Начало здесь:http://www.proza.ru/2009/11/16/828
Глава 11. Встреча
Ситуация в зале случилась не из легких. Поскольку, зрители, пришедшие на встречу с Лилией Траст, читали ее роман – автобиографию, они стали невольными участниками этой семейной драмы. Первым ушел из зала Валерий Леонидович, понимая, что и ответа на его предложение нет, да и сейчас и здесь он, как раз, не самый главный герой, есть и более важные в жизни Лилии люди. Разрядить атмосферу помогла Ядвига. Она позвала Лилю большую и Янку спуститься вниз, чтобы отвлечь внимание людей и от них, и от Владислава, который так и застыл у первого ряда перед сценой.
Люди потихоньку стали расходиться, но пришлось еще долго ждать, пока в зале не останется посторонних. Некоторые все же из любопытства стояли в дверях, о чем-то переговариваясь и с интересом наблюдая за происходящим. Владислав позвал жестом сына, и теперь они все стояли вместе, слушая щебетанье маленькой Янки. Девочка как спасательный круг помогла хоть немного снять напряжение. Говорить можно было много сейчас, да рассказывать было нечего.
— Бабушка, а ты меня на дачу возьмешь? Меня дедушка в спортивный лагерь детский отправить хочет, а я ненавижу эту гимнастику, я в деревню хочу! — Янка повисла на руке Лилии и тянула ее на выход.
— А у меня и нет дачи, дорогая. Ай-яй, что же делать? — улыбалась смущенно Лилия и все время смотрела на сына, а тот опустил глаза в пол, не зная, как быть сейчас, что сказать матери, с которой они уже давно распрощались.
— А у меня есть дача! — опять выручила Ядвига Яновна. — Я ж в деревне живу! Вот попроси папу с мамой — отпустят, так и поедем в мой выходной на дачу, и бабушку возьмем.
— Конечно, конечно, поедешь, обещаю, — сын спешил скорее закончить разговор, дальше стоять и молчать было невыносимо.
На том и распрощались — ни холодно, ни тепло. Просто все почти хором поспешили сказать «до свидания» и разошлись, каждый в свою сторону.
***
Несколько дней Лиля не выходила из квартиры. Она не отключала телефон, но никто не звонил, словно понимая, что не надо ее сейчас трогать. Не писалось, не читалось, не хотелось на улицу, о телевизоре даже не думалось. Лиля не плакала, она просто бродила по квартире и думала. Пожалуй, сейчас она впервые пожалела, что опубликовала это свое откровение. Зачем? Тем, кому она могла бы реально помочь, книга ее как мертвому припарка — не читают эти люди книг, не до книг им сейчас. А другие, эти зрители – читатели… да они просто из любопытства приходят посмотреть на ту, что была алкоголичкой, бомжом, потеряла семью. А тут, вон, пожалуйста, — как в кино, вся семья пришла на встречу, да все так показушно получилось еще. Будто кто-то срежессировал эту встречу. И внучка с книжкой, и сын, и муж. Приличные люди, а она про них такое придумала. Ее душили муки не то совести, не то памяти.
«Вот опять так все складывается, что можно опять упасть, скатиться туда, в прошлое» — думала Лиля. Как ни странно, ей сейчас захотелось одиночества, от которого она так старательно пыталась сбежать. Нет, не такого одиночества — в центре города, с телефоном, со встречами, с разговорами, а хотелось уйти от всех, сбежать от читателей, от звонков о помощи, от советов, от чужих слез.
В пятницу вечером как-то несмело и тихо прозвенел телефон. Лиля даже, кажется, удивилась, что ей кто-то может позвонить сейчас. А когда услышала бодрый голос Ядвиги Яновны, обрадовалась и очнулась от тяжелых своих дум.
— Ну, что, бабушка, ты не забыла, что завтра мы едем ко мне в деревню? Янка тут вся извелась уже, — спросила, не здороваясь, Ядвига.
— Конечно, конечно, едем! — Лиля поняла, что лед тронулся — это первый шаг к общению. И сделал его он, ее сын Леша.
— Слава богу, слава богу, — Лиля улыбалась от такого поворота событий, она засуетилась и стала уже собирать кое-какие вещи в дорогу. Потом сходила в магазин, купила сладостей и фруктов для Янки, бережно все уложила в корзинку и поставила ее у двери, чтобы вдруг не забыть завтра утром.
