СЕРГЕЙ БАРАНОВСКИЙ - http://proza.ru/avtor/sergunchic - ПЯТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 01» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ
(маленькая серенада)
Тиль, мне пора…
На озере ещё темно. Ты сейчас спишь. Как обычно – без всего, уткнувшись носом в подушку. Я спою тебе колыбельную? Говорят, в них слышен стук сердца. Почему только детям дарована такая защита? Взрослым тоже, порой, тяжело живётся. Ты услышишь, я знаю. Вот сейчас разберусь со своим рыболовным хозяйством, устроюсь поудобнее. Ждать придётся долго. И спою. Это тоже, знаешь ли, целая наука – ждать. Если я не буду вытаскивать снасть из воды, то червяк сползёт или отойдёт в мир иной, каша размокнет и отвалится, леска запутается, да и сам я могу уснуть и навсегда замёрзнуть этим холодным утром. Каждую минуту проверять? Никакая рыба такого неуважения не потерпит. Даже самая глупая уплывёт куда подальше. Ведь правда? Вот, сижу и жду. Проверяю не часто. Но проверяю иногда.
Набираю знакомый номер. Слышу твой голос и, прикрыв трубку рукой, говорю: «У аппарата Робинзон Крузо. Не хотите ли стать моей Пятницей, сударыня? Я не стал бы вас напрягать – построил бы отдельную хижину на берегу Океана». Слышу твой вздох. И представляю твою ни на чью не похожую улыбку. Верхнюю губу ты накладываешь на нижнюю, и получается, скорее, ужимка. Как у обезьянки. На таком идеальном, почти иконописном лице эта улыбка – как маленький смешной подарок.
"Я не ваша Пятница, Робинзон; простите меня за это", - звучит мне в ответ твоё вишнёвое, почти мужское контральто.
Да, ты не моя Пятница. Как же загадочен мир людей! Не представляю, чем ты можешь заниматься с этим потным мордатым уёжищем.
Звоню тебе не чаще, чем раз в месяц. Держу себя в руках. Под Новый год, вот, позвонил через две недели после нашего последнего разговора. Не справился.
- Синьора, вас зовут Альдонса, я не ошибся номером?
- Нет, Женечка, меня зовут Маша, просто Маша. А кто это – Альдонса?
- Жаль, синьора! Значит не Альдонса… Ваш покорный слуга, рыцарь Дон Кихот Ламанческий, хотел сообщить Альдонсе Лоренсо, что отныне и навсегда нарекает её именем Дульсинея и объявляет своей Дамой сердца. Но Маша – тоже неплохо. Вы не против, Маша?
- Конечно же я не против. Правда, я боюсь, что от этого ни в твоей, ни в моей жизни ничего не изменится.
- Какая глупая сеньора у меня на проводе! Глупая и меркантильная. Рыцарь Печального Образа, объявляет её своей Дамой сердца, а она – не изме-енится. Вы понимаете, что такое Дама сердца? Ничего-то синьора не понимает.
- Понимаю, Женя, понимаю… Слушай, а это ты прислал мне цветы и десять килограммов ирисок? Позавчера курьер принёс. Сказал - отправитель пожелал остаться неизвестным. Ну, конечно ты. Кто ещё мог до такого додуматься.
- Какие цветы, какие ириски, Дульсинея? В деревне, где я родился и вырос, слово «ириски»…
Поплавок вздрогнул, наклонился и поплыл в сторону. Будто увидел что-то. Так обычно клюёт окунь, неразумная бесшабашная рыба. Наверное ткнулся в червяка, машинально схватил и отправился дальше. Подсекать рано. Пусть заглотнёт. Но нет. Поплавок остановился и, поприседав, замер. Окунь, видно по глупости, не прикрыл рот и не заметил, что червяка в пути потерял.
Ноги затекли от долгого сидения на траве. Я встал и подвигал ими в разные стороны… Удочки не подвали никаких признаков жизни. В их металлических кольцах неярким, холодным светом отражались лучи, пробивающегося через густой березняк солнца. Лиловые клочья тумана испарялись прямо на глазах, обнажая сизую гладь воды. Высоко-высоко резко гагакнул одинокий гусь. Я помахал ему рукой. И гусь гагакнул ещё раз, уже совсем далеко – будто порадовался по пути такому моему дружескому к нему отношению. Холодно… Я разжёг огонь. Дерево засвистело и затрещало, теряя влагу. Во все стороны побежали встревоженные муравьи.
Последний раз я позвонил тебе три дня назад.
