Я уже не церемонюсь и курю прямиком в квартире, расхаживая с комнаты в комнату. Ты пытаешься вырваться на улицу, пряча деньги в носках. Речь сбивчивая и не понятная. Так бывает, когда хочешь сказать слишком много.
Глаза все безумнее, улыбка все шире, выбрасываешь свои вещи с балкона, творишь в квартире полный разгром, кидаешься на меня с ножом, грозишься убить, если я не скажу, где спрятана заначка.
Сидишь привязанная к батарее. Просишь. Предлагаешь себя взамен. Сижу напротив щелкая пультом, жую чипсы.
Грязно материшься.
Небо запуталось в проводах.
Никакой чистоты и самоконтроля. Все ограниченно этими человеческими мало бюджетными киношками, в которых самое главное - это субтитры.
Твои руки пахнут сырой печенью. Мои десна кровоточат и я только что оплевал белоснежную поверхность раковины кровавыми пятнами. Когда я по-особенному ощущаю всю притягательность этих тонких линий, я иду чистить зубы. Ничего личного.
Я совершенно не понимаю зачем ты мне и зачем я здесь, но я вижу бетонную стенку из огромного окна и равномерно поправляю складки на занавесках.
Мы ведь мечтали о хорошем будущем. Когда особенно напивались в те длинные зимние вечера. Когда мои пальцы буквально синели от холода, а твои губы были опухшими от поцелуев. Когда еще была надежда на это опоздавшее, чуть криворукое и беспозвоночное сейчас.
Девочка облизывающая горячую батарею, а ты помнишь мое имя? Имя не помнишь, но помнишь, что я люблю свой старый серый шарф и твою фотографию в кошельке.
Помнишь, девочка?