В девять утра в домофон позвонила Ядвига Яновна — у подъезда стола машина, которой управлял водитель мужа. Лиля по этому поводу тоже немало испереживалась — не хотелось сейчас пока общаться с Владиславом, молчание это было гораздо тяжелее тяжелого разговора. А он, разговор, не нужен был одинаково ни ей, ни ему, да и никому другому. «Жизнь не продолжается, а просто она есть, новая жизнь, а претензии кому выдвигать, к чему искать виноватых сейчас» — примерно так думала Лиля по дороге в деревню, слушая разговорчивую внучку, которой все было интересно о бабушке.
— Где ты живешь? А ты сказки писать умеешь? Ты, что ли, Андерсен? А ты со мной за ягодами пойдешь? А ты со мной на море поедешь? — Лиля не успевала отвечать на вопросы, которые Янка задавала теперь один за другим новой бабушке.
Два дня в деревне очень сблизили Лилю с девочкой. Янка, сама того не понимая, сейчас умело плела теплую паутинку между прошлым и настоящим, все рассказывая и рассказывая бабушке о своей жизни. Хотела поведать о новой кукле, а получилось о дедушке и его работе, с жаром вспоминала отпуск в Турции — Лиля заочно познакомилась с невесткой, мамой Янки. Они ходили за грибами, купались в речке, помогали Ядвиге разжигать печь, ходили по воду в колодец, гуляли по деревне.
И Лиля все больше и больше утверждалась в своем желании — она хочет жить подальше от города, вот в такой же деревне. Зачем ей город? Ей нужен телефон и компьютер. Все. Она будет писать, она наконец отдохнет от людей, она наконец сможет писать просто детские наивные сказки, а не эти рассказы о трагических судьбах своих клиентов.
На обратном пути Лиля рассказала о своем желании Ядвиге, а та тут же вызвалась помочь — в их деревне, оказывается, несколько домов продаются. Лиля распрощалась с Янкой и Ядвигой Яновной, пообещала звонить и еще как-нибудь вместе провести выходные.
Глава 12. Чеченка
Она пришла домой, разобрала корзинку с вещами, приняла ванну и принялась просматривать сайт недвижимости — если ей хотелось чего-то, то хотелось прямо сейчас, немедленно. А сейчас Лиля хотела одного — уехать из города. Хотя бы на лето. Хотя бы снять какую-то дачку, а лучше отдаленный домик в глухой деревне. Близко к тому месту, где иногда бывают ее родные, она поселяться пока не хотела. Зачем форсировать события, пусть каждый живет так, как живет, без влияния извне. Придет время — станут ближе, а пока…
— Ой, у нас так много предложений! А на какую сумму можно рассчитывать? — обрадовались потенциальному покупателю в первой же риэлтерской конторе. — Нужно знать ваши возможности и пожелания: удаленность от города, наличие реки, леса, инфраструктуры. Вы приходите к нам, у нас очень богатый выбор. Заключим договор на подбор вариантов, выделим вам агента, и за пару дней найдете такой домик, о котором мечтаете.
Лиля решила не откладывать в долгий ящик и отправиться сразу в офис агентства — из нескольких частных объявлений, по которым она успела позвонить, половина была уже просроченными, недорогие дома, как она поняла, продавались очень быстро.
Уже в дверях агентства Лиля наткнулась на скандал. Женщина – клиентка возмущалась по поводу того, что в данный момент не было агента с машиной, который смог бы ее свозить на просмотр выбранного в рекламе дома.
— Как это так? Я заключила с вами договор, а вы меня вокруг носа водите? Потому что я не русская, да? Уже третий дом я выбираю, а у вас постоянно нет транспорта. Да я заплачу за бензин, не вопрос, но разве так можно? Безобразие! — и она, хлопнув дверью, вышла.
— Проходите, проходите, не обращайте внимания. Нервные все такие, — дежурная по агентству девушка пригласила Лилю присесть.
— Я вам звонила часа два назад по поводу домика в деревне. Мне бы уединенное какое-нибудь место, можно километрах в ста от столицы, но главное — чтобы было электричество и природа. Машина у меня есть, желательно очень недорогой пока. Приживусь в деревне — опять обращусь к вам, поищем тогда что-то более цивилизованное и подороже, — разов выдала все свои условия Лиля. — Могу ехать смотреть хоть сейчас, я за рулем.
— Ой, слушайте… Минуточку, пожалуйста, — девушка – агент выскочила из-за стола и закричала, открыв входную дверь, — Женщина! Женщина! Как вас… подождите! Вернитесь-ка, пожалуйста! — И, вернувшись на место, опять обратилась к Лилии, — Послушайте, тут появился домик в деревне, место классное, вот эту сумасшедшую, может, с собой возьмете? Я вам и ключик дам, и объясню, как найти, а? Вместе посмотрите.
