Высоко подняв голову и ни на кого ни глядя Лу спускалась по лестнице. Иванна плелась следом, выговаривая всё то же, что мусолила последние несколько минут, пока переодевались. Юбчонка Лу топорщилась во все стороны и кокетливо подчёркивала крутые бёдра. Это подобие балетной пачки, купированной до размера абсолютного минимализма довершалось крошечными обтягивающими шортиками. Трое мужчин внизу одновременно оглянулись на шаги и уставились в точку притяжения. Иванна нервничала и одёргивала точно такую же юбчонку, задранную выше всяких приличий, тщетно прикрывая места, на её взгляд, не нуждающиеся в откровенной рекламе, но за томно спускающейся Лу были видны только ноги и торчащая поверх голова с блуждающим взглядом и поджатыми губами. Осталось ещё несколько ступеней. Трое внизу замерли.
Именно в этот переломный момент, когда расплата, казалось, была неминуема, Иванна проснулась и теперь в недоумении перебирала в памяти остатки сна. Её ближайшая подружка и действительная необходимость сдать дачу превратились во сне в казус с вытекающими последствиями. Как Иванна не возмущалась, что они сдали только дом, оказалось, почему-то, невозможным отказать жильцам, рассчитывающим на ласку хозяек. Иванна выдохнула: это только сон - до свидания ночной бред, и здравствуй день. За окном шевелилась осень, перебирая шершавые листья. Солнце коварно высверкивало сквозь полуобнажённые ветви лип, подмигивало ярким, холодным глазом. Иванна спустилась по той самой лестнице и посмотрела на градусник — за окном плюс три — совсем не лето. Поёжилась, скоро зима, а она так и не сдала дом. Перелёт в тёплые места откладывался.
Заварила кофе, жадно схватилась за сигарету и лишь тогда взглянула на мольберт. Ей всегда было страшно поутру смотреть на то, что поздней ночью казалось совершенством, выглядывающим из-под кисти. Она предпочитала широкую щетину и писала также широко, размашисто и малопонятно. Поверхность была загрунтована плотным чёрным, маслянисто сияла уголком, попавшем под лучи осеннего солнца. Просто чёрный квадрат холста. Иванна присела напротив. Странно, она помнила, как осень вплеталась в заготовленный холст и разлеталась сочными брызгами до самого края, который она сознательно подчеркнула голубым, неестественно голубым — пронзительным, кричащим, вызывающим. Вчера было красиво. Или тоже сон? Лу и эти дурацкие юбочки — точно сон, а с картиной она была не уверена, ведь она писала вчера... или только хотела написать...
Телефон певуче задёргался на журнальном столике. Задорная мелодия синкопой проскакала по комнате. Экран засветился вызовом «Эммочка».
Алло, - лениво откликнулась Иванна.
Спишь?
Привет. Уже нет, кофе пью.
Со мной произошла ужасная история, ты не поверишь...
Опять?, - довольно ехидно откликнулась Иванна и прикурила вторую сигарету.
Как будто я притягиваю всю эту ерунду, как с гаишниками тогда, помнишь?
Угу, - Иванна выпустила дымину и засмотрелась, как сизые волны, сплетаясь в разнокалиберные косы, тянутся к окну.
Давайте встретимся сегодня. Ты занята? У меня ещё есть потрясающая новость, расскажу...
Я на даче, приезжайте.
Правда? Сейчас Агнеске позвоню. Я уволилась! - не удержалась Эммочка.
Поздравляю! - Иванна искренне встрепенулась, хотя это событие ожидалось последние полгода, а перспектива ухода с работы муссировалась при каждой их встрече.
Поверить не могу, что теперь я свободна! Ладно, при встрече.
Жду.
Эмма была девушка вдумчивая, с солидным образованием и стремительной карьерой. Казалось, она создана для корпоративного этикета. Последний предполагал наличие средств и тянул из кошельков поклонников суммы, сопоставимые с многозначными годовыми бонусами самой Эммочки. Статус обязывал тратить больше, чем любой из допущенного круга зарабатывал. Расходы постоянно превышали доходы, этот круг втягивал всё глубже, пока Эммочка не закружилась в этом вихре до головокружения и наконец выпала из водоворота, словно откинувшийся творог. Она продолжала деловито отвечать на телефонные звонки строгим «Кодрас. Слушаю!», писать по двести писем в день и проводить переговоры за унылым ланчем, но мысли Эммочки, её устремления вышли далеко за стены офиса и кружились вдоль упрямых строчек. Эммочка имела неосторожность увлечься литературой.
