Раздался рев минометных снарядов, и затем грохот. Все как обычно. Тучи осколков, волна смерти, пыль и странный гул, который поднимался с земли. Деревня горела. Рушились кровли маленьких нищих домиков, с хрустом на пылающую землю падали плетни, дрожали расщепленные стволы пальм. В воздухе пахло обуглившейся человеческой плотью, коровьим пометом, спелыми бананами и взрывчаткой.
- Живым все, - с удовлетворением отметил высокий человек с пулеметом в руках.
Возле воронки остались лежать человеческие останки, но в кустах, слегка покачивающихся после взрыва, копошилось что – то. Маленький черный ребенок вырывался из мертвой хватки матери, и орал.
Голодный пацан, очевидно, оглохший от канонады, не прекращавшейся несколько дней, кричал и брыкался. Высокий человек подошел, склонился и стал с интересом смотреть на тщетные попытки младенца обрести свободу. Бесполезно.
Задумавшись на мгновение, он нацелил пулемет на головку ребенка, и положил палец на спусковой крючок. Палец подрожал немного, затем он вздохнул и поставил пулемет на предохранитель. « Каким бы я ни был, я не палач маленьким детям, которые вырастут правоверными мусульманами.» И тяжкое бремя ответственности исчезло, как будто его и не было. Абдул Рауф аль Махди радостно засмеялся. Он, чистокровный араб и потомок легенды Судана Мухаммада Ахмада аль Махди, поступил правильно, как всегда.
В лагере сил Национальной Освободительной Армии Судана
( НОАС ) царило уныние. Солдаты НОАС, в основном нубийцы, механически чистили автоматы. За холмами возле города стояло несколько танков Т – 55. Возле старого колодца был расположен минометный расчет.
Предпринятое в начале января 1997 года широкомасштабное наступление, получившее название « операция черная лисица », захлебнулось. Более того, правительственные войска начали контрнаступление, в результате которого потери НОАС составили не менее двух тысяч человек убитыми. Затем черный апрель, когда шесть групп, входящих в НДС, заключило перемирие с правительством и образовало собственный союз сил обороны Южного Судана.
Тогда силы НДС решились на отчаянный шаг. Стратеги в Кассале сочли возможным отрезать столицу Хартум от Порт – Судана. Побережье Красного моря захлебнулось от крови, но снова неудача.
- Похоже, я не вовремя, - сказал высокий эфиоп с нашивками полковника НОАС.– Что, как вообще наши дела? – Он обращался к группе старших офицеров, которые углубились в изучение карты окрестностей города Кассала. Город был на осадном положении.
- Филипп, зачем спрашивать, когда знаешь ответ? – вопросом на вопрос ответил генерал Ньяса Мугамба по прозвищу « бешенный Динка ». – Мы теряем город.
- Неужели все так плохо? Этого я не знал.
- Ты ведь сейчас оттуда? – утвердительно спросил его полковник Нондай. Полковник, как и генерал Мугамба, принадлежали к племени динка, и их живо интересовала ситуация в родной провинции. – Только что приехал?
- Только что.
- И как?
Полковник Филипп Майле молча сел на ящик. Потом, немного подумав, ответил:
- Два дня назад мы отступили. Отдали восемь деревень. Потери – примерно пятьсот человек.
- Почему так случилось? – спросил его « бешенный Динка ».
- Нас предали, - коротко ответил Филипп. – Махди четко знал расположение моих ребят. Ночью он снял часовых, легко прошел минные заграждения, взорвал пулеметные точки, а потом расстрелял ребят в упор из снайперских винтовок и крупнокалеберных с ночниками. Но я приехал не за тем, чтобы жаловаться. Мне нужны люди.
- Сколько ты просишь?
- Тысячу парней, и ублюдки Махди захлебнутся в Белом Ниле.
- А этот вампир по - прежнему распинает пленных? – тихо спросил его молодой капитан Мариам. Он, как и Филипп, был родом из Эфиопии. Вернее, родился он в Эритрее, но после отделения Эритреи от Эфиопии семья Мариама была вынуждена бежать в Эфиопию.