Она умоляюще смотрела на Лилию и объясняла уже покупательнице восточной наружности свой план: «Вот, дама тоже этот домик посмотреть желает, и на колесах. Попросите — может и вас возьмет, а то, понимаете, ну как на зло, все агенты в разъездах.
Обиженная клиента строго смотрела на девушку и молчала.
— Едем? — предложила Лиля. — Заодно мне и про дом расскажете, а то тут что-то так все быстро получается — я совсем пока ничего не узнала о этой избушке. Ну что?
— Ну, берете — так, конечно, поеду. С таким агентством только дома покупать — все у них не слава богу, не понос, так золотуха. То дома нет, то машины нет. За что деньги платила…
И они отправились в путь, пробираясь сквозь пробки.
Пассажирка все время молчала, а Лиля была занята дорогой — то тут, то там прихдилось совершать какие-то невероятные маневры, чтобы скорее выбраться из центра. И только, когда уже выехали на более-менее спокойную трассу, она заговорила, решив, что еще сто километров ехать молча — слишком уж.
— А дом вам под дачу или для постоянного проживания нужен? — спросила Лиля и представилась по имени.
— Для какого-нибудь проживания. Зинаида, — ответила спутница тем тоном, от которого, видимо, до сих пор не могла отойти в агентстве. — Лишь бы жить там можно было бы.
— Одной? Или вы для семьи? — продолжала Лиля.
— Да какая, нахрен, семья! Дети уже выросли, сами семьи имеют. И я, наконец, сама по себе. Надеялась так… Квартира у меня шикарная, в центре, деньги есть пока. Жизни только нет, надо угол себе какой-то найти, чтоб, когда совсем невмочь, сбежать куда было. А сады эти, огороды мне не нужны. Соседей бы поменьше. Я просто буду жить, даже в окно смотреть не буду. Нечего мне высматривать там.
Лиля потерялась в догадках, чем вызвано такое раздражение. Сейчас она подумала, что, наверное, агентство просто не поладило с ней, с ее напором и резкостью. Зинаида показалась ей какой-то бодро-расстроенной, непонятной.
Лиля забыла напрочь, куда едет, ей стало интересно покопаться в ситуации, узнать, что там у нее, этой Зинаиды, за беда, явно не зажившая рана какая-то. И она впервые рада была, что ехать не пять километров, а больше двухсот в оба конца.
— Стой, Лиля, останови-ка машину! — вдруг отдала команду пассажирка.
— Что такое?
— Не заметила что ли — человек на самой обочине. Сбил кто-то. Может, живой?
— Уехала я уже прилично, сзади целая колонна машин. Остановиться — никак! — ответила, извиняясь Лиля и стала набирать «02». Сообщила о ДТП, минуты три отвечала на вопросы дежурного, кто она такая, в чем одет мужчина и другие подробности. В конце концов, ее убедил дежурный, что к месту «лежания» пешехода уже выезжает патруль.
Зина вошла в ступор какой-то, сидела всю дорогу дальше, что-то шепча под нос.
— Вы что, молитву читаете? Не переживайте, будем надеяться, что живой, — постаралась успокоить Лиля соседку.
— Какую молитву? Живой-неживой… Увидела вот — опять ночь спать не буду. Лучше не вспоминать, — вздыхала тяжело Зинаида.
— Что вспоминать?
— Да, ладно, не спрашивай, — никак не хотела поддерживать разговор попутчица.
Заехали на заправку. Зинаида достала кошелек, протянула Лиле на бензин деньги.
— Не надо, что вы?! — постаралась отказаться Лиля. — Давайте сначала домик посмотрим.
— Да, отстань ты, — ответила странная пассажирка. — Я че, за копейки позориться буду? Мне так спокойнее, не хочу никому быть обязанной никогда. Слушай, Лилька, сразу чувствую людей, мне так с тобой просторно как-то, легко. А чего ты всю дорогу улыбаешься, все в тебе будто играет, влюблена, может?
— Ой, нет, Зина. У меня другой случай. Есть причина улыбаться. Может, по дороге и расскажу, — Лиля обрадовалась завязавшемуся разговору.— А насчет влюбиться — тут все сложно.
— Если влюбилась, бросай нахрен своего козла, да к этому уходи.
