(Глава из фантастического романа «Тайна горного озера»)
Действительность, порой, делает такие неожиданные повороты, что любые, даже самые продуманные со всех сторон житейские планы могут пойти прахом, натолкнувшись всего лишь на пустяковую мелочь. Вроде песчинки, случайно попавшей в сандалию к путнику, решившему после образования мозоля, пойти иной дорогой. Теперь уже совсем не той, что так долго прежде выбиралась.
Именно так и произошло с Татьяной Комаровой.
Еще с самой начальной школы она мечтала в будущем стать педагогом и вернуться обратно в свою Егорьевку дипломированным специалистом. Тогда как – на самом деле, совсем иную стезю приготовило ей простое стечение обстоятельств. Тех самых, что исподволь, виток за витком начали свиваться в один клубок нитью, пусть и не совсем ровной, зато крепкую, какую не порвёшь, забыв однажды о прошлом.
Вот и из головы Татьяны никак не выходит легенда старого таёжника дяди Вани Чепокова про чудовище из Молочного горного водоёма. Так же крепко запомнились ей чудные, порой совершенно несерьёзные рассказы друга Мишки Костромина о его поиске истины в истории со старой полевой сумкой бывшего чекиста Даурова.
В какой-то мере, судя по всему, под влиянием таёжника и земляка сама она, не ведая того, разительно изменилась. Стала другой не только характером, но и устремлениями, всё круче отдаляясь от прежде заветной карьеры. Пока однажды решив, что никогда не стает простой преподавательницы биологии, с головой окунулась в науку. И такую, что даже названия её в школьную пору Татьяны просто не значилось в учебной программе сельской одиннадцатилетки.
И столь же нелогично для строгой и вечно серьёзной ведущей «летописи» туристического похода на Шавлинское озеро, череда всех этих событий однажды обернулась самым обычным розыгрышем, как оказалось, направившим перспективную студентку прямиком в научные выси.
Правда, ещё до того как «попасть на крючок» балагуру, затеявшему сыграть с ней остроумную шутку, провинциалка сама дала повод для такой идеи. Уже тем, что буквально с первого своего дня после расставания с «абитуриентской вольницей» напросилась на то, чтобы именно её и избрали мишенью готовящейся остроты, когда записалась туда, где никто никому «мёдом хлеб не намазывал».
И действительно, в коллективе университетского научного общества, куда она вступила ещё на первом курсе, имелось немало направлений для применения острого ума симпатичной девушки. Однако то что увлекало подруг, ей не подошло. И очень скора Комарова нашла себе, только ей в ту пору интересную тему — ископаемые позвоночные, прямиком уманившую на занятиях секции тафономии.
Среди новых знакомых первокурсницы ровесников можно было по пальцам пересчитать. Своей большей частью секция состояла из «без пяти минут дипломников», аспирантов и даже молодых преподавателей.
Но и на их фоне с каждым новым семестром всё более ярко стала проявляться увлеченность Комаровой доисторическими костями, по которым можно было делать выводы о некогда существовавшей на планете эпохе динозавров. В том числе и на нынешних просторах Сибири.
Правда, последнее утверждение ещё требовало дополнительных, пока не открытых наукой, точных и неопровержимых доказательств. Но имелись косвенные, которые Татьяна и собирала с истовостью грибника, напавшего на сосновую поляну с перезревшими груздями, где, сколько не вскрывай кучки сухой хвои над шляпками, нет, ни одного годного, а оставить это занятие жалко.
Что же успела собрать на первых порах, должно было проясниться при первом творческом сообщении о мифах Горного Алтая, выбранном докладчицей для своего дебюта на очередном научном общении.
Успех был уже в том, что обнародованные ею сказания алтайского фольклора имели чисто тафономический оттенок. В них, как, оказалось, постоянно фигурировали персонажи, отдаленно напоминающие не кого-то там, а самых настоящих звероящеров. Или, говоря среди специалистов более просвещенным языком — динозавров.