-Здравствуйте, госпожа. Моя фамилия Уленшпигель. Я из Фландрии. Тиль Уйленшпигель. Город Даме. Слышали? Дело в том, что моего отца, Клааса, недавно сожгли на костре по ложному доносу. Я пробрался на плаху, взял горстку ещё тёплого пепла, высыпал его в мешочек из свиной кожи, повесил на грудь. Теперь, госпожа, я не могу спокойно жить ни минуты. Пепел Клааса стучит в моё сердце. Мне вздумалось отправиться странствовать по свету - помогать бедным, веселить народ. Вы не могли бы составить мне компанию? Вообще-то я шут, бродяга, плут и дамский угодник. Но скоро стану народным героем. Честное пионерское! Не откажите мне в моей просьбе, госпожа… Что вы молчите?
- Я не молчу. Думаю. Нет, Уленшпигель. Нет.
- Почему?
- Не смогу.
- Никогда?
- Вы же знаете - я люблю другого.
- Ну, и любите другого. Просто будьте рядом в моих скитаниях.
- Женя, не хами. Слушай, по-моему у тебя мания величия. То ты Робинзоном Крузо себя представляешь, то Дон-Кихотом, то Уленшпигелем.
- Что ты Машенька, всё наоборот. Я так увереннее себя чувствую. Учусь у настоящих мужчин. Согласись – любому из них ты бы отдалась не задумываясь. А я в этом направлении только первые шаги делаю.
- В каком это направлении ты первые шаги делаешь, хам?
- Исключительно в плане мужественности. Мне есть с кем спать. Я не об этом. Мне мужественности не хватает. Особенно, когда я с тобой.
- Все равно хам.
- Шимпанзе!
- Сам ты шимпанзе!
- Вот те раз.
- Слушайте, Уленшпигель… Олег завтра в командировку уезжает. В ваших похождениях я участие принять не смогу. Но увидеть была бы не против.
- Боже… А давай со мной в выходные на рыбалку! Четыре часа на машине – и на месте. Чи-Чи, давай, а?
- Просила же, просила не называть меня так. Я давно никакая не Чи-Чи… Нет, Женя, я живая. На рыбалку с тобой не поеду. Это слишком. А вот выпить по бокалу вина в каком-нибудь кафе не отказалась бы.
Спасибо Богу и Министерству тяжёлой промышленности! Мордатое уёжище уезжает в командировку! Ладно, пусть не рыбалка. Но ты, ты(!) хочешь выпить со мной вина! И кто после этого посмеет сказать, что мне не везёт в жизни?
Мы сидим в «Пирогах» на Большой Дмитровке. Я смотрю на тебя. Ты великолепна. Твои движения элегантны, как у живущего на деревьях зверя. Твои волосы цвета красного дерева, все до единого собранные в тугой лохматый хвост, чуть неряшливо волнуются, будто гарцуют. У тебя нежный, почти прозрачный, лоб. Вот-вот и я прочитаю сквозь него спрятанные от меня мысли. А вдруг всё не так или не совсем так. И выбор ещё не сделан, и у нас есть будущее, и ты сможешь стать моей Пятницей. Я слукавил. Я хочу построить дом для нас. Для нас, а не для тебя одной. Наша девочка с моими оттопыренными ушами и твоей улыбкой австралопитека была бы обворожительна. Твои непостижимые ноги почти касаются моих. И пальцы… Пальцы ног – эти маленькие пританцовывающие у края моих джинсов лягушата, каждого из которых так и съел бы, не запивая.
Всё это почти лишает меня собственного достоинства. Внешне я в порядке и надеюсь, что тебе это не заметно. Ты что-то рассказываешь, а я почти ничего не слышу. Уже несколько лет мне суждено разговаривать с тобой только по телефону, но эти же несколько лет я не видел тебя. И не хочу слушать. Хочу только смотреть. Понимаю, что скоро уйдёшь. Уйдёшь. И вернёшься ли когда – не известно.
- Тиль. Мне пора.
А солнце, между тем, уже выбралось из-за берёз за моей спиной. На воде появились тени, и утренний ветер всё быстрее, все контрастнее играет их очертаниями. Я наблюдаю за этой водой, лесом, движением воздуха, рождающимися над головой облаками, за счастливыми маленькими и большими птицами между ними. Вижу, похожие на игрушечные, автомобили, бесшумно взбирающиеся по далёкому шоссе к человеческому жилью, чувствую свет и тепло огня. И мне кажется, что я тоже счастлив.
Поплавки замерли как солдаты на карауле. Спи, Чи-Чи. Спи. Будем ждать.