— Зина, Вы такая женщина интересная. Почему так ругаетесь, не пойму? Да и не от кого мне уходить. От всех ушла уже.
— Жизнь меня такой сделала. Вот ты же, наверное, подозреваешь, какой я человек тонкий, а грубая стала такая, что, как собака на каждое слово и на каждого человека кидаюсь. Успокоиться мне надо.
— Вы, Зина, может, в церковь сходите? Я, когда совсем худо, пойду, постою у иконы какой-нибудь, сразу и легчает, и злости нет.
— Тебе, Лиля, значит, настоящей злости никто не делал. Дай бог, и не сделают. А в церковь мне куда? Я ж – чеченка.
— Я вижу, что вы кровей южных, только не могла понять каких, — ответила Лиля. Она почему-то так и решила, что Зинаила – чеченка, только вот с именем ее как-то это не вязалось.
А та продолжала.
— Отец у меня – чеченец, мать – русская. У нас семья образцово-показательная была. Трое братьев и я, младшая, любимица у родителей и братьев. В школе — отличница, всегда впереди, всегда – душа компании. Красавица в молодости жуткая была. Девчонок всегда ненавидела, потому что они мне завидовали, гадостей только от баб ждать можно. Нет, вообще-то мужиков гадких тоже хватает. Даже хуже женщин. Я очень начитанная была, стихи писала. Меня ребята любили, а я с ними в друзьях ходила. Любили многие, признаться ни один не осмелился. Все ходили кругами, сопели только. И я – такая же дура… нравились некоторые, а все на людях носом крутила, а по ночам стихи сочиняла, не спалось. Я почти всего Лермонтова и Блока до сих пор наизусть помню. Да и сама писала потихоньку. Но классно, все говорили. Все выкинула, пришло время. Замуж рано вышла. Сейчас не могу сказать — по любви, на радость родителям или на зависть подругам. Скорее, последнее. Мой тогда к нам в город приехал, «убил» наповал всех местных девок! Красавец, высокий, здоровенный, при погонах, при чине, черный, как ворон, гордый, подтянутый весь! Он и сейчас, блин, такой! Бабы от него шалеют, у них прямо на роже вопрос написан, как это мне такой красавец достался! А он мне даром не нужен, урод! Я тогда просто доказать хотела по молодости, что самое лучшее – мое. Если в компании на кого глаз положу, будь он хоть трижды неприступен — со мной уйдет! Сама не знаю, чем я брала мужиков. Наверное, во мне жизнь кипела, как гейзер. А ведь некоторые красавицы только рот откроют — всю красоту выплевывают. Прямо, как я теперь! Ха-ха!
— Слушай, Зина, — не удержалась Лилия, — А за что же ты его так ненавидишь? Изменяет? — Лиля подумала про себя, что у нее нет ненависти сейчас ни к кому, она даже обиды не таит, просто помнит — от этого никуда уж не денешься.
— Ты че?! Изменял бы, давно б забыла, кто он и где он.
— Ну, расскажи, Зинаида, не мучай!
Они въехали в деревню. Оказалось, что домик, который они ищут, вовсе не в самой деревне находится, нужно еще и пешком километра два пройти, о чем в агентстве не предупредили. Они обошли всю деревню в поисках дома №42, но так и не смогли понять, куда ж он запрятался. Наконец, дед, приглядывающий за пасущимся конем, пояснил, что сорок второй — «вон там, в лесу, вдоль столбов идти надо вам». Оказывается, домик этот давно уже стоит бесхозным, хозяева где-то за границей, он достался им по наследству, вот за копейки и продают по доверенности, сами тут уж не бывают. Жила их мать, старушка – отшельница Ирина Сергеевна, а вот как не стало ее, они и перестали приезжать вовсе. А местным хутор такой безлюдный сто лет в обед, мол, нужен.
***
Явно без интереса, Зинаида зашла и вышла из дома, по саду прошлась.
— Годится, но посмотрим еще что-нибудь, может, что поприличнее найдем, я заслуживаю. Мне совсем уж без цивилизации нельзя, страшновато тут в лесу. Тем более мне, чеченке, — Зинаида как-то невесело рассмеялась. — Не обижайся, что свозила зря, если хочешь, могу этот взять, мне все равно. Тебе тоже такой вряд ли, да?
Ліля молчала — она была просто в шоке от этой красоты, ей-то как раз именно такое место грезилось все время. Вообще ни души вокруг — что может быть лучше?!