Её повлекло в малознакомые, не статусные клубы, на литературные вечера и поэтические чаепития. Теперь поклонники и обожатели оценивались по жёсткому критерию знания предмета: читал, не читал. Она оглядывала круг постоянных воздыхателей и потенциальных кавалеров, их шансы истончались неумолимо, как скоротечный весенний ливень. Впрочем, были и исключения, словно гроза прошла их стороной.
Она с удивлением обнаруживала, что один просто скрывал начитанность. Другой тщательно прочитывал её сочинения и в подробном пересказе, не надеясь на память, доставал аккуратный листочек и зачитывал наиболее удачные, на его взгляд, пассажи. Другой сменялся следующим другим, столь же дисциплинированным читателем и Эммочка была довольна личной жизнью и текстами, вырывающимися наружу. Лица клиентов и коллег, отвлекающих её от главного интереса, стали невыносимы; одна только мысль о работе ядовитой инъекцией наполняла рот горечью и хотелось всё время сплёвывать, как в кабинете стоматолога. Эммочка начала беспричинно плакать, нелепо раздражаться на мелочи и мечтать о другой жизни.
Они познакомились в затрапезном кафе, в котором ещё год назад Эммочка даже не могла себя представить. Встреча с автором нашумевшего романа взволновала и воодушевила не только её. Публика галдела, сталкивала пивные стаканы, пена плескалась на засаленные столы. Допила остывший чай и с неохотой расплатилась. Уходить не хотелось, но и сидеть одной среди шумных компаний, развивающих волнительные темы, было неудобно и оскорбительно. Нечёсаный мужик, который во время встречи задавал бесконечные вопросы и выказал осведомлённость о цитатах, которые автор использовал в романе, всё время исподлобья посматривал на девицу с распущенными рыжими волосами в строгом офисном костюме неожиданно яркого, пронзительно-синего цвета. Любопытство приклеило к стулу. Заказала ещё чаю.
В зал ворвалась лиса. Это первое, что запомнилось. Лиса крутанулась, высматривая свободный столик и подскочила к Эммочке.
Уже закончилось? Опять опоздала! Можно к вам?
Пожалуйста, - обрадовалась Эммочка компании.
За ярко-рыжей душегрейкой обнаружилась натуральная блондинка, назвалась Агнессой. Она всё время крутила головой и с трудом удерживалась на стуле, вбирая в себя десятки голосов, отчаянно надеясь уловить нечто несомненно важное, упущенное опозданием.
А он ещё здесь? - Агнесса вскочила, заглянула в соседний зал и столь же стремительно вернулась на место.
Не знаю, - удивилась Эммочка огненному темпераменту.
Официантка принесла ещё чайник и чашку. Агнесса сделала глоток и обмякла на стуле. Зал дребезжал голосами, как будто кто-то встряхивал ежесекундно большую керамическую копилку, и монеты, шмякались о стенки разномастным боем. Слышались здоровенные пятаки, тонкие копеечки и весомые десятки.
Часто сюда ходишь? - спросила Агнесса.
Первый раз. Мне очень нравится, - подалась навстречу Эммочка.
Да, здесь не плохо...
А вы..., ты часто?
Бываю иногда... Публика здесь интересная, хоть и немытая... Дизайнер?
Я? Нет, что вы, ты...
Нечёсаный мужик, впрочем, почти каждый здесь был недомыт и недочёсан, тот, что вёл дискуссию с автором, нетрезво опёршись о их столик, попеременно заглядывал в лица.
Лисоньки мои, - вдруг изрёк он. - А не выпить ли нам водки?
Спасибо, я чай, - засмущалась Эммочка.
Мы за рулём, - отшила Агнесса.
А я на своих, тормоза не нужны. Тогда угостите, дамочки, рюмочкой...
Митька, прекрати приставать к приличным людям! Топай, там Хрюндель сегодня за стойкой всех угощает, у него книжка вышла.
Спасибо, Ванночка. А ты?
Я уже угостилась.
Рыбонька... А лисоньки?
Лисоньки не про твою честь.
Иванна запросто присела за столик и вывернув голову к официантке, пробегающей мимо, попросила: - «Кать, как всегда». Та понятливо кивнула в ответ.
Не пугайтесь, девочки, они здесь не опасные, кастрированы вместе с кошельками.
Это понятно, - закивала Агнесса.
Эммочкины руки заметались, и не вынимая блокнота из сумки, она записала фразу про кошелёк на первой открывшейся страничке. Эммочка чутко реагировала на лексику и всё собирала в блокнот-копилку.