Только в самом начале доклада некоторые из участников обсуждения припомнили свои прежние спелеологические походы по Горному Алтаю, неизменно приводившие новичков непроходимой в распутицу дорогой прямо к посёлку Тигирек. Но усилия по преодолению месива раскисшего под дождями пути с лихвой возмещались посещением самой простой пещеры – первой категории сложности, зато носящей загадочное и страшное название – «Ящур».
Как сообщила докладчица, название провала в горе, ведущего в глубину на тридцать пять метров, с протяжённостью ходов ещё на две сотни сырых и глинистых саженей, было связано именно с легендой о драконе, обитавшей в этом своём логове, пока там же и не закончил свой век.
– Вот фотографии! – Комарова пустила по рядам пачку глянцевых цветных отпечатков. – Мы с ребятами внутри всё облазили и сделали снимки с таких ракурсов, что действительно кажется, что на потолке одного их ходов отпечатался самый настоящий хребет сказочного ящера.
И всё же большого удивления эти факты не вызвали. Уже потому, что каждый из принимавших участие в обсуждении, сам был не раз готов видеть заветные следы динозавров в чём угодно, хотя бы отдалённо напоминающем вымерших миллионы лет исполинов.
Скептики ещё и привели в пример находки, сделанные в соседнем – чисто азиатском регионе, где разные там диплодоки и бронтозавры водились косяками, оставив после себя множество костяков. Ну, а на Алтае – увольте!
Комарова от их реплик вовсе не стушевалась.
Более того, с еще большим энтузиазмом вдруг начала говорить о том, чего присутствующие прежде вовсе не знали. Потому в самый настоящий восторг всех привела мифическая «Шавлинская корова», о которой девушка из сельской глубинки говорила с особым чувством — едва ли ни личной причастности к древней тайне.
— Кому-то медведь-топтыгин на ухо наступил, чтобы сделать своеобразным музыкантом, а по тебе, Танюха, он прошёлся прямо по макушке! — покрутил тогда у виска пальцем староста их группы, присутствовавший на плановом мероприятии молодёжного учёного общества, чтобы сделать пометку в своём отчёте.
Сказал, не подумавши, что обидит насмешливой репликой, а оказалось, как наворожил ей будущее. От нанесённой ей обиды Комарова ещё более тщательно и всерьез взялась за изучение именно «сибирских следов» ископаемых владык планеты. Найдя при этом очень новые, куда более интересные факты там, откуда их, просто не могли взять другие начинающие палеонтологи — в рассказах своего лучшего друга и бывшего одноклассника Михаила Костромина.
Откуда было тому знать, в какую почву «сеял семена», горячее и с немалой собственной выдумкой повествуя о том, как ему едва не удалось отыскать-таки легендарные сокровища барона Унгерна. Правда, все точные факты и свидетельские показания очевидцев, Мишка приводил без собственного переосмысления. Не занимался, как о нём говорили другие туристы – «интерТрепацией»!
Одновременно поделился он тогда с Татьяной и многими имевшимися у него фактами, почерпнутыми из документальных описаний пути обоза Фердинанда Оссендовского. Тем более что интересного и необъяснимого хватало на всём маршруте движения сначала верховых лошадей и верблюдов, а потом и простых телег, тяжело нагружённых награбленными в Урге сокровищами самого Чингисхана.
Про героического чекиста, сорвавшего хитроумные планы беляков, Татьяна слушала, что называется, «в пол-уха», но самое интересное для себя не пропустила. На основе того рассказа Костромина она сначала написала простое сообщение в университетский альманах. Потом, на основе той версии, у неё родился целый научный реферат, ставший впоследствии курсовой работой. И тогда же, ее преподаватель — профессор Владимир Дмитриевич Горбунов посоветовал увлечённой студентке продолжить тему уже в качестве «Дипломного проекта»!
Подкрепил он свое мнение не только благими пожеланиями, но и очень важной рекомендацией, оформленной на факультете по всем правилам:
— Представить ученому миру гипотезу студентки Т. Комаровой о, неизвестном до сей поры даже специалистам, кладбище динозавров».
И на этом, крайне доброжелательный к своей любимой ученице, профессор, не успокоился. Пошел ещё дальше, при любом подходящем случае оказывая ей всяческую поддержку.