- Он не вампир. Просто этот человек абсолютно уверен во всех своих действиях и исключает любую возможность ошибки, - горько улыбаясь, сказал Филипп. – Он правоверный мусульманин, и не терпит нас, православных, или неправославных, настолько, что поступается своей исламской честью ради победы религии пророка Мухаммада. Вот почему он полностью сжег захваченные деревни. О жителях мне ничего не известно.
- Покажи, где это случилось, - попросил его « бешенный Динка ».
Полковник молча ткнул пальцем в район, где, как было известно из официальных источников, шли незначительные позиционные бои.
- Что он задумал? – спросил Филиппа генерал.
- Хочет отрезать мой отряд от основных сил Джубы и загнать его в ловушку.
- У нас нет резервов, но мы дадим тебе тысячу парней, и ты привезешь голову ублюдка, договорились?
- Да.
Абдул Рауф скрючился на бревне. Была ночь, и жалкие остатки его доблестной маленькой армии спали как убитые. Он встал, расправил плечи, и затем снова уселся. Ему было неспокойно, потому что Аллах, субхана wа таъаля, отвернулся от своего верного раба, и коварный Иблис сделал свое черное дело.
За последние несколько дней ситуация на фронте изменилась очень сильно. Вначале все шло, как по маслу. Его армия продолжала вести победоносное наступление, захватывая и уничтожая один населенный пункт за другим, постепенно выходя к Джубе. Филипп, да проклянет Аллах этого черного ублюдка, отступал, и проводил жалкие и нерешительные операции против его воинов, которые, как оказалось, носили разведывательный характер. Его отряд отразил атаки и передислоцировался, почуяв угрозу, но было слишком поздно.
Ублюдок знал, что делает. Позапрошлой ночью он нанес сокрушительный удар с применением большого количества минометов и гранатометов. Через семь часов после начала боя все было кончено, а на теплой земле осталось лежать четыреста сорок человек из элитных правительственных Народно – освободительных сил, вверенных ему лично президентом генералом Умаром Хасаном аль Баширом.
Абдул Рауф и несколько сотен человек из его отряда, оставшихся в живых, поспешно отступили, но черный ублюдок продолжал вести наступление, и он потерял еще восемьдесят человек убитыми ( в этой войне раненных и пленных не было, так как обе стороны безжалостно уничтожали и тех и других ). Теперь у него было чуть более четырехсот человек, и приказ президента – привезти в Хартум Филиппа живого или мертвого. Лучше мертвого.
- Яя алла, - зашептал он тоскливо, - За что? Что я сделал не так? Разве я хочу крови, смерти? Нет, благополучия моего любимого Судана, которое может принести только одно – ислам.
Мысли его изменились и понеслись в прошлое, он вспомнил своего великого предка. В первой трети девятнадцатого века Мухаммад Али, нечестивый правитель Египта, набросился, как голодный койот, на несчастную страну и захватил ее. Но Аллах, субхана ва таъаля, не был на стороне нечестивца, и послал им Мухаммада Ахмада аль Махди.
Абдул Рауф с упоением представил себе в тысячный раз картину – Махди на коне с благородными ансарами поражают нечестивых.
Высокомерные англичане решили, что это жалкая кучка авантюристов, и спустя несколько месяцев после их мудрого решения голова генерала Хикса торчала на колу перед восхищенными жителями Кордофана.
Потом взятие Хартума зимой 1884 года и гибель генерала Гордона со всем его гарнизоном.
Милостивый и Милосердный решил, что земные дни благородного Махди подошли к концу, и спустя шесть месяцев после взятия столицы забрал его к Себе. Правда, немусульманский Юг остался вне государства Махди. Да, лорд Китченер и предатели египтяне уничтожили халифат, но идея осталась. Да, гнусные английские христиане топтали землю Судана еще до середины двадцатого столетия, но приближалась победа Аллаха.
И, наконец, свершилось. Первого января 1956 года Судан обрел независимость. Улыбаясь, Абдул Рауф вспомнил, как он, будучи маленьким пятилетним пацаненком, радовался вместе с взрослыми великому исламскому будущему любимой родины.
- Аллаху акбар, - кричали улицы Хартума.
- Аллаху акбар, - кричали ангелы на небесах. Абдул Рауф был в этом уверен настолько, что часто ночью поднимался на крышу дома, чтобы услышать славословия небес.
