Пробуждение

Наталия Шиманская
Примечание:
Чтой-то мне похулиганить захотелось. Вот и выкладываю кусочек из продолжения уже опубликованного здесь романа. Для тех, кто в роман не заглядывал, -
1. Трансформер(Он же - рагезт), это не говоряще-стреляющий металлизированный агрегат. А вполне живое и внешне весьма привлекательное существо. Нечто среднее между вампиром и инкубом.
2. Девочке - 16 лет. Впрочем, ей всегда будет шестнадцать... :)


- И давно она в таком состоянии? – Меланхоличный голос Краасса был исполнен скучающего равнодушия.
- Четвертые сутки. Жар не спадает. – Помощник покосился раздраженно. Передвинулся поближе к разметавшейся на кушетке в болезненной полудреме Але. - Не возьму в толк, зачем эксперименты эти устраиваешь?
- Еще какие-нибудь симптомы? – Тот никак не прореагировал на эту подчеркнутую демонстрацию недовольства.
- Слабость. Боль. Галлюцинации иногда. Случались приступы агрессии. Но она самостоятельно умудрялась их подавлять. Несмотря на то, что слабеет прямо на глазах. Я бы сказал – ты вовремя вернулся!
- Я всегда все делаю вовремя. – Краасс насмешливо улыбался. – Спасибо, Зэер. – Натолкнувшись на ледяной взгляд помощника, подчеркнул, - Претензии выслушивать не собираюсь. Благодарю. Возьми отгул. А лучше – отпуск. Короткий.
- Её, в любом случае, нельзя оставлять без присмотра.
- Не оставим. Выбирай, давай. Не ограничиваю.
- В самом деле? – в синих глазах повис космический холод. – Тогда проведаю Арео.
- Губа не дура, приятель. Но… слово не птичка. Отправляйся.
- Интервал?
- Двадцать суток, чистыми. Устроит?
- Более чем. – Зэер отвернулся. Присел у постели. Погладил горячее запястье. Приложил ладонь к пылающему лбу. Шепнул с грустною нежностью. – Поправляйся, дружок. Скоро увидимся.
Окруженные лиловыми тенями веки шевельнулись. Губы сложились в слабую улыбку.
- Ты… уходишь?.. Надолго? – Не прошептала – прошелестела, с трудом поворачиваясь на бок.
- Не переживай, ребенок. Я надеюсь стать ему достойной заменой.
- Краасс?! – Глаза раскрылись. С минуту всматривались без выражения. Веки упали. – Зэер, у меня опять эти чертовы глюки…. Позови Тэо. Я хочу уснуть.
- Хорошо, котенок. – Краасс сделал помощнику знак удалиться. – Все для моей девочки. Включая глубокий сон…. Тэо!
- Да, хозяин? – Откликнулся Дом насторожено.
- Чтоб я никого тут не видел и не слышал, с тобою вместе. Пока приказ не отменю. Уяснил?
- Так точно.
- Я рад. А теперь смени  эту спартанскую панораму, пожалуйста. И позаботься о достойном и разнообразном угощении. Алире оно вскоре понадобится. А, может статься, и мне.
- Принято, хозяин.
- Превосходно. Выполняй!
                *   *   *
… Она смотрит на экран визифона, зажимая трясущимися пальцами рот, хватая  воздух душными, скомканными кусками. Дышит глубокими отрывками, заталкивая подальше вглубь подползающие волны тошноты. И не может отвести глаз от царящей безумным карнавалом вакханалии смерти и разврата.
Обнаженные, израненные тела, извивающиеся в похотливых обручах объятий. Воздух, пропахший насквозь помесью блуда и крови. И истошные, захлебывающиеся вопли жертв, уходящих из жизни в конвульсиях жестокой пытки. И глаза. Жуткие. Лимонные. Драконьи.
Они окружают её. Глядятся, с любопытством и издевкою. Захлестывают, затягивают, топят в наплывающем вале вожделения. Насмешничают и язвят. Забавляются, утверждают, приказывают! Они вездесущи… всевидящи… всемогущи…. Как и сам их хозяин, - олицетворение векового зла!
Рокочущий низкий тембр проговаривает, насмехаясь:
- Я, разве, разрешал тебе подсматривать, негодяйка маленькая?..