Меня зовут Эмма, - Эммочка тряхнула рыжими волосами, а лиса напротив выпрямилась на стуле.
Агнесса, - хозяйка пушистой лисы поправила строгую, срубленную дизайнерским топором чёлку.
Я Иванка. Знаете, мы отменная троица — шатенка, блондинка и рыжая. - Смотрите, как мужики реагируют.
Три ведьмочки, - хихикнула Агнесса и строго посмотрела на разинувшего пасть пьяного поэта, пристроившегося за соседним столиком. Возможно, он был дизайнером или просто курьером, но в этот момент несомненно мнил себя поэтом, воспевающим трех нимф, спустившихся в замызганный подвал только для него одного.
Эта странная, а по сути, вполне рядовая встреча неожиданно имела продолжение. Девицы встретились как-то ещё раз, потом ещё и неотвратимо влепились друг в друга. Категоричность Агнессы компенсировалась сентиментальностью Эммочки, а далее по кругу всё гасилось в Иванкиной отстранённости, странным образом, стимулирующей взрывной характер Агнессы, направленный теперь к единственной цели — написать бестселлер. Иванка почитывала, подружки пописывали. И было о чём поговорить.
Агнесса долгое время ходила загадкой. Глухо захлопнутая форточка в личное охраняла от случайных сквозняков, которые могли бы всколыхнуть запретное. Но неожиданно высказанные оценки и суждения заставляли насторожиться — ты кто? Человек, без запинки произносящий слова миноритарий, кредитные ставки, акцизы и прочую дребедень выдавал себя с головой: не наша барышня, с высоких холмов слетела. И одета всегда была с барской роскошью, без заботы об офисном уставе и фабричных заготовках лоска. При всём желании забыть, забыться, нет, да и проскакивали жёсткие, поучающие нотки и властный тон. Иванна забавлялась: Агнесс, а роман будет о потере инвестиционного портфеля? Агнесса сердилась и грозила Софьей Палеолог, потом перешла на праматерь, какую-то царицу египетсткую, доставала крошечных сувенирных скарабеев, тараканами, ссыпавшихся со стола. Жарко шептала о спиралях жизни, запретных знаниях. Захлёбывалась ливнем, обрушившимся на неё в пустыне и высматривала знаки одобрения за смелость проникнуть в сокровенное. В такие моменты в Иванке непроизвольно включался сарказм и она топила его в виски.
Жить стало тяжело. За последний год продалось три картины, да и то, друзья выручили, купили на подарки. Иванка отчаянно продолжала мазюкать холсты, наполняя их постсимволическими мотивами. Подалась в арт-агенты.
Вы художник?
Видимо не очень успешный, раз продаю вечное.
Вечное продавать было проще. В распоряжении были ресурсы, накопленные столетиями. Впрочем, круг интересов Иванки жестко укладывался в «конец девятнадцатого, начало двадцатого», особенным пристрастием была французская школа, «эколь де пари», те, кто успел ретироваться заранее или вырваться уже в двадцатых. Иванка занималась только русскими художниками, что как нельзя лучше, соответствовало интересам большинства новоиспечённых коллекционеров - от Перова и Репина рукой было подать до Бурлюка и Гончаровой.
Первый эшелон маститых имён разошёлся до конца девяностых, теперь выметались из углов и чуланчиков художники третьего и последующих рядов. Иногда вдруг всплывал неожиданной удачей, неизвестно как попавший на рынок, приличный образчик настоящей живописи. Такого подарка ждал каждый любитель украсить стены подлинным искусством. Вот и болталась Иванна между арт-дилерами, выискивающими по аукционным домам затрапезных городишек Европы это настоящее, и богатенькими, насытившимися автомобильным парком и держащими пальцем нужную страничку учебника по истории искусств. Сама по аукционам не ездила — всё равно купить, даже и очень выгодно, не могла. Просто подвизалась агентом того, что свозили спецы аукционных торгов. Коллекционерам уже не удивлялась — разные люди попадались. Расстраивалась их одиночеству, полной разобщённости, всё молчком. Купил, радуется, а разделить радость не с кем, хорошо, если подруга хотя бы делает вид, что оценила эскизы Серебряковой, появившиеся на стене их спальни. Сложно находить новых клиентов, неизвестно на каких пастбищах они кормятся. Зато результат был весомым, комиссионные с лихвой покрывали все старания. Вечное стоило до неприличия дорого.