Что изменилось с тех пор? Судан не стал образцовым исламским государством. Было препятствие, и Абдул Рауф знал какое. Юг. Христианский яд на посвященной Аллаху земле Судана. Воистину, Аллах не случайно сделал их такими мерзкими. Могли правоверные мусульмане терпеть подобное? Чтобы в государстве с тысячелетней исламской традицией жили граждане, исповедующие не то анимизм, не то христианство? Абсурд.
Положение продолжало оставаться нестабильным, правительства сменялись одно за другим, и однажды, а это случилось в 1989 году, к власти в стране пришел настоящий правоверный мусульманин Умар Хасан аль Башир. Пришел, чтобы завершить задачу благородного Махди – посвятить Судан Аллаху, полностью и до конца.
Мысли Абдул Рауфа вновь изменили направление. Он подумал вдруг, что средство, которое он хотел применить по отношению к Филиппу, было не очень чистым с точки зрения ислама, но у него не было выхода. Ислам требовал жертвы.
В грязной конуре, в которую поместили Филиппа, было невыносимо грязно и душно.
- Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй, - молился он, - Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков. Радуйся, Дева Мария, благодати полная, Господь с тобою. Благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, Иисус. Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешных ныне и в…
- Час смерти нашей, - зазвучал насмешливый голос Абдул Рауфа. – Слышал, слышал.
Эфиоп посмотрел на него, но промолчал. Руки у него были закованы в наручники за спиной. Это не давало ему возможности перекреститься.
- Зачем ты здесь, я все хотел тебя спросить? – Абдул Рауф рукою отстранил часового и вошел в хибару. Усевшись на топчане, он устремил вопросительный взгляд на пленника.
- Я – офицер, и мне приказали помочь НОАС. Поэтому я здесь.
- Нет, я все это знаю. Я имею в виду, зачем ты здесь в более широком плане?
- Ты никогда не задумывался, мой друг, что ислам, который вы насаждаете на Юге, очень похож на проклятую клетку?
- Это не правда, - твердо ответил Абдул Рауф.
- Нет, это правда, и тебе это очень хорошо известно. Ты - сознательный правоверный мусульманин, и ты не можешь не видеть очевидные изъяны системы, в которую свято веришь и которую считаешь непогрешимой.
- Хорошо, - кротко ответил тот. – Посмотри на христианский мир. Что ты видишь? Я тебе скажу, - голос Абдул Рауфа задрожал от бешенства. – Ты, и я, и все видят одну картину – зло. Насилие, коррупцию, лицемерие, порнографию. Я не вижу любви, прощения, сострадания, о которой так искренне проповедуют ваши вонючие проповедники. Какое бесстыдство, - ревел он, - писать на деньгах – «Мы верим в Бога». Они нас объявляют террористами, всех, и палестинских шахидов, и святых воинов Афганистана, и честных мусульман из Чечни. Нас, людей, которые открыто заявляют о том, что христианский мир погряз во зле. Эта ваша система насквозь прогнила. Вы поклоняетесь деньгам, лицемеры, и называете нас террористами. Разумеется, - Абдул Рауф немного успокоился, и в голосе его зазвучало сожаление, - Разумеется, мы - террористы в ваших слепых глазах. Но не мы разбомбили атомными бомбами Японию, не мы заполонили весь мир порнографией, наркотиками и спиртным. Нет, разумеется, мы – террористы. А к чему мы стремимся? Почему мы умираем с радостью в сердце во имя Аллаха, субхана wа таъаля? Потому что мы хотим построить мир, в котором люди будут честно жить и работать, прославляя Аллаха. Не пить спиртное, не есть свинину, не заниматься прелюбодеянием. Разумеется, мы – террористы. Мы против христианского зла, и мы превращаемся в каких – то шайтанов. Террористы, истерически вопят ваши телевизионные каналы. Что, они боятся Аллаха? В ваших глазах, христиане, мы – террористы. Но в наших глазах и в глазах Всевышнего мы – святые. Мы готовы умереть во имя Милостивого и Милосердного.
Филипп внимательно слушал Абдул Рауфа. Ему было очень неудобно, затекли руки, но он не произнес ни слова.