— Машину я вожу, но мне не хочется, лень, — продолжала Зинаида. — Я сейчас придумываю дела какие-нибудь, поездки, сажусь в машину, отъеду куда-нибудь, посижу, покурю. Не плачу, нет. Просто от всех уйти хочется. Одиночество — то, чего боятся нормальные люди, а я ищу. Так хорошо, когда нет никого. В лес заеду, в машине сижу, даже не выхожу — лень. А какой-нибудь грибник из кустов вылезет — задушила бы! Чего ты тут ходишь?
Ну, в общем, замуж я вышла радостно и весело, уехали мы с моим военным, высоким здоровенным, во Владивосток. Он служить, я — прислуживать. Женщина я восточная, не с моим характером было бы быть в подчинении. Да это только можно было позволить, не будучи замужем. Муж появился — всю гордыню свою в косу вплела, на мужа смотрю из-под опущенных ресниц. Русские мужчины к этому не готовы. Наши такое отношение ценят, а русские не понимают, неправильно используют, унижают. Как же — перед тобой пляшут, значит, топтать можно!
Что касается супружеской, семейной жизни, вроде, и все путем, детей нарожала — не заметила, мальчишки нормальные у меня, слава богу. Мы ж не в самом Владивостоке жили, в военном городке закрытом. Я все дома, дома, домохозяйкой стала совсем. И некогда было чем-то заняться, да и мой меня не выпускал. Я и не то, чтобы красивая очень была, не такая, как в молодости. И глаза потухли совсем. Но я ж такая языкатая, в хорошем смысле слова. Вот, придем куда в компанию, все там семейные, бабы отдельно, мужики отдельно. С женщинами мне не интересно, у них разговоры все только про то, что сахар подорожал, муж вчера с бодуна не мог на работу встать, дети наглые, соседи гадкие. Мне по старой привычке в компанию бы с мужиками о жизни поговорить, а мой — куда там! Видит, меня на поводе держать надо. Он у них – начальник! А мне казалось, они все, мужики из наших компаний, его ненавидят и жадно на меня смотрят, потому что мечтают не то, чтобы меня поиметь, а ему, суке, рога наставить. Мол, ты такой гордый, веселый, уверенный, а мы тебе — вот что! Очень он жесткий с ними всеми, своими подчиненными был, обращался надменно, даже вне службы.
Но для жизни семейной он совсем неплох. Зарабатывать умеет, в доме по мужской части все идеально, отец строгий, это для мальчишек тоже хорошо.
Но иногда каким-нибудь одним поступком так вырубает… Все хорошее сразу перечеркивает.
Вот ко мне недавно знакомая пришла (подруг у меня почти нет, а здесь пока и знакомых-то мало), его дома не было. Мы сидели в комнате, болтали ни о чем, винца по капле дернули, да на балкон вышли покурить. Ну, дверь за собой притянули, чтоб дым в комнату не шел. Долго сидели, разговор завязался вот, как с тобой сейчас, откровенный довольно. А возвращаемся в комнату — он уже на диване в халате под самой дверью балконной сидит, ужин доедает. Все, сука, слышал! Слышал — ладно, он, ведь, подслушивал! И причем, не минуту и случайно, а долго и специально! Переоделся, ужин погрел и доел потихоньку. Не люблю я такие дела. Ты че, не мог зайти, поздороваться, показаться: «Вот, мол, я! Привет, девчонки!» А он притаился, на цыпочках ходит, как баба колхозная, слушает, белье мое грязное полощет.
Дома я сидела долго, пока детей не выучила. О том, чтобы пойти на работу, и мысли то не было. Да и быть не могло: завтраки, обеды, ужины, стирки… Это мне-то! Стихи я давно не писала. Мне кажется, я даже не думала. Естественное, по-моему, состояние для женщины, увязшей в домашних делах по горло. Только не для меня! Душа моя требовала ветра, а тут все было тихо до тревоги и спокойно до безобразия. Я чувствовала себя овечкой в хлеву, которую раз в месяц не то, что выгуливают, а просто мордой в дверь тычут, чтоб воздуха хватанула свежего, и — назад в стойло.
Через большой скандал в скором времени, я все-таки на работу устроилась. И пошло, поехало… Поскольку я теперь всегда на людях была, заведовала таким, довольно зарытым кафе, для начальства, для их банкетов, начались и сплетни какие-то, и просто наговоры, в общем, обычная жизнь среди людей. Очень часто приезжали высокие гости, я была свидетелем и разговоров всех, трезвых и пьяных, да и руки распускали многие, а я — по этим рукам! Ужасно мне тяжело было, но и в то же время, я себя человеком чувствовала. А мужу это, естественно, не нравилось, тем более, хоть он и не кавказец, а ревности в нем — не море, океан! К каждому столбу ревновал.
