Феномен Высоцкого

Давид Бердзенишвили
Осенью 1979 года в Тбилиси с большим успехом гастролировал Московский театр драмы и комедии на Таганке. Параллельно со спектаклями, игравшимися на нескольких сценических площадках, проходили концерты, которые, согласно тому, как их анонсировали, должны были представлять, чем занимаются актеры театра в свободное от основной работы время. Состояли они из двух отделений. В первом Валерий Золотухин пел народные песни, а совсем молодой Леонид Филатов читал свои стихи и пародии на произведения современных русских поэтов. Второе отделение полностью было отдано Владимиру Высоцкому.

Тбилисские концерты были в числе относительно немногих в жизни Высоцкого, где он мог выступать со своими песнями, что называется, в официальном порядке. Гораздо чаще его выступления организовывались подпольно — в каких-то неприметных залах, на частных квартирах, в учреждениях, в многочисленных научно-исследовательских институтах. Атмосфера подготовки к ним достоверно передана в пьесе Марка Розовского «Концерт Высоцкого в НИИ» (лет двадцать с небольшим назад ее поставили в русском театре имени Грибоедова в Тбилиси). Такие концерты никогда не сопровождались шумной рекламой. Максимум — это скромное объявление, написанное от руки на выдернутом из тетради листе бумаги и наклеенное на стену возле лифта в принимавшей артиста организации. Тем не менее, о них каким-то невероятным образом все узнавали, и выступления Высоцкого неизменно собирали толпы.

Мало кому из когда-либо ходивших по земле довелось пережить такую славу, какая выпала на долю этого человека. Самая громкая популярность самых раскрученных сегодняшних звезд, жалующихся на излишнее (возможно, действительно доставляющее определенные неудобства) внимание назойливых поклонников, кажется просто смешной по сравнению с тем поистине всенародным обожанием, каким был окружен Высоцкий. Парадокс заключался в том, что его любили даже те, кто с ним боролся — срывал концерты, ставил на полки фильмы с его участием, препятствовал выпуску грампластинок и публикации стихов, запрещал, не разрешал, не допускал, просто не пускал и т.д. Высоцкого цитировали на междусобойчиках высокие чины во всесильном Комитете государственной безопасности. Если верить слухам, они несколько раз выручали поэта из довольно неприятных ситуаций, которые сами же и создавали ему. Его записи любили послушать члены Политбюро ЦК КПСС. Молва упорно утверждала, что большим поклонником песен Высоцкого был сам Леонид Ильич Брежнев. «Меня зовут к себе большие люди,/ Чтоб я им спел «Охоту на волков» (песня по тем временам абсолютно крамольная), — говорится в одном из его стихотворений. Но это — так, в минуты прекраснодушия, расслабившись под водочку.

В обычной жизни всем надо было умещаться в прокрустово ложе советской действительности. Высоцкий в него не влезал, просто не мог, даже если допустить, что бывали моменты, когда ему очень хотелось это сделать. Среди публичных людей своего времени он оказался в числе очень немногих (а в определенном смысле, был единственным), кто сумел остаться абсолютно свободным в условиях тотального контроля и всеобщих запретов. Или — по другому: оказался единственным, кто так ни разу и не сумел погрешить против лучшего в самом себе. Какой из двух этих вариантов ближе к действительности, не имело и не имеет ровным счетом никакого значения. Важно другое. Героями становятся те, в ком люди оказываются готовыми увидеть и признать осуществление собственных нереализованных чаяний. В этом истоки и смысл героизма вообще. Явная или скрытая тяга к свободе в широком смысле была самым главным и самым неосуществимым устремлением всех мужчин и женщин, населяющих Союз Советских Социалистических Республик — от секретарей парторганизаций всех уровней, академиков, генералов, народных артистов, передовиков производства и до домохозяек с незаконченным начальным образованием. Поэтому время совершенно естественным образом выдвинуло Высоцкого в ранг идеального общенародного героя. На его фоне даже, в общем, довольно привлекательная фигура Юрия Гагарина выглядела не столь безупречно. С этим вынуждены были соглашаться даже те, кто к собственно творчеству Высоцкого относился, мягко говоря, без восторга. Таких было не очень много, но они были.

Невысокого роста, но крепко сбитый и как-то особенно ладно скроенный, внешним обликом Высоцкий напоминал героев, чьи образы с таким блеском воплотили на экране Жан Габен, Лино Вентура, а в лучших своих ролях — и Жан-Поль Бельмондо. Он в большой степени обладал, безусловно, врожденным и не часто встречающимся качеством, которое одна известная актриса определила как «умение носить половую принадлежность». «Каждый когда-нибудь понимает, что мужчин на свете мало», — писал Джон Стейнбек совсем по другому, естественно, поводу. Высоцкий был из числа этих немногих. Умение «нести пол» проявлялось во всех его театральных и киноролях, даже когда, казалось бы, и не предполагалось вовсе. Например, в роли Керенского в спектакле «Десять дней, которые потрясли мир» по Джону Риду. Или в самой, пожалуй, обсуждавшейся из его театральных работ — роли Гамлета, которого актер представлял и импульсивным, и рефлексирующим, а, пожалуй, и немного экзальтированным. Что же говорить об образах, требовавших мужского обаяния? Высоцкий был потрясающим Свидригайловым, очень глубоким.