Неоново-белая вспышка! Фейерверки огненных брызг! Её отбрасывает на пол. И она не успевает совладать с навалившимся очередным приступом. Желудок превращается в сдавленный комок, а по пищеводу вверх устремляется поток раскаленной лавы. Из глаз льются слезы. Гортань обжигает. В носу печет. Периодически, когда спазмы ослабевают, ей удается ухватить немножко воздуха. Но он тоже ощущается, как марево из пламени и вони… Вода!.. Мозг цепляется за эту идею, как за явившееся спасение. Чуть отдышавшись в задержавшемся затишье, она сдирает перепачканную одежду. Падает в бассейн. Противное кислотное жжение и смрад отступают. Вместо них в голову врываются беззвучные истерические крики. «Беги!.. Беги немедленно!!.. Беги, если хочешь жить!!!»…
… Нос серебристой торпеды со свистом режет холодную тьму. Боковые стекла убраны. Воздушные струи полощут тело, будто студеный, катящийся по горной стремнине поток. Мысли путаются, мельтешат ужасным пониманием: то, что она делает – полнейшая бессмыслица! Все равно, что на привязи. Он настигнет её, куда б она там ни сбежала…. Но она не станет упырем!.. Её не заставят!.. нет!!!
Модуль срывается в пике. Вой взбесившегося ветра терзает барабанные перепонки…. Жесточайший удар…. Безвременье…. Боль!!!.. Нарастает, расползается, парализует! Поглощает и опутывает собой. Боль, это целый мир, а она - крошечная изломанная букашка, распластанная на доске агонии. Пригвожденная к ней тысячами острейших отравленных жал….
Господи, хоть бы закончилось поскорее!.. Так больно!.. Так! Больно!!.. Терпеть уже невмоготу!..
… Прохладные ласкающие пальцы на полыхающей воспаленной коже. Холодный атлас прильнувшего властно, большого сильного тела. Губы. Щекочут и дразнят. Порхают с невесомою нежностью и тут же приникают, настойчиво и плотно. Разбавляют мучающий жаждою жар. Одаривают желанным облегчением. Успокаивают. Исцеляют.
 Она протягивает руки. Обвивает могучие плечи. Распахивает себя его напору. Принимает. Благословенная прохлада проливается, наполняет. И укутывает туманом расслабленности и неги. И унимает, и гасит последние отдаляющиеся вспышки умирающего адского огня.
Аля вдыхает поглубже, вздрагивая от накрывшей её сладостной истомы. Роняет руки бессильно. Повернув набок голову, трется щекою об узорчатый велюр покрывала.
 Не вспоминать, не сравнивать, не надеяться. Замереть окрыленною душою. Задержать, насколько возможно, убегающее облачко блаженства. Пусть хотя бы в этом, бредовом наркотическом сне, он побудет с нею совсем еще немножко. Её дурман. Её безумствование. Её Величество… Любовь!..
- Малыш, тебе лучше?
Теплое дыхание ароматным дуновением притрагивается к щеке. Пытливые чуткие губы с новым увлечением начинают игривый чувственный танец. Она замирает, упорно не раскрывая глаз. Боясь поверить, что чудо все-таки свершилось!
- Ладно-ладно. Разрешаю не отвечать. – В бархатистом ленивом голосе улавливается довольное лукавство. - Твое удивительное тельце чудно справляется и без слов, интриганка ты настырная. И мне нравится слышать его… и слушать!.. Но, я рассчитываю на большее, котенок. Я успел изголодаться, учти!
Её глаза распахиваются. Встречаются с мерцающим звездным янтарем. Наливаются, полнеют подступающими слезами. Нагнувшись, рагезт, осторожно обнимает ладонями нежное личико. Осушает поцелуями намокшие ресницы. Шепчет, бередя прикосновеньями шелк трепещущих губ:
- Сегодня моя девочка будет плакать только от наслаждения. Я за это ручаюсь. Клятвенно, малыш!
Принимается целовать. Раз от разу настойчивее и сильнее. Грубовато и нетерпеливо покусывая, заставляет приоткрыться. Снова и снова упивается покорной отзывчивостью её рта. Ловит губами пугливый шелковистый язычок. Завладев, жадно ласкает. Отрывается. Дорожкою поцелуев сбегает по горлу вниз. Накрывает ладонями упруго подрагивающие полушария, принимаясь бережно массировать напрягшиеся возбуждением соски.
Она изгибается, всхлипывая в голос. И стонет, и мечется под ним. И ответно впивается объятиями, - без слов, прикосновениями, моля о пощаде. Рагезт приостанавливается, нависая над Алею. Берет за подбородок. Оглаживая подушечками пальцев приоткрывшиеся доверчиво губы, проговаривает, суховато-надменно:
- Ты всегда будешь послушна мне. Безоглядно. И чего я ни пожелаю, ты выполнишь. Не так ли?
