До обеденного перерыва оставалось полчаса, когда к верстаку, за которым работал слесарь-сборщик Мамонов, подошел Сашка Волынцев.
– Кончай работу, Кузьмич! – хлопнув рукой по плечу Мамонова, сказал он. – Убирай инструмент и пошли переодеваться. Начальство посылает нас на похороны.
– Какие еще похороны? – переспросил Мамонов, поворачиваясь к Сашке и поправляя съехавшие на нос очки.
– Тю! Ты что, с луны свалился? – удивился Волынцев. – В проходной объявление уже второй день висит, а он ничего не знает. Гусев помер, токарь с первого участка. Да ты его должен помнить. Он еще к нам в домино играть приходил…
– Ну как же, помню. Только я тут причем? Я, кажись, этому Гусеву никем из родственников не прихожусь.
– Чудак ты, Кузьмич. Думаешь, я его хорошо знаю? Просто от нашего участка должен кто-то быть на похоронах. Вот мастер и посылает нас с тобой. На нас возлагается, так сказать, ответственное поручение.
– Ну раз мастер посылает, тогда другое дело, – согласился Кузьмич и начал не спеша убирать с верстака инструмент.
Весь процесс похорон – вынос тела покойного, путь на кладбище и обратно – Сашка и Кузьмич перенесли стойко, хотя далось это им нелегко. Затерянные в толпе многочисленных опечаленных родственников, они чувствовали себя весьма неловко. Правда, и среди этих совершенно чужих людей на глаза им попались несколько знакомых лиц. Это были такие же, как и они, представители завода. Но среди общей угнетающей атмосферы скорби подойти к товарищам по работе и поговорить о насущных делах было как-то неудобно. Поэтому Сашка и Кузьмич поприветствовали своих знакомых лишь легкими кивками.
Только в столовой, заняв места за поминальным столом, они почувствовали себя более-менее свободно. Напротив Сашки и Кузьмича уселись две старушки в черных платках, завязанных под узелок. Соседки слева и справа тоже оказались пожилыми женщинами.
– Ну и в компанию мы попали, – вздохнув, шепнул на ухо Кузьмичу Сашка.
– Дурак ты, – так же шепотом ответил ему Кузьмич. – Считай, что нам повезло. Старухи водку не пьют.
И действительно, после того как Сашка и Кузьмич выпили по стакану, соседки-старушки пододвинули им свои, нетронутые.
– Пейте, родимые, – сказала одна из них, вынимая маленький кружевной платочек и вытирая им губы. – Мы ее, горькую, не потребляем…
Понятно, родимые отказываться не стали.
После третьего стакана водки Сашка почувствовал себя совсем легко и свободно. Кузьмич уже оживленно беседовал со своей соседкой, полной женщиной лет шестидесяти. Оба были садоводами, и теперь спорили о каком-то жуке-короеде. Язык у Кузьмича заплетался, и ему все чаще приходилось делать паузы, чтобы подобрать нужное слово.
За другими столами тоже стало оживленно. Трудно было поверить, что все эти люди всего час назад были полны скорби и печали. Сейчас они громко разговаривали, спорили, кое-кто даже шутил…
Сашке тоже хотелось поговорить. Но найти себе подходящего собеседника он не мог. Поэтому, заметив, что некоторые гости встают и прощаются, Сашка тоже потянул своего приятеля к выходу.
Кузьмич еле поднялся, и Сашке пришлось поддержать его, чтобы тот не свалился.
– Ох, и по-па-дет м-не се-го-дня от мо-ей ста-ру-хи… – глупо улыбаясь, еле выговорил Кузьмич.
– Ничего, я тебя провожу, – успокоил его Сашка.
Автобус был полупустой. Они устроились рядом на заднем сиденьи. Кузьмич пристроил голову на плечо приятеля и задремал. Задремал и Сашка.
Минут десять ехали молча. Неожиданно Кузьмич встрепенулся.
– Сань, а Сань! – позвал он приятеля. – А от чего этот Гусев помер?…
– Кто его знает, – недовольный тем, что разбудили, пробормотал Сашка. – Кажись, от рака…
– Да, вот ведь как бывает. Был человек, и нет его…– вздохнув, глубокомысленно заметил Кузьмич.
Они замолчали, обдумывая, вероятно, бренность всего земного. Автобус слегка подпрыгивал на неровностях дороги, и вместе с ним подпрыгивали на сиденьях пассажиры.
– Сань! – снова позвал Кузьмич своего приятеля. – А давай споем?…
– В автобусе?
– А что?..
– Давай! – махнув рукой, согласился Сашка.
И они запели. “Ой, цветет калина-а-а…” – хрипло тянул Кузьмич. “В поле у ручья-я-а…” – басом вторил ему Сашка. И оба подхватывали: “Парня молодого полюбила я-а-а…”
Выглядел этот новоиспеченный дуэт весьма необычно. Здоровый, широкоплечий Сашка, с шапкой черных, курчавых волос на голове, бережно, словно девушку, обнимал худого, щупленького Кузьмича, пристроившего свою лысую голову у него на плече.
Пассажиры с передних сидений начали оглядываться.
– Вот, нализались… – недовольным голосом сказала какая-то женщина.
– Зря вы так, – вступился ее сосед. – Может, у людей сегодня праздник, вот и поют…