В том числе немало поспособствовал Горбунов и выделению специального гранта ЮНЕСКО для международной палеонтологической молодежной экспедиции, в компетенции которой была проверка предположения русской девушки, ссылающейся на достоверный источник. Тот самый, каким были, прежде мало кому известные, едва не утраченные вообще, дневниковые записи знаменитого путешественника Фердинанда Оссендовского.
Бумаги те, в свою очередь, появились на свет весьма, даже кстати. Серьёзно заинтересовав специалистов в сложившейся к этой поре в тафономии, что называется, «патовой» – не ведущей к какому-либо результату, ситуации.
Ведь, практически не осталось на территории Монголии мест, куда бы уже не ступала нога человека. Особенно – вездесущего учёного-палеонтолога. А уж он сам, как и его собратья успели перевернуть всё «вверх дном» в поисках останков доисторических существ, вымести все находки «под метёлочку».
Только за ними появилась новая поросль изыскателей, которым тоже хотелось реального результата в поисковую работу, а не констатации того, что до них отыскали первопроходцы.
Так что идея юной госпожи Комаровой пришлась ко двору. Хотя и уводила участников поиска в места, где прежде, как будто бы уже вели, правда, безуспешно такой поиск. Пока не оставили его. Да ещё и навсегда повесив ярлык – бесперспективности.
Поколебало это мнение, участие спецслужб сразу нескольких государств в авантюрной судьбе польского учёного и путешественника и одновременно автора записок, обнародованных теперь перед коллегами русской студенткой.
А уж чекисты, как советские, так и «местного – монгольского разлива» умели прятать концы в воду. При малейшей возможности деятели «плаща и кинжала», как правило, успевали предпринять всяческие им позволенные меры к «закрытию» на десятилетия (а то и «навсегда») практически любой местности.
– И тем более, ничто не могло помешать распорядиться спецслужбам Улан-Батора судьбой этого пустынного, малообитаемого предгорного района, где могли быть спрятаны, похищенные бароном Унгерном и его людьми, несметные и до сих пор не найденные сокровища! – решили в комитете по науке ЮНЕСКО.
Заодно деятели международной организации по культурному общению оставили без рассмотрения, как недоказанный, ещё один повод полной изоляции территориальной изоляции. И не удивительно. При нынешнем развитии медицины уже не столь отпугивающими казались природные очаги заразных заболеваний, вроде сапа и тому подобных инфекций.
...Вот так и было получено «благословение» для молодежной экспедиции, призванной нарушить все прежние каноны официального отношения к тому району, где предстояло отличиться перспективным учёным из разных стран – отыскать то, в чем, по навязчивой подсказке местных властей, просто разуверились.
И настал счастливый день, когда не только получены международные паспорта профессором и его ученицей, но и взяты ими билеты на самолет прямиком от Новосибирска до самого Улан-Батора.
Горбунов с Комаровой вполне благополучно долетели на «Боинге» до столицы Монголии. Там, к их прилету, там уже собрался весь состав участников проекта, во главе с бельгийкой мадам Коше.
Сразу вслед за ней с новыми участниками познакомились и остальные. Пришлось и россиянам представляться перед аспирантами из Польши Мареком Ковальским, немцем — Рудольфом Шульцем. А ещё – таким же студентом, как и молодая сибирячка — прыщавым французом Жоржем Берсаньи.
Сначала смутив девушку тем, что галантно поцеловал её ручку, парень из Сорбонны постарался и далее не оставлять завоёванных позиций ловеласа. Как и с первых же минут общения, он в дальнейшем тоже при всяком удобном случае не упускал возможности завладеть вниманием автора их теперь уже совместного проекта.
Налаживанию взаимоотношений послужила общая цель, добраться до которой можно было, преодолев немалое расстояние по безжизненному пространству. Но это не пугало никого. Маршрут экспедиции уже заранее, до прилёта в Монголию был известен всем ее участникам и должен был провести их через всю страну – от Улан-Батора до самого аймака Кобдо.