Эммочка уволилась. Упиваясь полнотой времени, принадлежащего теперь только ей, растерянно листала странички начатого романа. Дальше не писалось. Застопорилось что-то внутри, не желало соответствовать новому образу жизни. Времени вагон, а она тратит его на романы другого толка, не метафизические игры разума, а ритуальные хороводы, всегда приводящие к одному и тому же, к сексу. Нет, нет, пуританство она вовсе не проповедовала, но в целом, картина становилась слишком предсказуемой и оттого скучной. Появился интересный экземпляр, профессор филологии, случайно столкнулись в одной компании. Эммочка возлагала на него большие надежды — умный, обаятельный, и профессия очень подходящая. Чашка кофе, быстрый обмен тестовыми фразами, адресами. Вечером, волнуясь, Эммочка отправила ему на почту свой рассказ.
Эммочка. Андрей, приветы! Это мой рассказ. Написала, только что делать дальше с ним... Единственное, отправила его на конкурс...
Андрей. Получил. Поговорим после 12-го. Командировка. Потерпишь?
Эммочка. Разве у меня есть выбор? Конечно, увидимся... меня не будет в Москве с 15 по 22.
Андрей. Опять Италия? Я ревнив!
Эммочка. Тогда будет сложно общаться - география моих странствий очень разнообразна... в этом году я была в Индии, в Италии 2 раза, в Праге, и 2 раза в Париже, да, ещё в Швейцарии и в Германии проездом. Мечтаю о Бали, но... впрочем, год ещё не закончился...
Андрей. Представляешь, на какие муки ты обрекаешь меня? Но я иду на это! Иду во имя высокого искусства! Что поделаешь - творцы такие неверные существа...
Эммочка. Забавная тема. Интересно, ревность может возникнуть к стране, более удалённой от экватора, например, к Норвегии? Или только тёплые страны вызывают такие страсти?
Андрей. А причем здесь ревность к стране? Я ревную только к другим самцам.
Эммочка. Ну, для этого не обязательно пересекать границы, можно и здесь подыскать мотивы для полноты ощущений... Нравится ощущать себя на грани, на острие, так сказать, чувств? У меня с ревностью не дружелюбные отношения - не понимаю я её, но любителям могу подсобить.
Андрей. Отлично! Здорово сделала! Я на самом деле тоже не ревнив. Это была шутка.
Эммочка. Отлично, ты уже оправдываешься.
Андрей. Я же говорю: ты победила. Значит, секса не будет.
Эммочка. "не ебите меня в мозг!" (Извини. Цитата)
Андрей. А куда можно?
Эммочка. В Норвегию.
Андрей. Ну, слава богу! А то я уж начал волноваться. Когда приступим?
Эммочка. Уже приступили, кажется, аки преступники по тайным сетям прячась.
Андрей. Кто ж в этом виноват? Вы исчезаете, не проявляетесь... Что ж я могу поделать?
Эммочка. Так, так...пошло, поехало - обвинения, оправдания, претензии и это в момент, когда желание ещё даже не успело созреть.
Андрей. У кого? И потом... это же очень по-русски. Тут целая тема для романа. Не чувствуете?
Эммочка. Не только чувствую, но уже и замысел зародился несколько писем назад, с момента "темы ревности".
Андрей. Давайте продолжим. Есть двое. Встреча. Дальше все на уровне сознания. И чувств, вызванных сознанием, то есть теми картинами, которые выстраиваются в голове обоих. Примерно так: реальные чувства, порожденные иллюзорным сознанием.
Эммочка. Мы разве на вы? Вспомнила старый фильм с О. Янковским, там героиня произносит замечательную фразу, ключевую для будущего романа - "Считайте, что всё уже произошло"...
Андрей. Мы на "ты". Но я не понял, причем здесь фильм?
Эммочка. Ну, как же - смотри, мы уже прошли почти все этапы (вот же ж, время ускорений), дошли до тех самых претензий, возникающих, как правило месяца через 3-5 после бурного романа, как то незаметно съелась необходимость на охмурение, вытанцовавания желаний, сам акт уже не таинство, а практически свершившийся между делом - пресный, как всё вокруг, т.е. вроде бы уже всё позади, так о чём речь? пора и на развод подавать. Сумбурно...
Андрей. Я понимаю это так: ничего нет. Все только в сознании. Это "мозговая игра", как говорил А. Белый. В этом кайф. В реальности ничего не происходит, но море эмоций. Понимаешь? Жизнь как сон.