— Зина, но ты же поводов не давала? — спросила Лиля, никсколько не сомневаясь, вообще-то, в ответе.
— Ну… Надо сказать честно — ревновал-то он не без основания. Только под этим большим шумом, сплетнями и враньем никто, ни одна душа не знала о моем романе. Не буду тебе описывать подробностей и даже ничего о нем говорить не хочу. Тяжело мне сейчас вспоминать. А тут еще этого сбитого на дороге увидела… Скажу одно — это была моя первая и самая настоящая любовь. И мужчина был настоящий. Больше таких не видела! Нету!
Длилось это не так долго, только потому что я прятаться не могу. Притворяться и обманывать? Нет — лучше пусть убьют, но пресмыкаться — ни за что! Сказала я своему любимому, что буду открываться мужу, не могу больше. А он мне отвечает: «Зная тебя, Зина, я ждал, что вот-вот это произойдет. Я написал матери письмо, все рассказал о нас, она нас ждет. Квартиру сдавала людям мою, уже отказала им, через месяц освободят. И про разницу в возрасте написал, и что ты – чеченка. Я просто хочу, чтобы она все знала, а не расспрашивала потом меня, а хуже — тебя. Я раньше встречался с женщиной, которая на шесть лет меня старше, она недовольна была, но молчала. Не лезет со своими советами, хороший она у меня человек. Директор школы со стажем. А тут не шесть — двенадцать, надо подготовить старушку. Ты ей понравишься. Она по поводу тебя только одно мне по телефону сказала: «Зинаида…. Чеченка? Имя какое-то неподходящее». Я написал заявление об отставке, пока, не объясняя ничего. Не разговаривай с ним одна, вместе пойдем признаваться. А хочешь — сбежим. Дети взрослые, потом решим, что делать. Говори как лучше — так все и сделаю. Я тебя у него забрал, не отдам ни за что уже».
— Боже! Ужас! Мы уже подъезжаем к Москве, — Лиля резко затормозила даже. — Зина, быстрее рассказывай, подъезжаем уже.
— Да, ладно, еще наговоримся. Я уверена, мы не раз еще встретимся. Я думаю, мы ж уже подружились?
— Само собой! Ну, хоть в двух словах, — умоляла Лиля.
— Ну, в двух словах… Я рассказала мужу, он меня избил так, что я помню только, как ползла к двери соседки, но встать и дотянуться до звонка дверного не могла. Когда в себя пришла, узнала, что моего любимого били по-серьезному и не один, а несколько человек. А потом, когда я еще лежала в больнице, пришла пожилая медсестра тетя Шура и нашептала: «Твой-то сегодня возле речки грузовик поставил на горке, да рядом в траве лежал… То ли он на ручник не поставил, то ли кто помог, но грузовик его переехал. Совсем! В соседней палате он, кишки из живота… Умирает… «Зина, Зина» — все звал, теперь уж умолк. Меня убьют, если узнают, что сказала, но тебе, Зинуль, проститься бы с ним…»
Сюда я уехала в один день, просто ехала, куда самолеты-поезда едут. Ни одной души здесь не знаю, никого. Сыновей забрала через год. Жилье им купила. А в прошлом году «Mon General» приперся. Вот домик и ищу. Сложно все. Устала я.
Ну, ладно, приехали, вижу, Лиля. Спасибо тебе. Домик этот на хуторе я покупать не стану — мне в такое глухое одиночество никак нельзя, я просто в деревню хочу, к простым людям куда-то, из города. А ты смотри сама. Жаль, что только я всю дорогу и говорила, мне ты так понравилась, что хотела бы еще пообщаться, тебя послушать. Глаза умные — тоже виды повидавшие, уверена.
— А я тебе тут вот книжечку одну подарю. Сама написала. Ты, Зинуля, почитай и мне позвони, — Лилия достала из бардачка «Телефон доверия» и вместо автографа написала свой номер телефона.
— Ага, так ты значит и есть та самая Лилия… — хитро, но по доброму улыбалась Зинаида, рассматривая книгу. — Вот оно что, и бывает же такое — не зря люди встречаются. И не случайно. До свидания, дорогая. С удовольствием почитаю. И сразу же позвоню, не сомневайся.
— До свидания, Зинаида. Держись.
продолжение следует