- Михаил Сергеевич, - сказала я и вдруг осеклась. – А вас не смущает, что вас зовут, как нынешнего генерального секретаря?
- Да нет, ничего, я как-то не обращаю на это внимания, - спокойно ответил он.
Вопрос нелепее этого придумать, конечно, было трудно. Передо мной сидел сорокалетний человек, с умеренно побитым жизнью, но все равно очень интересным лицом. И надо было с чего-то начинать разговор, так почему бы и не с откровенной глупости?
….В одном из недавних интервью известный кинорежиссер Георгий Юнгвальд-Хилькевич поведал народу историю создания фильма «Дартаньян и три мушкетера». И была в его рассказе одна подробность, которая меня, как говорится, зацепила. Оказалось, что руководство ЦТ, по заказу которого Одесская киностудия снимала этот замечательный фильм, категорически требовало, чтобы роль Дартаньяна играл Александр Абдулов. Но режиссер проявил недюжинную для того времени принципиальность и настоял на кандидатуре Михаила Боярского. Теперь, по прошествии тридцати лет со времени выхода фильма на экран, невозможно себе представить, что рядом с тремя мушкетерами четвертым был бы – НЕ Боярский. Понятно, что со мной в этом постулате не поспорит и вся наша необъятная страна, и даже некоторые окрестности Родины. Но я сейчас – не о кино. Я – о себе, любимой.
Конец 80-х. Михаил Боярский приезжает на гастроли в Тулу, а я получаю задание взять у звезды эксклюзивное интервью. Да, я знаю то, что знают все: роли артиста в известных фильмах, знаю некоторые подробности из его личной жизни, распространяться о которых в прессе в то время было не принято, но конкретно мне все это – не подходит! Не хочется разговаривать о кино – я представляю себе, как ему надоело это бесконечное любопытство об одном и том же. Не хочется о личном, я не пенсионерка на лавочке. Так о чем же? О чем?!
И я нашла. В ту пору Боярский вместе с Розенбаумом открыли в Питере частный эстрадный театр «Бенефис», в котором работали замечательные молодые артисты, многие из которых впоследствии стали звездами. Но – частный театр был тогда новинкой, их почти не существовало, об антрепризах, вообще, речи не шло. И я нарисовала в своем воспаленном мозгу разговор с Боярским, как с директором собственного театра. И придумала много-много вопросов на эту тему.
Вечер. Гримерка в полумраке. Горит одна настольная лампа. Боярский курит одну за другой и потихоньку терзает гитарку. В нем нет ничего «звездного», он подробно, почти дотошно отвечает на мои вопросы. И говорит как раз то, что мне и хотелось бы от него услышать: о новой экономической ситуации в искусстве, как артисты живут в наступивших условиях. И у меня в мозгу и блокноте все прекрасно складывается! Вот он – МОЙ материал, в котором люди увидят Боярского не Дартаньяном, черт побери, а серьезным зрелым парнем!
- Огромное спасибо, Михаил Сергеевич, - говорю я, закрываю блокнот и иду к двери.
- Стой! Ты куда? А ну, вернись!
Останавливаюсь. Смотрю с недоумением.
- Садись! – он кивает на стул, с которого я только что поднялась.
Сажусь.
- И куда ты пошла?
- Да мы же обо всем поговорили!
- Мы ни о чем не поговорили! Ты подумай сама: о чем же ты писать-то будешь? Ты же меня ни о чем не спросила!
- А о чем еще-то? В сотый раз о мушкетерах и в пятьдесят четвертый – о «гардемаринах»?
- Ну, хотя бы об этом.
- Хорошо, - покорно кивнула я. – Давайте.
Я вздохнула и понесла:
- Тяжело ли вам приходится на съемках?
И тут Боярского «прорвало». Как по писаному он отбарабанил мне все, что я уже слышала, видела и читала в журналах типа «Советский экран»…. И это была повинность, которую я терпеливо отбывала еще минут двадцать.
- Ну вот, хоть о чем-то теперь напишешь, - удовлетворенно кивнул он после своего продолжительного монолога. – А то пришла – и ни о чем не спрашиваешь….
И мы распрощались снова, теперь уже окончательно.
С изрядной долей юмора рассказала я на следующей день в редакции о встрече со звездой.
- Надо же! – вещала я. – Если я говорю с ним об административных проблемах театра, он считает, что это – разговор ни о чем! Вот как, оказывается, воспитывают дорогие «коллеги» артистов….
Должно было пройти много-много времени. Должно было состояться множество встреч со звездами и звездочками разных жанров и калибров. Должны были быть написаны километры интервью. Все это должно было – быть, прежде чем я по-человечески осознала и поняла ту встречу с Михаилом Боярским. Он отнесся ко мне, не как звезда к журналисту, а как настоящий Дартаньян, то есть, честно, по-товарищески. Потому что никто и никогда, ни до него и ни после не задал мне вопроса:
- А о чем же ты будешь писать?
Никто и никогда в подобной ситуации не подумал и не позаботился – обо мне.
У меня не состоялся материал про Боярского – директора театра. Зато я поняла, что люди и маски – это причудливые вещи, а роли и актеры иногда совпадают до чрезвычайности.