С позиции киноискусства лучший фильм с участием Высоцкого — «Короткие встречи» Киры Муратовой. Он создает там очень органичный для его актерской индивидуальности образ — бродяги-геолога, из-за которого оказались соперницами две весьма незаурядные и по-своему очень близкие друг другу женщины. Одна из них — высокопоставленный городской руководитель, другая — ее домработница. Как и большинство фильмов Муратовой, этот на большом экране почти не шел. Причины в данном случае очевидны. Первая и главная: в советском кино, как бы странно это ни звучало, искусство категорически не поощрялось (слово «формализм» было бранным). Вторая и тоже главная причина заключалась в том, что образ женщины-руководителя, которой не чуждо ничто человеческое, мог рассматриваться как определенная опасность для устоев социалистической морали. В общем, картину мало кто смотрел. И Высоцкого поклонники запомнили по ролям в других фильмах — «Стряпуха», «Вертикаль», «Служили два товарища», «Опасные гастроли», «Плохой хороший человек», по телеверсии пушкинских «Маленьких трагедий», где актер играет Дон Гуана, конечно же, по замечательному образу муровца Глеба Жеглова в ленте Говорухина «Место встречи изменить нельзя», а также по песням, написанным для многих фильмов.

Раньше часто приходилось, да иногда и теперь приходится, слышать споры о том, кем был Высоцкий в первую очередь — актером, поэтом, композитором, певцом. Аргументы можно привести в пользу любой из этих версий. Но представляется все-таки, что ни одна из них не верна. Владимир Высоцкий был в творчестве и первым, и вторым, и третьим, и четвертым, а может быть, и еще кем-то пятым. Но не по отдельности, а в совокупности. Читать его опубликованные стихи или слушать, как их декламируют другие, при всех безусловных литературных достоинствах этих произведений — чрезвычайно скучное занятие. Ролями в театре и кино Высоцкий в контексте русской актерской школы мог бы выдвинуться в ряды заметных, но не выдающихся, артистов. Вряд ли были бы так уж хороши его песни, если бы он сочинял их на чужие стихи и для других певцов. А уж в качестве исполнителя чужих песен он, почти наверняка, не представлял бы никакого интереса. Но, слившись воедино, разные ипостаси этого удивительного таланта образуют уникальное культурное явление, если хотите, особый жанр, называющийся «Владимир Высоцкий». Это абсолютно штучный продукт, эксклюзив, все попытки повторить или воссоздать который без Высоцкого оборачиваются художественной нелепостью. Любая составляющая этого дарования, стоящего в ряду высочайших достижений русской культуры, взятая в отдельности, беспомощно зависает, как вырванная из контекста фраза.

Высоцкий и Грузия — тема особая, которую, безусловно, можно рассматривать в русле великой традиции культурных взаимосвязей двух народов. Поэт приезжал в Грузию десять раз, искренне любил эту землю и живущих на ней людей, с некоторыми из них - дружил. Как-то мне попалась публикация тбилисского журналиста Тамаза Суладзе, где он вспоминает о посещении Высоцким и Мариной Влади во время их пребывания в Тбилиси мастерской скульптора Георгия Очиаури. Ваятель в то время работал над памятником Важа Пшавела. И в разговоре выяснилось, что гость хорошо знает и высоко ценит творчество гениального грузинского поэта. От представителя другой культуры, не владеющего грузинским языком, ожидать подобное было трудно. А сосед Сергея Параджанова по двору — Юра Волович вспоминает о последней встрече кинорежиссера и Высоцкого, которых связывали добрые отношения. Параджанов пригласил к себе домой всю труппу «Таганки» во время гастролей театра в Тбилиси. Среди гостей был Высоцкий. На груди у него висел на цепочке серебряный рубль царской чеканки. «Что это за побрякушка, — заинтересовался Сергей Иосифович, рассматривая украшение. — Сними ее, ради Бога. У меня есть для тебя кое-что получше». Мастер порылся в комоде и извлек оттуда необыкновенно красивую звезду, усыпанную драгоценными камнями. Оказалось, что это был орден Османской Турции, невесть какими путями попавший в руки Параджанова. «Не знаю, за какие заслуги награждали этим орденом, — сказал он. — Но уверен, что у тебя, Володя, на груди он займет достойное место». В тот день, говорит Юра Волович, Высоцкий выглядел здоровым и веселым. Трудно было представить, что меньше, чем через год, этого человека не станет.