Сохранились у меня несколько незаконченных работ, написанных, видимо, по прочтению книг о художниках. Книги эти я брал в институтской библиотеке и читал по ночам. Особенно сильное действие оказали книги о Брейгеле и Босхе.
Работу «Мылслитель» можно посвятить другу Володе, с которым я тогда жил в одной общижитейской комнате, а "Бабочка наша" – это его подруга Ира. В какой-то момент, когда я вдруг начал много рисовать, и даже во время чаепитий и водкопитий, и вдруг Володя задал мне вопрос – зачем я это делаю?
Я не знал, что ответить, но нарисовал «Трансформацию марксизма» – иллюстрацию к популярному тогда анекдоту. Тот анекдот был про бороду, усы и брови коммунистических вождей, начиная с Карла Маркса. А я внес в нее еще одного –Андропова, который на картинке поглядывает в щелку за вождями. А оказалось – что это очередной Генсек. Сейчас рассматривая свою лабуду, я все же вижу театральность постановки, несколько слоев в глубину, как содержания, так и изображения, начиная от тараканов, кончая Кремлевской стеной. А также фантастическая сама идея – собрать всех вождей за одним столом.
Была у меня и более крутая реализация этой темы: «Реставрация могил у кремлевской стены», за которую, по оценке друзей, я мог бы получить 15 лет.
А вот работа "В 37-й палате", в которой также просматривается все моё будущее творчество. Справа стоит инвалид – фактически с того света. Батюшка и санитар уносят усопшего. Больному Ване, который и рассказал мне про этот случай, делают укол. Симпатичная санитарка. Лежащий Ваня разгадывает кроссворд. Приготовленые к делу носилки. Здесь я вижу даже истоки моих рассказов.
В «Автопортрете» просматривается мое ироническое отношение к своему занятию рисованием, да и к самому себе, к странном нестандартному удлиненному телу с длинными ногами и маленькой головкой. По Фрейду – это признак шизоида. Все фрагменты этой работе, начиная с крестов, кончая котом и памятником, потом импортировались в последующие работы, особенно по "Мастеру и Маргарите".
А ворона ушла даже в работу 1996 года «Наш дом Россия». Я любил ворон, они ведь, без всякой натяжки, умнейшие птицы. И откровенные своим отношением к помойкам, к людям и к пернатым.