- Да. – Звенит, отвечая, напряженный прерывистый голосок.
- Ты, моя собственность, Алира. И никогда не посмеешь оставить, солгать и предать.
- Да, Краасс! – Её губы кривятся гримаскою обиды и растерянности, а расширившиеся недоуменно глаза снова ярко блестят.
- Тогда живи ради меня. И помни. – Он улыбается ей, жестоко и нежно. Наклоняется. Взяв под изгибы коленей, разводит ноги рывком.
Закинув лицо и выгнувшись, Аля громко вскрикивает на вдохе. Живая сталь вонзается, словно острие тарана. Входит, погружается, заполняет.
Без снисхождения…. И без жалости!
Она сминает в кулак полотно покрывала. Зажмуривается, прикусывая губу. Но мгновенная острая боль сразу сменяется не менее острым приливом удовольствия, когда, задержавшись ненадолго в горячо пульсирующей влаге, он начинает свое размеренное и неторопливое путешествие, ритмично и сильно проникая в самую её глубь.
Девочка слабо постанывает, беспомощно упираясь ладошками в каменно твердый рельеф его живота. Пальцам передаются мощные толчки мерно сокращающихся мышц. Она кажется себе сейчас такою неправдоподобно маленькой и беззащитной на фоне этого средоточия грубой физической силы. А душа, будто разрываемая извне на две неравные половинки, и страшится и просит, изнемогая, извечного торжества над собой…. Сильнее! Больше! Снова! Еще!.. Тягучие и плавные погружения убыстряются, становясь все обрывистее и резче. И сотрясающая волнами дрожь экстаза переходит в один сплошной непрекращающийся спазм.
Мольбы и рыдания. И судорожные, отчаянные рывки придавленного тяжестью тела. И короткая нирвана экстатического забытья. Когда уже не чувствуешь – ни себя, ни мира. И скатывающиеся по щекам слезы, как отзыв благодарности и восторга. И недолгое скольжение в невесомости дремотного воспарения…. И все начинается заново. В бесстыдстве и сладости разгулявшегося любовного угара!..
Где правит госпожа Любовь, там бал дает царица Жизнь?.. А ей так ничтожно мало надо сейчас… для счастья! Всего лишь знать, что она дарит удовольствие. Всего лишь чувствовать – она опять нужна!
                *   *   *
- Я так понимаю, ты меня наказал?
- Скорее – показал. Что случается, когда мы порознь…. Вина мне принеси!
Девочка неслышно соскользнула с лежанки. Подойдя за напитком к столику, задержалась взглядом на отражении. За её спиной трансформер лениво повернулся на бок, оперся на локоть, наблюдая. Заметив, что Аля исподтишка его рассматривает, послал ей выразительный воздушный поцелуй.
- Твой обожаемый хозяин все так же неотразим, моя своевольная киска?
- Более чем…. – Вздохнула Аля шепотом. – Более чем.
Откупорила амфору, наполнила кубок. Возвратившись, присела на край постели. Смотрела, как он смакует густую  темно-рубиновую жидкость. Несмело придвинулась поближе.
- Иди сюда. – Отставив опустевший кубок, рагезт похлопал по лежанке. – Приляг.
Когда девочка выполнила просьбу, придвинул её вплотную, уложив головкою себе на плечо. Повернув лицо, уставился пристально в изумрудную зелень глаз.
- Сама-то разобралась, почему? – поинтересовался добродушно. Длинные гибкие пальцы легонько сжали округлость нежной груди. Прошлись вкруговую по плоскому  овалу живота. Переместившись еще пониже, притормозили.
- Я не могу говорить, когда ты так делаешь! – пробормотала она с трудом, предпринимая тщетные попытки оторвать от себя его руку. Краасс, в ответ, фыркнул смехом. Свободной рукою прихватил за талию, прижимая.
- Ни говорить, ни думать. Так? Ли-се-нок! – Его губы  почти касались приоткрытых частым дыханием бархатисто-розовых губок. Янтарные кошачьи глаза завораживали, подчиняли. – А знаешь, что тебе тогда остается?..
Ухмыльнулся снисходительно. Прошептал на ухо:
- А я знаю. Кри-чать!
Аля посмотрела жалобно, не ответила. Медленно закрыв глаза, спрятала ладошки под голову. Постаралась расслабиться, уступая неотвратимому. Его пальцы снова методично задвигались. Еще через несколько остановившихся секунд хрупкую тишину ожидания нарушил первый тоненький стон….