кружатся пыль и листья

Борис Фрумкин
По голой спине проводит невидимый, острым ногтелезвием ровную, краткую линию. Из мгновенно раскрывшегося рта раны мощный поток крови. Кровь устремляется ветвистым ручьём по бокам к краю стола и дальше вниз. Не долетая до, кровь, летит над и возникает вновь и ни как ей не упасть, не удаётся лечь навзничь. Кровь возвращается, но не может втечь в рану, чей рот высох.
Бессильной длинной худой белым припорошенной, у краёв грязнокомканной рукой, тротуар сжимался в рахитичный кулак плоскозадой остановки общественного транспорта. Единственный стоялец её мёрз жестоко, обдуваемый ледяными порывами. Дыхание громадного поля аэропорта. Подлое дыхание, лезущее за шиворот куцей куртки, в штаны, в ботинки. И далёкий фонарь, фонарь как маяк. Густо, густо летящие мысли кружились потоком тепла. Собирался снег у края остановки, невидимо падал, накапливался и менялся. Маялся человек, тихо замерзали его ноги, нос, пальцы рук. Вот-вот, и случилось! Неожиданно, запах странный, карамельный или с сахарной пудрой, изменение лица, страшно аукнулось, аж похолодало – не та эта женщина, о чём ты думаешь! Она же не изменилась, или изменилась, ты всю  жизнь боишься и всё это натянутое до звона, всё это, окружает тебя, угрожает тебе и слезится твоей будущей кровью, поломает. Нет! Ни хрена! Господи… и без слов натужно напрягшись, он кожей нащупал какую то другую одежду, мурашки побежали, прогоняя окоченение, громадный, больше него самого огненный шар взошёл из голодного желудка и всплыл яростным солнцем…, течение увлекло человека далее и он не сгорел, но изменился. Невидимо и не слышно, меняясь у краёв дороги, одна часть скомкалась в чёрную жижу, другая легла ровно, надёжно прикрывая землю блестяще белым. Хрустким.
Там, на краю остановки вогнутый живот волнился вниз пуская в бесконечное плавание взгляд, уютно укладывающийся в тонких костяных облаках окружающих полную луну. По этому животу чернилась дорога, извилистая, но достаточно широкая. Достаточно, для нескольких машин, и большого чего ни будь, тёплого, автобуса, троллейбуса. Ч-ч-чёрт подери! 
Всё порвалось, разогрелось и развеялось, увы, всё могло бы и собраться, в толстопузые сумы, но не много мне осталось до полуночи сидеть, набегут на сердце мысли, и останется гореть… свечка идиотская. Какие сейчас свечи? В наш, багровый век. 
Лампочки сердечные, электроподзарядка, электропровода, бежит по ним невидимый, но очень страшный кто-то, кого ни кто не знает, и говорят соседи – его убило током! Поэтому он чёрный, а был бы белый – снегом, его убило снегом! Но снег это вода, а ток это ни кто, ни что. Вне всех координат, хоп, за руку схватил и в щель, под плинтус, поволок. Мои друзья прошли, а я не смог.