Трое сидят у очага в чуме, мужчина и женщина средних лет, их трёхлетний ребёнок. Солнце закатывается за горизонт, на улице холодно до гусиной кожи. Говорят, раньше, сотни лет назад, в технические века, температурные перепады были меньше. После третьей всемирной войны, озоновый слой Земли уменьшился, и разница суточной температуры выросла в разы.
«Как всё начиналось? Может от изобретения колеса, или некой мутации человека приведшей к изобретениям числа? По-крайней мере нам известны события заката технической эры. Вначале в руку костной ткани всем людям имплантировали микрокомпьютер, связанный через спутники сетью с интернетом, стало возможным отслеживать онлайн как за некоторыми характеристиками тела, так и за определёнными социумными данными. Но государство, в лице спецслужб, а также частные корыстолюбцы начали использовать этот инструмент для получения всей истории индивидуума, сначала дешифровали сигналы физиологии тела, затем сигналы образов, а к третьей мировой взялись и за вербальную сигнификацию, далее анонсировалось управление одним человеком другого человека через сеть, посредством внедрения желаний.
Несмотря на плюсы, что вся информация о человеке стала всегда при нём, она стала также при всех. Анархоликисты вырезали Личный Индивидуальный Компьютер (ЛИК) с руки, выдвинув тезис: «Общество ЛИКов – общество подлецов без доверия! Назад к доверительному общению!» на что, государство отреагировало имплантацией ЛИКов в костную ткань черепа с младенчества, парировав лозунгом: «ЛИК – это отсутствие среды для криминала и экономическая эффективность, безопасность и благополучие!». Говорят, что ещё в середине 22 века в Гималаях жили группы людей без ЛИКов. ЛИКи были построены на нанотехнологии, последняя, позволила осуществить дисперсию сигналов тела человека и свести их к двоичному коду.
В 2112 году от РХ была принята Конституция Земли, в которой социократия (как власть цивилизации) провозглашалась высшей ценностью заменившей демократию. Правит не демос, а правят знания демоса. Социум стал глобален, а главным принципом правления стала геократия - человек элемент экологии Земли. Остались и избитые революциями прошлого: равенство правовое, свобода экономическая и братство экологическое.
Был создан наднациональный орган правления - Сообщество Землян. И в 2152 году национальные государства ушли в историю. Управление свободами перешло к СЗ. Люди думали, что войны в прошлом, всё стало мобильным и глобальным, любая война была бы войной самим с собой. Но нашлись нелюди, которым всегда мало, чего бы то ни было, они начали сепаратистскую войну за суверенитет вновь образованной страны Ариев. Полетели бомбы, ракеты, цунами, смерчи, вулканы, землетрясения с колыханием земли словно киселя, разломами земной коры и вытекающей оттуда магмой, а с ними и меняющееся число противников, их дислокация, а затем и их потери на текущий момент, всё через ЛИКи в сети. После трёхлетней битвы оружием и двадцати лет последующего вымирания, жизнь сохранилась только в Австралии и Восточной Сибири»
Мужчина берет головню и, втягивая щеки, раскуривает трубку, подходит к выходу:
- Пегас, Пега-а-ас, ко мне! Замёрз, иди погрейся.
Вбегает с мороза сибирская лайка, садиться рядом с женщиной, ребёнок тянется к ушам четвероногого.
В очаге потрескивают поленья, над которыми булькает-варится похлебка. Собака злобно рычит, в чум входит вестник, со словами: «С жизнью в жизни!» Хозяева усаживают за очаг гостя, предлагая поесть и отогреться.
- Откуда идёшь? Что видел необычного? Живут ли люди там?
- Иду я с далёкого запада. Людей там, почитай, нету, пустыня и мох один. Только за двести дней пути отсель повстречал первых людей. И ходит среди тамошних людей вот какое предание. Что вскоре на Земле должен родиться мальчик, который вытянет людей с планеты Земля в их истинное существование, где-то в другом месте, а потом закроет ныне существующий удалённый доступ между этим местом и Землёй.
- А это место рай, другая планета?
- Наверное, это другой свет, если всё в нашей жизни происходит по итеративным, изоморфным схемам, то это место творения нас, людей.
- А что же будет с Землёй?
- Не знаю
Гость и хозяева отужинали супом, и с предложения последних, вестник заночевал у них в чуме, среди шкур оленей под потрескивание очага. Ранним утром, когда ещё все спали, женщина слышала, как гость встал и ушёл, она обернулась и увидела поверх ложа шкур серебристый предмет, формой напоминавший гусиное яйцо, только с четырьмя бороздками по окружности. Проснувшаяся жена, взяла находку в руку, пальцы как раз ложились в бороздки, предмет оказался лёгким и прочным, потрясла его, внутри как будто пусто. Понюхав и осмотрев его со всех сторон и не найдя ни каких отверстий, женщина положила яйцо вестника на место где оно и лежало и заснула.