Эммочка. Что-то я уже разочаровалась в замысле... нашумевший роман 2-х летней давности, автор поляк, неистовые страсти в сети, но всё испортила их реальная встреча. Кстати, ещё мысль - т.к. сейчас это действительная реальность - миллионы людей виртуально влюбляются, проводят вместе сотни часов у компа, потом всё тухнет, замещается чем-то ещё - не будет ли это слишком калькой на жизнь?
Андрей. Это ты про любовь в сети что ли? Или что-то в этом роде? Нет. Я не об этом. Они встречаются. Но боятся проговаривать все до конца. И додумывать все до конца. У них нет на это мужества. Это типичная психологическая ситуация. Характерная для многих культур. Если хочешь, отсюда и проблемы непонимания. Да и вообще почти все проблемы.
Эммочка. Похоже, дело в другом - в нежелании действий, поступков навстречу друг другу, а болтать можно бесконечно, как на приёме у психоаналитика, только это не спасает чувств, которых нет.
Эммочка. Получается, что проблемы из-за недовысказанности, но жизнь подсказывает, что дело не в словах. Додумывать можно, имея высказывание и без него. Понимание, ведь не зиждется на вербальности.
Андрей. Пусть так. Но здесь еще вопрос иллюзий. Например, жена ревнует мужа, а на самом деле очень хочет, чтобы муж привел свою любовницу и они занялись любовью втроем. Но она не может не только сказать ему об этом, но даже самой себе признаться. И очень сильно удивляется (или возмущается), когда ей об этом говорит, например, психоаналитик. В каком-то смысле это прустовская проблема. Мы хотим совсем не того, чего хотим на самом деле.
Эммочка. Тема действительно существует, но... боюсь, что будет не читабельно - сплошная рефлексия. Я роман хочу дописать!!!
Андрей. Ну, пиши... А как насчет секса втроем?
Эммочка. Этот этап уже пройден... многими авторами... Роман застрял, нужна помощь. О сексе - очень скучно без влечения, а оно коварно и не возникает просто от слова "секс".
Андрей. С романом помогу, как смогу.
Эммочка. Спасибо. Надеюсь.
Андрей. Для влечения есть специальные таблетки.
Эммочка. Отчётливо стала понимать, что значит "не стоИт". Думаешь, надо себя заставлять? Не уверена, ведь "стоит", когда хочет, в смысле, когда влечёт.
Андрей. Аппетит приходит во время еды. Нужен секс втроем. Тебя это взбодрит.
Эммочка встала и залпом выпила стакан холодной воды. Оскорбиться на филолога не хватало духу. Да и поверить, что он это всерьёз пока не получалось. Она вернулась к монитору.
Эммочка. Повторюсь - это в прошлом, осталось только осознание тщетности потуг. Нет влюблённости, нет секса. Взбадриваюсь я другими способами, вот, текилку попиваю - хорошо, тепло, уютно. Спортивный секс бросила несколько лет назад - скучно, только время терять - ни уму, ни сердцу, как говориться. Посему, с этим предложением больше не беспокойся по мою душу. Кстати, а почему втроём? Впрочем, вчетвером и впятером такая же рутина...
Андрей. А я и не беспокоюсь. Напротив, теперь я за тебя совершенно спокоен. Не так все плохо, как кажется... Текила вылечит.
Эммочка вышла из почтовой программы и заварила свежий чай. Про текилу она упомянула от беспомощности. Никак не ожидала от профессора такого напора. «Удивительно, у него же часть крови всё таки обслуживает мозг, он же мыслящий, образованный человек. А оказывается, инстинкты не зависят, способен человек думать или нет. Ужас!» - размышляла Эммочка.
«Не спишь?» - пришло смс от Агнессы. Эмма набрала её номер.
Ничего не понимаю. Что происходит с людьми? Сижу, как гагара, замочившая крылья в разлитой нефти.
Контркультура меня убъёт, - ответила своим мыслям Агнесса. - Тексты рождают новые тексты и скоро круг замкнётся. Ты написала что-нибудь?
Тебя засасывает в тексты, а меня всё пытаются уволочь в постель, теперь на троих предлагают. Это нормально? Мы виделись всего пару раз.
Кто это, Костя?
Нет, познакомилась с одним, крылья почти расправила, думала, теперь полечу. Такой мужчина приятный казался: филолог, в университете преподаёт.
Ух ты, ценный персонаж.
Ценный, - уныло повторила Эммочка. - Через пятнадцать минут переписки предложил секс втроём.
Я же говорю — персонаж.
Думаешь? А не слишком будничный?
