Танки на крышах. Ч. 2. Гл. 2

Влад Васильченко
                Г л а в а   2

         По субботним вечерам и воскресеньям мы продолжали ходить в одно из кафе, но настроение у Салхи вскоре стало меняться с каждым нашим следующим визитом, и она в конечном счете попросила меня найти какое-нибудь другое место.
   - А что тебе не нравится здесь? - удивился я.
         Главным преимуществом этого кафе было то, что оно располагалось близко от госпиталя. Кроме того, оно выглядело самым приличным из числа всех других в округе. Покрытая мраморной плиткой площадка под густыми деревьями, часть – под навесом из тростника и соломы. Довольно ухоженное и красиво оформленное в дизайне. С постоянно негромко звучавшей музыкой, не мешавшей спокойной беседе. Все было открытым, и гулял ветер. Кроме того, две официантки кафе и один работник расположенной там же кухни стали вскоре чуть ли не нашими друзьями, и когда видели нас еще издалека, начинали махать руками и бросались врассыпную, чтобы приготовить и столик, и привычный набор блюд и напитков. Официантки с первых дней нашего появления в этом кафе жестко конкурировали между собой за право обслуживания нас. Одной из них, довольно симпатичной и улыбчивой особе лет двадцати по имени  Анита, я отдавал предпочтение, чем вызывал у Салхи если не открытую ревность, то повод для мелких подозрений и язвительных саркастических намеков, в частности потому, что изредка, при встречах, посылал Аните  воздушные поцелуи. Но поскольку я почти круглые сутки был на глазах своей Дюймовочки, дальше этого дело не заходило.
         Для Аниты мое имя было непроизносимым, поэтому как только мы достигали порога, она кричала на все кафе:
   - Валу! - и кидалась нам навстречу, привлекая внимание посетителей.
          Такой ажиотаж вокруг нас объяснялся отнюдь не тем, что от нас исходили флюиды какого-то особого обаяния. Просто покидая бар, я всегда оставлял и ей, и остальным, если ее не было, «чаевые» в количестве, примерно втрое превышавшем то, что им давали другие.
         С ее подачи, кстати, вскоре так стали называть меня и все другие официантки, потом сама Салха, а уже после нее и половина сотрудников госпиталя. В отместку я стал называть это кафе рестораном «Анита». Очень быстро это название стало весьма популярным среди посетителей, из-за чего изменилась даже походка самой обладательницы этого имени. Но вскоре у нее начались мелкие конфликты с хозяином, которые с течением времени участились, стали более шумными и приобрели более жесткий характер. Кончилось тем, что однажды она получила от него хорошую взбучку, забеременела и ушла в декрет.
         На всем этом фоне недовольство Салхи выглядело для меня непонятным и упрямым детским капризом. Поначалу я относил это к тому, что она меня все-таки ревнует, и как мог убеждал ее, что я тут ни при чем, что к анитиному недоразумению никакого отношения не имею, и вообще от воздушных поцелуев еще никто не забеременел. Но вскоре стало ясно, что дело совсем в другом. На все мои вопросы она коротко отвечала:
   - Не хочу, и все. Не спрашивай.
         Я не стал влезать ей в душу, как впрочем поступаю всегда. Придет время, все само прояснится. Так и произошло. Много позже, когда мы уже приглядели другое место, и она стала успокаиваться, я разговорил ее. Она рассказала, что одна из официанток, по имени Рехема, стала ее «продавать».
         Богатые клиенты, которых в кафе всегда было много, но которых я не замечал, видя частенько Салху в моем сопровождении, загорелись к ней трепетным сексуальным чувством. А поскольку подавляющее большинство официанток в Африке исполняют еще и обязанности проституток, к ним часто обращаются завсегдатаи баров, кафе и ресторанов с предложениями подзаработать еще и на сутенерстве. Рехема, в своем фанатичном стремлении получить соответствующую мзду, из кожи вон лезла, чтобы выполнить просьбу какого-то сексуально неуравновешенного лица. Она «достала» даже меня, когда я еще несколько раз притаскивал туда Салху с целью что-нибудь выяснить. «Лицо» это так и осталось мне неведомым, несмотря на мои настоятельные просьбы показать. А Салха просто послала ее на суахили, но – куда, уточнять не стала. Это предназначалось не для моих ушей. Есть, оказывается, и у них «словечки».
         Смена кафе дала только временную передышку. Вскоре уже в другом заведении подобного типа все обернулось тем же.
   - Да что ж это за страна такая!? - возмущенно воскликнул я как-то, когда мы вновь бродили по округе в поисках спокойного места. - Сплошные сексуальные маньяки.
   - Это здесь, а на улице? - ответила Салха. - Я каждый раз отбиваюсь, когда хожу на рынок или в магазины. По дороге водители, в основном арабы и индийцы, буквально через один останавливаются и предлагают подвезти или сразу жениться. Обещают подарить и дом, и машину, и много денег, и все что угодно. Спрашивают номер телефона, познакомиться хотят. Но я-то знаю, что им нужно. Так уже надоели, хоть из дома не выходи!
   - А что, это неплохая идея, – сказал я в шутливом тоне, хотя в душе понимал, что ничего этого я сам дать ей не смогу никогда. – Выходи замуж, и будет у тебя сразу и дом, и машина, и прочие блага, не считая денег.
   - Знаю я их блага, – ответила она, не обратив внимания на мой тон. – Они все покупают на свое имя, и когда женщины им надоедают, они их просто выгоняют.
   - Но ведь существуют суды, – вспомнил я наши бракоразводные процессы.
   - Арабы разводятся без всяких судов. По их вере нужно всего лишь три раза повторить слова: «Ты мне больше не жена». А бывает, что просто обманывают. Приходят и просят, мол, можно ли воспользоваться машиной всего на час. Зачем ей отказывать? А он сел и уехал с концами. То же и с домом. Приходят его друзья, как будто из полиции, проверяют документы. А потом выкидывают  ее на улицу вместе с вещами. В суд она обращаться не станет, во-первых, потому, что ее имя в документах не упоминается нигде, а во-вторых, потому, что денег у нее для суда все равно не найдется. Еще и посадить могут за то, что в чужой дом влезла.
   - Классная у них религия. И законы изумительные, – единственное, что мне оставалось сказать.
         Только в четвертом по счету кафе мы относительно долго чувствовали себя спокойно, но в конечном итоге все опять повторилось. Сначала, правда, официантки, сраженные моей «золотой» улыбкой, просили Салху прислать как-нибудь в кафе меня одного, без ее сопровождения. Но во-первых, я уже достаточно хорошо знал гипнотическое воздействие своих зубов на африканское население, а во-вторых, уже и не помнил, куда и когда ходил без своей малышки, поэтому переводил все в шутку: 
   - Что мне там делать без тебя? Если потом не ты, а кто-нибудь другой будет тащить меня на себе, кто знает, куда меня унесут?
         Но она и сама не собиралась давать кому-то возможность пытаться меня охмурить. А недели через три и в этом месте началось то же самое. Здесь к ней  напрямую, уже без посредниц, стал приставать один профессор университета. Ко мне он относился с крайней приветливостью и почтением, но с первых минут сообразив, что я не понимаю суахили, стал вести с Салхой целые переговоры. Она отбивалась сама и долгое время ничего мне не говорила, но поскольку после трех предыдущих мест опыт у меня уже имелся, я скоро сам все понял по выражению ее лица и возраставшему нежеланию посещать это место. С профессором мы расстались. 
         Но были домогательства и совершенно другого рода. Иногда, после работы, но чаще по воскресным дням, мы прогуливались по улицам в ближайшей округе просто из желания не сидеть на одном месте. Дважды, проходя сквозь квартал, мы случайно оказывались во дворах исламистских школ, где натыкались на воспитателей. Их возмущало и коробило то, что  молодая девушка танзанийско - арабской внешности, с неприкрытыми лицом и головой, да еще и в джинсах, прогуливается здесь с пожилым белым человеком, совершенно не думая о том, каким развратом это является для их учеников. Они что-то громко и строго выговаривали ей на суахили, и она быстро уводила меня оттуда, никак и ничего не объясняя. После второго такого эпизода я все-таки настоял, чтобы она мне передала содержание прозвучавшей только что отповеди. Я тогда захотел возвратиться к тому последнему «обвинителю» и кое-что разъяснить ему без всякого суахили. Тем более, что мы с ним были примерно одного возраста.
   - Оставь его в покое, - сказала она. - Это не имеет смысла. Здесь таких десятки, а может и сотни.
   - Но ведь это Танзания, твоя страна! Почему вы позволяете арабам и индийцам так себя вести? Они же очень скоро захватят здесь все, и вы у них будете только на побегушках. Одна эта «мисс Танзания-2007» чего стоит*.
   - Уже слишком поздно. Они и так здесь уже несколько веков всем руководят. Значит такова наша судьба. Белых не любят, а эти как родные. - грустно сказала она.
-------------------------------------------------
         * - В конкурсе «Мисс Танзания – 2007» победила индианка.