Как заявила на первом же общем собрании всех участников экспедиции, поясняя свой замысел, Татьяна Комарова:
— В точном повторении пути, пройденном когда-то вьючным караваном посланцев барона фон Штернберга, больше известного под фамилией Унгерна.
Громкое имя было названо девушкой без прежней негативной политической окраски, принятой на Родине. В точном соответствии с политкорректностью, которой требовали придерживаться всех участников международного проекта.
Теперь бывшего колчаковского генерала уже никто не поносил за всё им содеянное, но и не именовал почтительно диктатором Хутухты. Больше в ходу были прежние — довоенные труды путешественника и географа Романа Федоровича Штернберга. Как оказалось, в мирное время немало путешествовавшего по различным труднодоступным уголкам Азии вместе со своим приятелем Фрэдом.
И тем более об Оссендовском можно было говорить лишь в самых превосходных степенях, за этим весьма требовательно следил Ковальский, считавший себя ближайшим учеником знаменитой соотечественницы Зои Киелан — Яворской, немало доброго почерпнувшей в свое время именно из трудов пана Фердинанда.
Только он демонстративно выражал наибольший скептицизм по отношению к их затее. Явно провальной уже потому, что была она, мол, основанной не на научном предсказании, а на каких-то подозрительных листках, появившихся из подвалов бывшего НКВД.
Особенно же Ковальский, не доверяя тому, что явила научному миру какая-то там студентка-пигалица, по его мнению. Недоучка со студенческой скамьи Комарова, после её подробного рассказа о результатах поиска Даурова.
— Этот большевицкий палач, наверное, и погубил нашего незабвенного пана Оссендовского! — заявил пан Марек.
И замолчал, даже не извинившись перед другими за то, что первым не выдержал строгого правила исключительно лояльного отношения к политическим пристрастиям друг друга.
И всё же, прервав рассказ сибирячки, её ярый критик помог Татьяне утвердиться в своей идее. Невольно выдал свою прекрасную осведомленность о том, за что сразу после войны попал под трибунал майор, едва не разоривший нынешний — широко известный в научном мире музей польского ученого в пригороде Варшавы.
Однако и у Татьяны была своя гордость за соотечественника, также жизнь положившего на то, чтобы узнать тайну, унесенную с собой в могилу порученцем барона смерти Унгерна.
— Ты не прав, Марек. Больше всего виноват в смерти учёного Оссендовского наследник барона, — в ответ уже без горячности заявила девушка. — Тогда как наша – советская армия спасла весь польский народ, а не только отдельный особняк пана Фердинанда с его книгами и документами.
При этих словах Комарова вдруг невольно почувствовала на себе и недобрый взгляд Шульца. Замялась, сникла и замолчала, предоставив возможность другим вступить в разговор о планах намечающейся поездки.
Больше никто ни спорил о вещах, конкретно не касающихся целей и задач их экспедиции. Потому напряжение незаметно прошло. Так что вся научная молодежь опять напоминала единомышленников, забыв о прежних распрях.
...Но, как бы там, ни было, а в дорогу отправились с большим воодушевлением и при скоплении публики, проводившей караван:
— Пожеланиями удачи!
Выехав из Улан-Батора, и следуя друг за другом, два вездехода марки «Лендровер», выкрашенные в белый цвет международной гуманитарной организации, пылили день за днем в одном направлении. Несмотря на погоду и время суток, точно по графику следовали до отдаленного от столицы горного хребта Монгольского Алтая.
Останавливались исследователи на своём пути только в редких населенных пунктах, да и то, лишь затем, чтобы пополнить запасы провианта для себя, и горючего для машин.
Заниматься какими-то специальными раскопками не имело смысла. Потому, что за десятилетия, прошедшие с тех пор, как где-то в этих самых местах академик Обручев отыскал первый след древнего мира — зуб доисторического носорога, прошло немало времени. И за эти десятилетия немало различных комплексных экспедиций, вроде их собственной, основательно, как говорится, «прошерстили» чуть ли не всю бескрайнюю территорию пустыни Гоби.