Надо найти в нём изюминку.
Боюсь, изюм у него только в трусах. Скучно, понимаешь? Даже поговорить с ними нельзя. Тут же тащат в постель.
Ну...
Да, я без претензий. Понимаю, что сама всё порчу. О чём со мной говорить? Я же любую тему сворачиваю на литературу.
А мой на футбол.
Каждый тянет одеяло на себя. Эгоисты мы. Странно, что ещё существуют отношения, - Эмма горько вздохнула.
Это вопрос договорённостей, душа моя. Либо договариваешься, либо капитулируешь и меняешь ориентиры.
Ага, так мир придет к полной потере гетеросексуальности, как следствие — вымирание вида.
Ещё остались те, кто готов побороться. Главное, способность договариваться, идти на компромиссы.
Я не хочу компромисса, но и лесбиянкой ещё не готова стать. Слушай, а тебе не кажется, что Иванка того, из этих?
Сама у неё спроси.
И спрошу. Ладно, спокойной ночи.
Спокойной.
Агнесса с удивлением посмотрела на храпящего красавца, развалившегося поперёк кровати. «Неужели, это всё моё?! И без всяких условий. Просто мой мужчина. Да, не соответствует новым увлечениям, но хорош же». Агнесса открыла страничку с начатым текстом, пальцы зависли над клавиатурой: - «Если не относиться к ним, как к лоту на букинистических торгах, то вполне можно жить». В который раз она примиряла писателя с женой. По правде говоря, называться писателем она начала не так давно и ещё не свыклась с новой ролью, а вот положение жены Агнесса усвоила давно и крепко. Мощная спина горой топорщилась под одеялом и вызывала непонятное чувство гордости, одним свои молчаливым присутствием освобождая Агнессу от мыслей об одиночестве. Никак не получалось с героиней, её страхами и падением в бездну. Наличие, пусть и спящего мужа сбивало с нужного настроя. «Одиночество. Страх. Никому не нужная жизнь. Лишняя. Забилась в угол. Никому нельзя верить. Смерть. Одиночество» - крутилась Агнесса вокруг героини. Она подняла глаза. Муж, перевернувшись на другой бок, внимательно следил за выражением её лица. Она отдёрнула руки, сжимающие голову, сотворившие из причёски основательный погром, словно она только что выползла из стога сена и была поймана с поличным. По сути, она действительно изменяла мужу. Ворчание и постоянное недовольство её побегами в тексты, стали частью их отношений. Она изменяла ему с литературой со всей страстью и безрассудством влюблённой женщины. Они смотрели друг на друга — безмолвная дуэль. Его взгляд требовал немедленного выполнения положенных обязанностей. Агнесса, сопротивляясь, перевела взгляд на монитор. «Писательница», - неожиданно нежно позвал он. «Мой мужчина», - напомнила себе Агнесса и захлопнула крышку ноутбука.
Анисфельд был хорош, но неподъёмно дорог. Артём положил глаз на сочного, пышущего жизнью Яковлева. Вполне приличный размер, отменное качество, жаль, не масло, а темпера, но почти на такую же и по размеру, а, что важнее, по стилистике и манере Иванна вроде бы случайно указала в каталоге Помпиду. Практически музейное качество за приемлемые деньги. Лукаво взял пару дней на раздумья и, как только за ней закрылась дверь полез в интернет, хотелось найти подтверждение своей уверенности в сделке на последних аукционах. Кристи и Сотби ничего не выдали за последние полгода на Александра Яковлева, только отдельные рисунки — карандаш, сангина - странные, не похожие на взрывную вещь, принесённую Иванкой. «Видимо, это другой. Расплодились. Хотя годы совпадают. Нет, другой», - уверил себя Артём и набрал номер агента.
Алло, - радостно откликнулась Иванна.
Это не тот Яковлев.
Странно. Я знаю только одного.
Нет, я уже встречал. Есть ещё один.
Тоже французская школа?
Не знаю.
Выясню, но это странно, никогда не слышала ещё об одном. Перезвоню.
Хорошо, - Артём дал отбой и придвинул бухгалтерский отчёт, с утра дожидающийся его вердикта.