         Поскольку с деньгами я теперь чувствовал себя поспокойней, я позволил себе делать разные мелкие приобретения. Сидя в кафе, мы постоянно видели уличных торговцев всяким недорогим ширпотребом, пристававших к посетителям. На первых порах я от них отмахивался, но вскоре стал изредка покупать нужные в доме штучки: фонарик, пару ручек, два полотенца, носовые платки.
         Меня долго соблазнял торговец ручными часами. Опираясь на свой жизненный опыт, я упорно отказывался, но вскоре «сломалась» Салха. Ей понравились маленькие часики на очень красивом, но слишком широком для таких часов металлическом браслете. Торговалась она сама, поэтому их стоимость, в конечном счете, оказалась примерно, как цена двух пачек сигарет. Поддавшись Салхиным уговорам, и с учетом смешных цен, я «сломался» тоже, купив часы и себе. Сначала «Ориент», затем «Сейко», потом «Ролекс», потом еще одни с незнакомым названием, затем еще одни. Не в один день, конечно. Каждые из этих часов останавливались или сразу по моем приходе домой, или через несколько дней, но «жили» не больше одной недели. Все их я возвращал торговцу, сопровождая соответствующими комментариями, но подталкиваемый Салхой, всякий раз брал другие, правда, с небольшой доплатой. В конце концов, я вернул ему пятые по счету часы и сказал, что дарю их ему и что никаких денег с него назад не требую. Единственная у меня к нему большая и сердечная просьба: больше ко мне не подходить. Он пообещал и честно сдержал свое слово. Через месяц встали и Салхины часики, но она упрямо продолжала носить их просто как браслет.
         К октябрю с помощью Салхи я приобрел небольшой телевизор и DVD-плейер. Теперь у нас появилась музыка и возможность смотреть фильмы. Можно было никуда не ходить, а в выходные закупать все, что нужно для маленького праздника и уютно сидеть в «доме». Но вскоре мне, как и любому нормальному человеку, осточертели одни и те же четыре стены, и  захотелось расширить пространство.