Поэтому мы будем пить джин с тоником, идет?
- Еще как идет!
На том мы временно и расстались.
Я всерьез задумался над информацией, которую когда-то получил от Шухрата, и которую Джексон сейчас освежил в моей памяти. И думаю об этом до сих пор. Идея неплохая и главное - перспективная.
Ну так как, Илья Николаевич, по домам или продолжим репортаж из дурдома?