И эти тысячи избранных, превозмогая экспедиционные лишения, изучили местность, как свои пять пальцев на одной руке. Сумели нанести на карту ее удручающие взор пустоши, гористые валы, сверкающие под лучами солнца солончаки и круто обрывающиеся прямо посреди дороги скалистые края впадин, сопутствующих руслам давно пересохших рек.
К тому же исследователи добыли здесь немало экспонатов для великого множества палеонтологических собраний редкостей со всего мира. И откопали бы, наверное, еще больше, выполняя заявки антикваров, если бы совсем не иссякли прежние места основных находок.
Не доставало в них только того, о чем когда-то написали герои научной работы студентки Комаровой, видевшие своими собственными глазами пещеру с горой скелетов огромных зверей, для розыска которой и была снаряжена их экспедиция, следовавшая сейчас в сторону, прежде запретного района для любых раскопок.
Главная трудность заключалась в том, что на машинах, даже в пустынном бездорожье, путешественники преодолевали расстояния во много раз быстрее, чем вьючный караван верховых казаков. И чем ближе был конец пути, тем тревожнее становилось на душе Татьяны и ее научного руководителя.
Профессор Горбунов теперь и сам уже был не рад тому, что дал «зеленый свет» сомнительному прожекту своей, пусть и самой лучшей своей студентки.
— Что-то не попадаются на пути знакомые приметы, о которых упоминали Оссендовский с Дауровым в своих писаниях! — при обсуждении итогов последних дней все чаще, следом за другими, говорил Владимир Дмитриевич.
И только сама Татьяна верила в свою звезду, убеждая потерпеть ещё немного, когда автомобили на порядочное расстояние углубились в места, ранее считавшиеся недозволенными для появления чужаков.
И она как в воду смотрела. Все наладилось, подтвердив её правоту. Но случилось это не скоро. Вначале довелось лицезреть первую конкретную примету «из дневников участников золотого обоза». Случилось это после того, как их мини-караван преодолел очередную возвышенность и сразу за ней – далеко впереди учёные увидели представшую перед ними величественную махину белоснежной вершины с характерными очертаниями, известными каждому исследователю Монголии.
— Гора Мунхайрхан-Ула! – завопили, чуть ли не все, сделав это хором, когда без команды высыпали из остановившихся машин на мелкое, хрустящее под ногами, каменное крошево почвы.
Именно эту вершину, высотой более четырех тысяч метров над уровнем моря и имел в виду Дауров, когда ориентировался при розыске кратчайшего пути до Кобдо, пробираясь с золотой статуэткой «Танцующего Будды».
— Скоро будут озера! — безо всякой карты определила Татьяна Комарова, прекрасно помнящая рассказы Михаила Костромина, по памяти цитировавшего ей записки участников гражданского противостояния.
Своим высказыванием, она словно предупреждала остальных о том, чтобы внимательнее смотрели по сторонам, дабы не потерять то место, где в своё время сделал свою роковую находку Оссендовский.
И на самом деле, стойбище арата, погубившего всю свою семью, должно было находиться чуть в стороне от обычного пути. Там, где действовал столько лет (по повелению властей) ярлык о полном отсутствии перспектив поиска останков ископаемых животных.
Оттого и оставалась неизвестной миру судьба несчастного кочевника и его семьи до тех самых пор, пока о них не напомнили сначала записки Оссендовского, а потом и Даурова, найденные кладоискателями.
И всё же первых ориентиров было недостаточно для того, чтобы все поверили в близость цели.
Сеть, замеченных вскоре с очередного перевала, прекрасных и уникальных озер — от самого большого Хара-Ус-Нур и немногим его меньшего — Хара-Нур была несколько дальше предполагаемой «Пещеры динозавров», как уже окрестили конечную точку своих изысканий члены экспедиции.
И они же отметили, через несколько часов пути по песчаной местности, что находятся на дне большого озера, совершенно пересохшего в столь отдалённые времена, что только очертания бывших берегов, проявлявшихся в виде гористых проявлений, напоминали о былом водоёме.
Подъехав к одной из скальных возвышенностей, откуда бежал небольшой ручей, исследователи и обнаружили, к огромной для себя радости то, к чему так стремились. На склоне горы чернел вход в глубокую и мрачную пещеру, прежде заслонявшийся другими нагромождениями камней.