- Я не ем свинину, не пью, не смотрю порнографию. И я не считаю вас террористами.
- Как? – искренне изумился Абдул Рауф. Внезапно он усмехнулся. – Ах ты, трусливая задница! Пытаешься спасти свою шкуру?
- Я – военный, и ты знаешь, что это не так. На моем теле не знаю сколько шрамов от пулевых и ножевых ранений. Нет, я не считаю вас террористами.
- Кто же мы для тебя?
- Вы – люди, которые пытаются заставить меня отречься от Христа.
- Что дал тебе Христос?
- Любовь, мир и свободу!
- Но сейчас ты в наручниках, завтра тебя распнут, ты в моей власти, - спокойно указал ему Абдул Рауф. Приближалось утро, но спать не хотелось.
- И я пойду к Нему. Надеюсь.
- Знаешь, в чем дело? В том, что не все христиане думают так, как ты. Такие, как ты, проигрывают. Ты умрешь позорной смертью, и не будет в этом ничего героического. А я пойду дальше. Скоро весь Юг станет мусульманским. Почему ты поддерживаешь дело, которое безнадежно? Неужели ты хочешь, чтобы нубийцы пили, развратничали? Христиане, - сплюнул он.
- Некоторые нубийцы будут пить, курить и развратничать. Но некоторые будут идти за Христом, и, претерпевши до конца, спасутся, если на то будет воля Всевышнего, - тихо ответил Филипп. Он был измучен, морально и физически, и голос его звучал слабо.
- Кстати, ты знаешь, как попал к нам?
- Нет, - в голосе Филиппа послышалось страдание. Он устал.
- Тебя предал твой друг, капитан Мариам, - радостно пропел Абдул Рауф. Он надеялся увидеть на лице Филиппа шок и неверие, но был разочарован, поскольку ничего подобного не увидел. Пленник оставался спокоен.
- Я знаю.
- Как? – недоверчиво спросил его Абдул Рауф.
- У Христа тоже был предатель, и Он сказал, что всем христианам надо пройти этот путь – путь страданий, непонимания, предательства, и Голгофы. И не все жители так называемых христианских стран являются христианами. Много званых, но мало избранных. Потому что Христиане похожи на Христа, хоть чуть – чуть, и они идут по пути Христа. Спотыкаются, падают, но идут.
- Мне странно все это слушать, - задумчиво заговорил Абдул Рауф. – Оказывается, я совсем не знал вас. Вы тоже можете быть упертыми. Но то, что я говорю сейчас, - заторопился он, - Вовсе не означает, что я с тобой согласен. И приговор тебе – крест. Символ моей победы и твоего поражения. Символ конечной победы ислама, и поражения христианства. Завтра.
Солдаты, весело балагуря, не спеша воздвигали крест, на котором страшным грузом повис человек. Было видно что его до распятия жестоко пытали и били. Лицо, больше похожее на кровавую маску, было неподвижно. Вокруг синяков и кровоподтеков деловито жужжали крупные мухи, выбирая себе место поудобнее.
Тяжелые гвозди, пронзившие тело эфиопа, прошли в местах сосредоточения всех нервных окончаний организма, и жуткая, нечеловечески дикая боль постоянно сотрясала его истерзанное тело. Дышать было очень трудно, и каждый раз, когда Филипп пытался приподняться для вздоха, сломанные ребра все глубже и глубже входили в легкие и прочие внутренние органы.
- Как он терпит, - качая головой, бормотал Абдул Рауф. – Прочие орут, как недорезанные свиньи, а этот ублюдок держится.
Какое – то время он с интересом смотрел на картину агонии, но странно - ему было очень неудобно. Словно он совершал самое гнусное преступление в своей жизни. И с каждой секундой это чувство усиливалось все больше и больше. Наконец он не выдержал и подошел вплотную к кресту.
- Как ты терпишь? – спросил он.
Филипп тихонько стонал.
- Как ты терпишь? – закричал Абдул Рауф. Схватив автомат, он с силой принялся бить мученика по животу прикладом. Из горла Филиппа послышался хрип.
- Как ты терпишь? – потеряв голову, кричал Абдул Рауф, продолжая наносить один удар за другим.
- Это не я. Это – Христос.