Осмотрев утром яйцо, хозяин чума сказал, что верно это какая-то безделица, игрушка, подарок от вестника, и отдал её ребёнку. Отец с Пегасом убыл на выпас оленей, мать стряпала и стирала около жилища, трёхлетний мальчик возился поодаль от кострища с новой игрушкой. Взяв яйцо обеими ручками, он поднёс его к голове и, всё вокруг него изменилось, всё осталось на месте, но в одночасье стало иным. Не стало ни картинки, ни звука, ни запаха, ни действия тел, всё окружение явилось океаном колышущихся струящихся энергий более плотных и более разряженных. Дальше мальчик свободно соединил то, что было яйцом в его руках с тем, что было его головой, сгустки энергий объединились и взаимодействовали. Опять всё изменилось, т.е. всё вокруг стало белым светом, который ровно «дул, тёк, летел». Тому, кто был мальчиком, стало скучно, и он извлек то, что было яйцом из того, что было головой. Океан струящихся энергий вернулся, в них он угадывает формы действия тел, привычной для него жизни. Мальчик отодвинул яйцо от своей головы и его мир стал в накатанные рельсы: мать мешает черпаком в котле и улыбается, смотря на него, игрушка в его руках блестит, рядом на земле стоит чум. Ребёнок прижимает предмет то к голове, то отодвигает его на расстояние вытянутых рук.
Через три месяца вестник зашёл снова, забрал забытую вещь, сказав, что этот сувенир, дорог ему как память о родном человеке. Хозяевам же взамен дал, тетрадь, говоря, что, это записки вековой давности, сделанные на русском языке, некий дневник беженца из Запада. Спустя ещё двенадцать лет, при очередном кочевании, тетрадь увидел юноша, хозяйский сын, и вечером того же дня при свете огня очага чума, он читает вслух записи в тетради. Мать, отец, сестра слушают произносящего слова из тетради:
- Наступила середина осени. Осень всегда привносит что-то чуткое и всенаполненное. За внешней сыростью и похолоданием в природе разливается, вместе с вспаханной земелькой, с криком стай воронья, с плодами лесов и полей, некое свершившееся новое вино, которое бодрит, радует и располагает к созерцательности. Наткнулся на полуразрушенный дом среди запущенного хутора, с пустыми глазницами выбитых окон, за одной из которых ещё висит белый в мелкий кружочек надорванный тюль. Рыжая жестяная крыша в одном месте раскрыта, в проёмах окон видно внутреннее пространство некогда уютного и размеренного жилья. Штукатурка обсыпалась, швы и подтёки обнажают устройство стен и потолка, отсутствующего в сенях, где взор вверх упирается в крышу изнутри дома. На полу в сумбуре разбросаны разные старые, некогда пригодные вещи: журнал «Огонёк», часть от маслобойки, старая детская коляска, сломанный табурет, газеты, чашка, дырявая кастрюля, на чердаке деревянное мотовило с шерстяными прядильными нитками. Весь хутор, с годами, зарос некошеной травой, сирень и другие кустарники, некогда бывшие декоративными, стали, в разросшейся своей силе и месте дикими, и скорее, сейчас, этот полуразрушенный дом стал их декорацией. Поодаль от дома, завалившийся сарай с дырявой крышей, три каменных корня фундаментов служили для хозяйственных построек уже разобранных для другой службы, пара разломанных, гнилых ульев. Рядом с домом, под куском ржавой жести от крыши, на земле в ямке свернувшись калачиком, на зиму устроилась еле подвижная ящерица. Некошеная трава усадьбы, высотой по грудь поспела и высохла, а внизу ещё зелёная, спутанная вперемежку с опавшими листьями деревьев. Расплодившийся сухие стебли колючек в рост человека, не падающие на землю, но легко цепляющиеся за проходящего мимо, вместе с паутиной, поймали несколько жёлтых листьев клёна, украшая свою иссохшую серость. Вековые клёны, отчасти липы, их тут около сотни, посаженные вокруг усадьбы, шумят листвой даже в безветрие, как море, звучащее от настроения ветра. Деревья в диаметре больше метра, другие вполовину меньше, одни строенные, другие сдвоенные, а иные пустые внутри и откалывающиеся от близнецов. Суки яблонь, бывшего сада, превратились в огромных изгибающих застывших удавов, в ветках которых слышна едва различимая трель, недавно прилетевших на зимовку с более холодных мест, птичек. Ветер подул сильнее и вереница из переворачивающихся, блистающих листьев понеслась от деревьев к земле. В вышине неба патрулирует местность коричневый коршун, трель птиц приумолкает на минуту, хищник, сделав две петли над хутором улетает петлять дальше. Интересно, знает ли он, о ящерице, устроившейся в ямке на зиму, под ржавым листом жести, лежащим у угла дома?
Вечером, на следующий день, холодный пронизывающий до костей морозный ветер, предвещает наезднику на олене бурю. Пока олень идёт к стоянке, юноша вспоминает затёртую тетрадь и игрушку - яйцо из своего далёкого детства, обещает сам себе, продолжить тетрадь и записать в ней о белом шуме, о своём окружении, о дежа-вю, о том, что кто-то когда-то прочитает и захочет добавить что-то своё, так похожее и всё же отличное. Время будет идти, менять поколения за поколением, люди будут также любить и воевать, играть и умирать, верить и плакать, радоваться и трудиться, и только белый шум будет течь ровно и беспристрастно.