Совсем близко подъехать к гроту не удалось.
Потому автомашины пришлось оставить на подступах, а самим спешиться и уже тогда наперегонки путники пустились к заветной цели, нисколько не страшась ни холодного дыхания пустоты, ни дурной памяти про убитого пастуха, не раз возникавшего в мыслях после очередного прочтения дневников участников «золотого обоза».
Все внутри пещеры было почти таким же, как вспоминали Оссендовский с Дауровым. Разве что, кости домашних животных и людей перед входом в подземелье давно растащили современные падальщики – птицы и звери. Те же, что оставались, начисто замело сухим сыпучим песком.
Зато под сводами пещеры кости огромных динозавров находились, прямо-таки в идеальном состоянии. Что и к собственной, и к общей радости отметили все без исключения палеонтологи, бросившиеся поздравлять героиню открытия — Татьяну Комарову.
Господа профессора, вместе с аспирантами давно поднаторевшие в своей науке, не ограничивались только, любимой Татьяной тафономией. День за днем, неделей за неделями они проводили еще и другие исследования — по стратиграфии, литологии и палеоэкологии. Желая полнее и всеобъемлюще сделать реконструкцию условий существования и захоронения этих, лучше всего сохранившихся, древних обитателей Центральной Азии. На удивление всех участников открытия, оказавшихся исключительно одного вида – только гигантскими зауроподами, начинавшими как всеядные существа, а потом перешедшими и на питание растительной пищей.
Комарова, даже не прислушиваясь к тому, о чём говорили между собой другие члены экспедиции, сама помнила о мнении ученых насчёт этих доисторических исполинов. И могла в любой момент дословно процитировать лекцию. Даже не заглядывая в конспект рассказать, что зауроподы обитали предпочтительно у водоемов, где удавалось поедать различных озерных обитателей. Ну, а погибли здесь, видимо, от того, что лишились привычной среды обитания.
К этой мысли рано или поздно пришли все участники экспедиции без исключения, успевая не только делать собственные умозаключения, но и, невзирая на возраст и пол, одинаково усердно заниматься достаточно тяжелым физическим трудом.
Разделяя костяки огромных звероящеров по отдельности, чтобы в комплекте доставить драгоценные находки по музеям, палеонтологии убедились в полном соответствии обитателей пещеры тем данным, что уже имелись у их коллег.
Зауроподы, достигали в длину до 35 метров и при массе до 30 тонн обладали не только зубастой пастью головы на длинной шее, острыми когтями на мощных лапах, но еще и длинным хвостом. Эта немалая часть тела позволяла ящерам, орудуя как тараном, справляться с жертвой, а то и рулить при водных перемещениях.
Причем, выслеживая добычу, зауропод проявлял хитрость. Сам при этом целиком прятался в воде, предусмотрительно, чтобы не заметила жертва, подняв, наружу только глаза, выступавшие над, сравнительно небольшой, головой, одновременно исполнявшей таким образом, роль своеобразного перископа.
Спор вызывало только одно:
— Время существования динозавров?
Обитатели пещеры, судя по всему, погибли всего-то несколько тысяч лет назад, И даже без специального анализа можно было понять, что пещере была заселена гораздо ближе к настоящему времени, но никак не миллионы, как прежде считали ученые, отводя их к Юрскому и Меловому периодам.
Одной Татьяне Комаровой теперь было не очень интересно вслушиваться в научные дискуссии своих остепененных спутников.
Она нет-нет, да вспоминала того, кто помог ей сделать самое главное, как тогда казалось, научное открытие:
— Бывшего одноклассника Михаила Костромина.
И встреча с ним теперь должна была быть совсем не такой как прежде.
— Михаил не просто хороший парень, а самый лучший на свете! — теперь окончательно поняла девушка, отмахиваясь, как от назойливых мух от своих поклонников из числа иностранных аспирантов и студентов.
Они буквально боготворили теперь Татьяну. И не только за красоту и добрый характером, но и уникальный дар научного предвиденья.