Он любил цифры и строгий порядок. Искусство было маленькой слабостью, послаблением, которое он разрешил себе однажды и уже не мог остановиться. Это была единственная вещь в мире, которая не нуждалась в пересчёте, не считая момента, когда он отсчитывал за него деньги. Прежде, в армии, он считал шаги — раз, два; экономический научил его считать материальные ресурсы; дома он считал пятерых, появившихся один за одним отпрысков и строил семью на лыжные прогулки, пристраивая позади ротвейлера, а уже потом личную охрану. Его жизнь отличалась чёткой организованностью и трезвым, логическим взглядом на вещи, где не оставалось места вредным привычкам и импульсивным поступкам. Окружающим не казалось странным его увлечение живописью, миллионер мог позволить себе любую блажь, а эта отличалась ещё и некоторой изысканностью.
Вытирая слёзы, Эммочка без сопротивления махнула стопку водки. Иванна сразу налила вторую.
Выпей ещё.
Эммочка, не задумываясь, последовала совету и кисло улыбнулась.
Легче?
Действительно, что это я расквасилась...
Бывает. Есть хочешь?
А что у тебя есть?
Бульон. Будешь? Сыр есть.
Бульон. И сыр.
Отлично, болезнь отступает буквально на глазах. Первый раз вижу, как ты водку пьёшь.
Между прочим, помогло. Сразу как-то отпустило. Глупости это всё. Но обидно же... Сразу всё навалилось, как в плохом романе.
В хорошем..., - Иванна вытащила из микроволновки чашку с бульоном и поставила перед Эммочкой, нарезала сыр.
Или в хорошем. Да, в хорошем героиня должна низвергаться всё ниже, и когда падать будет уже некуда бог из машины устроит великолепный, жизнеутверждающий финал.
Или придётся её похоронить.
Это грустная история, как моя жизнь. А хлеб есть?
Чудесно, автор в печали, а значит, скоро родится новый замысел.
Ничего не родится. Я бездарь и лентяйка. Бульон очень вкусный.
На здоровье. Это из синей птицы. На рынке их так и предлагают: «Хотите синего советского цыплёнка?». Вкуснятина получается.
У Иванки заверещал телефон, она ответила и, слушая собеседника, сначала заинтересованно вступила в разговор: - «Есть... Метровый?... Э-ээ, извини, нет. А ты представляешь сколько это стоит?... Нет, не важно. Извини, нет. Пока».
Вот, вообрази, нет, я сама не могу представить. С кем я общаюсь?!
А что там?
Звонит один и спрашивает нет ли Айвазовского прямо сегодня, по быстрому, кому-то подарок на день рождения сделать. У людей всё в порядке с головой? Ему метрового надо. Понимаешь? Одуреть! Как будто картошку на рынке покупают, Айвазовский на вес, или метрик отмахните... Вот какой смысл им говорить сколько это стоит, а? Нет, дарят конечно, картины, но не за три миллиона евро, да ещё и сегодня подай.
Но помнят же фамилию, уже хорошо.
Как будто у нас Айвазовские и Коровины уходят, как горячие пирожки, в день по метру, а то и по три. Кстати, есть очень приличный Коровин, с хорошим провенансом.
Провенансом?
Ну, это история происхождения вещи, как гарантия от подделки. У тебя из прошлой жизни не осталось любителей русской живописи? Клиенты нужны.
Я подумаю.
Подумай. Комиссионными поделюсь.
Да, надо как-то зарабатывать. Когда я ещё роман допишу, а жить надо.
Жалеешь, что работу бросила?
Не напоминай. Я даже случайно, если мимо еду по Тверской, меня передёргивает. Как я там сидела, не понимаю.
Так что стряслось?
Ерунда, это я психую из-за романа. Наверное, я не писатель, а графоман обыкновенный. Встало всё, не идёт. Герои наскучили...
Просто ты ещё не привыкла. Творческий кризис, это как раз нормально, это часть замысла, необходимое условие существования творца.
Ты же не рефлексируешь по этому поводу.
Я смирилась. За последний месяц ни одного холста, хотя в голове бродит что-то. Не могу решиться и начать.
Агнесса начала новую вещь, уже двадцать страниц накатала.
Молодчина. И ты начни.
Правда? Но я же роман пишу.
Пускай отдохнёт без тебя.
Вадим второго ребёнка ждёт. Влюблён в меня, а забеременела жена.
Теперь понятно. Роман...
Вчера сообщил. Всё, мы расстались.
Итак, три девицы, каждая своим путём пришли к тунеядству. Ежедневное посещение офисов, контор и прочих мест заключения работников для выполнения и перевыполнения плана за определенную, унизительную в большинстве случаев плату, больше не требовалось. Трудодни сменились свободным плаванием по волнам, где сознание смыкается с подсознанием. Ожидаемая реакция их взаимодействия должна была привести к неизменным шедевральным творениям. На меньшее никто из троих, конечно, не согласился бы. Агнесса, чуть смущаясь, называла себя содержанкой, постукивая мужа по упругому животу. Эммочка проживала накопленные бонусы. Иванка перебивалась случайными заработками и надеялась сдать дачу, чтобы совершенно освободиться от необходимости общаться с людьми ради денег. Цель была высока.
