След инверсии

               
С земли видно, как в зените светятся под заходящим солнцем две рядом идущие белоснежные полосы, оставляемые маленькой искрящейся точкой. Конденсационные следы за самолётом. Как неправильно их называли в период появления реактивной авиации, «следы инверсии».  Две полосы, совсем рядом, сливаются в одну.  Значит, не истребитель их оставляет, от него бы оставалась одна тоненькая  черта, а большой,  транспортный самолёт с несколькими двигателями.  Хорошо пилоту в  лайнере:  регулируемые обогрев  и вентиляция кабины, удобное кресло.  Лети, наслаждайся – тебе подчиняются пространство и время.  Хочешь – рассматривай проползающие под тобой поля, горы, реки, моря, города и посёлки.  Хотя мелкие ориентиры с высоты, на которой может оставаться конденсационный след  (а это  7 – 12 километров),  не видны.  Или любуйся вычурными  «скалами»  облаков.
-- Что? Кофе? Нет, пожалуйста, минут через двадцать…
Это на крупных самолётах.  А истребителю эти следы на большой высоте очень помогали искать противника или нарушителя государственной  воздушной границы.

Помнится, как с аэродрома Эрфурт  Германской  Демократической Республики  нас поднимали на встречу с «Сейбрами» – истребителями НАТО, постоянно стремившимися нарушить границу ГДР:  «отсечь» выступавшую полуостровом в сторону Федеративной Республики Германия часть территории. Стоило только «Сейбрам» войти в зону видимости наших локаторов, как к нам, дежурившим на аэродроме  истребителям, поступала команда «Паре воздух!» и после взлёта нас наводили на встречу с неприятелем. На большом расстоянии, по  «следу инверсии» (тогда ещё на истребителях не было радиолокаторов и радиолокационных прицелов) мы их обнаруживали и шли им в лоб.  Но натовские лётчики, не имея задания вступать с нами в боевой контакт, разворачивались и шли вдоль границы  над территорией западной  Германии, а мы сопровождали их, находясь над своей территорией, над  демократической республикой.   Оружие на наших самолётах заряжено,  все необходимые тумблеры включены.  Мы отчётливо видели и самолёты, и оставляемый ими след. И в любую секунду по команде с Командного пункта   были готовы вступить в бой. Вот они, рядом.  Но натовские лётчики,  «прокатившись» вдоль границы,  разворачивались вглубь своей территории, а мы шли  «домой»,  на аэродром подскока  Эрфурт.

Вспомнился ещё один случай, когда «следы инверсии» помогли мне выполнить задание.  Единым строем в составе эскадрильи (двенадцать экипажей) мы должны были пройти по маршруту в стратосфере.  Результат этого полёта влиял на представление молодых лётчиков (в том числе и меня) к квалификации «Военный лётчик третьего класса».  Кто летал, тот знает, как трудно на самолёте МиГ-15 сохранять  в строю  дистанцию в стратосфере.  Ты или отстаёшь от ведущего  и «двигателя не хватает» остаться на месте,  или,  разогнав самолёт, «вываливаешься вперёд» и ничем не  удержаться  на заданной дистанции.  И особенно тяжело доставалось замыкающему весь строй.  Трудно было мне, сравнительно молодому, недостаточно опытному лётчику сохранять своё место в строю. Мучения по выдерживанию дистанции привели к тому, что я безнадёжно отстал от группы.  Никого не видел. Что делать? Неужели позориться возвращением на аэродром одному?  И я, не решившись на доклад по  радио о потере группы, продолжал молча выполнять полёт по маршруту.
          Небо безоблачно, видимость прекрасная, наземные ориентиры видны чётко. Вот и первый поворотный пункт. Развернулся на следующий курс.  А сам во все глаза осматриваю полусферу неба, ищу группу, ведущего.  Вот и второй поворотный пункт. Взял следующий курс, засёк время. Продолжаю бороздить небо один. И вдруг вдали, когда группа начала снижение при подходе к аэродрому  и вошла в слой, в котором самолёты оставляют конденсационные следы, я увидел тоненькие и коротенькие  белые «хвостики».  Мне их  вполне  хватило, чтоб сблизиться и занять своё место в группе. Радости не было предела. Вот они,  коллеги. На меньшей высоте и самолёт значительно послушнее, и двигатель чётче выполняет команды моей левой руки.  Над аэродромом,  перед роспуском на посадку по одному,  пеленг звеньев нашей эскадрильи  выглядел  так, как и установил командир.

-- Товарищ капитан! Лейтенант Теряев задание выполнил.  Разрешите получить замечания.
-- Что-то я тебя на маршруте не видел.
-- Наверное, у вас сильно запотел фонарь кабины. Да сзади и видеть трудно.
И только много лет спустя, при очередной встрече  пенсионеров, я напомнил бывшему командиру тот маршрут  эскадрильей  в стратосфере.  Тогда и признался, что на первом же участке оторвался от  ведущего,  выполнил маршрут одиночно,  и только на снижении конденсационные следы  показали мне группу, и я, быстро, занял своё место в строю, чем спас себя от позора за  потерю строя.

Отлично помню и тренировочные атаки бомбардировщиков сзади снизу, когда конденсационные следы от его двигателей мелькают над самым фонарём твоей кабины. А ты стараешься точно прицелиться и в то же время оберегаешь свой самолётик от попадания в  «спутную струю» от   громадного бомбардировщика,  которая может отбросить тебя  вниз и в сторону,  чем сорвёт атаку и даже угрожает  остановкой  двигателя.   Наконец–то,  наступает финал атаки: дистанция огня  заданная, прицелился точно и с  яростью нажимаешь кнопку «оружие»,  то есть условно стреляешь по противнику.  Тут же   резво выходишь из атаки,  и только потом  чувствуешь, что лицо,  плечи и спина покрыты  потом.  Но на душе  легко:  уверен,  что фотоконтрольный прибор  покажет – действовал правильно,  прицеливание выполнил точно.  То  есть, условный противник  поражён.   Теперь можно возвращаться  на  аэродром.

Многое напомнили мне светлые   полосы  конденсационных следов  из моей прошлой, авиационной жизни.  И  сейчас вижу их тоненькие струйки вдали, помогающие  сблизиться с  противником и занять выгодное положение  для атаки,  вижу и широкие плотные  клубящиеся  следы  над фонарём кабины,  мешающие мне прицеливаться по  соблазнительной цели – бомбардировщику,  вижу и удаляющиеся от меня  следы  атакованного мной  врага.

А  ведь этому, результативной атаке противника,  учился я,  как и все  истребители,  много лет, и рад,  что успешно одолел  «науку  побеждать  в  небе».