Иванна внимательно следила за исчезающим светом. Он прихотливо выкрашивал стволы осиротевших без листвы лип сначала в розовые оттенки, потом вдруг проник оранжевый и напоследок охра, сгущаясь с каждым мгновением, постепенно превращала деревья в миражи, солнце зашло. Осень хороша наблюдением из окна. Иванна отставила бокал красного с провинившимися персиками, выскочила на крыльцо и мгновенно обожглась. Пальцы рук застыли то ли от сковавшего их холода, то ли от невозможности объять эту картину и спасаясь, затеребили край рубашки. Надо превозмочь себя и вдохнуть глубоко, глубоко. Зажмуриться крепко, крепко. Смотри! Свет поднялся выше, у корней осталась лишь блёклая тень, а верхушки деревьев пылают режущей глаз жёлтой в обрамлении ярко-белого и ещё чего-то, не сравнимого ни с одним цветом, а лишь с чувством. Восторг и страх потери заполнили всё, ожидание конца треплет душу последним всплеском, когда свет гаснет и на фоне потемневшего неба точным отпечатком проступают раскинувшиеся веером макушки столетних лип. Вернулась в дом в абсолютном смятении. Кажется, в этот миг она была готова умереть, умереть от счастья. Посмотрела как в камине огонь пожирает стонущие сыроватые поленья, присела рядом и попыталась найти те же краски. Огонь успокоил. Иванна подразнила себя возможностью увидеть этот свет вновь, обещала себе просто не забыть посмотреть завтра в окно. Допила вино, опрокинула в рот размякшие фрукты и решительно подошла к мольберту.
Прошло около двух лет. День за днем страхи и сомнения подрывали веру в собственные таланты. Пара публикаций в литературных журналах с ничтожными тиражами на время успокоили Агнессу, но эйфория быстро прошла. Издатели требовали больших форм, а роман никак невытанцовывался, совсем не желал складываться из отдельных гениальных задумок в единую композицию. Агнесса паниковала и предъявляла претензии мужу, поработившем её на кухне. Любимый приносил очередную большую рыбину и нетерпеливо ждал ужина.
Иванна отчаялась и забросила живопись. Искусство только в теории занимало умы и восторженное цоканье искусствоведов больше не вселяло надежды. Современные творения перешагнули холст и масло, а Иванка так и осталась где-то между консервативными материалами и мало-постижимыми идеями видео-арта.
Эммочка, воспитанная жесткими корпоративными нормами, ежедневно выдавала по три страницы текста и неумолимо двигалась к финалу романа. Но с каждой строчкой недовольство творением росло и погружало в безысходность. Она терпеливо вымарывала сомнения и трепетно боролась за право быть известной при жизни.
Итак, через два года результаты были нулевыми, страхи ошибочно выбранного пути небоскребами высились за спинами подружек. Иванна с болью размышляла, а правильно ли было менять профессию рекламного дизайнера на мечты о подлинном искусстве. Героини выпали из контекста. В настоящем недостаточно представиться пожалованной дворянкой или дочерью генерала, даже дворник звучит значительнее нежеле никто. Была дизайнером, владелицей компании, менеджером по продажам и вдруг стала никем. Общество таких не замечает, не позволяет просто быть, чувствовать, мыслить. Этим нет места в гонке за счастьем. Теперь, когда Агнесса слышала «моя писательница», она раздраженно вскидывала челкой и демонстративно отворачивалась. Это безвременье, неопределенность словно вычеркнули подружек из общего списка. Никто. Что же о них писать, говорить даже не стоит. Можно вскользь упомянуть, как проходного персонажа, для экзотики и остроты момента. Исписано столько страниц и всё зря, может их хотя бы в детектив закрутить? Но кому интересна история с непроходными героями, бессмысленно. Теперь даже лавстори будет смотреться неправдоподобно. Поэтому, предлагаю оставить их в покое, пусть ищут себя. А потом, когда они определятся, когда смогут назваться писателем и художником, или хоть уборщицей или директором завода, когда закрепят свое право быть кем-то, тогда и вернемся, посмотрим на что они способны и куда они поведут своих читателей. Но они существуют, просто живут.