Мария, радуйся, когда тоскуется...

Элла Крылова
Наше поэтическое поколение, к которому принадлежит и Сергей Брель, эстетически формировалось под знаком Иосифа Бродского. Кажется, его мощная муза никого не обошла своим влиянием. Одни стали просто эпигонами И.Б., другие, пройдя через ученичество у его поэзии, обрели собственные и голос, и поэтику. Удивительно, но Бродский никак не повлиял на Бреля, в генезисе которого просматривается разве что Пастернак с его резкой ассоциативностью и густой метафоричностью. Но и здесь у Бреля отсутствует подражание – в ранних стихах оно еще было, но ученик, взяв лучшее у учителя, пошел, как говорится, своим путем.
   Сергей Брель – поэт солнечного, аполлонического дара. Если у него и есть мрачные стихи, то об их наличии знает только он сам, не вынося их на свет Божий. А выносит он на суд почтенной публики только светлое, позитивное – то, чего так не хватает в современной России, измученной нищетой и неурядицами. То есть, говоря словами Инны Лиснянской, стихи его «не злободневны, а добродневны». Возможно, некоторым читателям хронический позитив Бреля покажется несколько слащавым, возможно, эти читатели скажут, что, обходя вниманием уродства и ужасы мира, Брель говорит нам не всю правду. Но, во-первых, эти пробелы с успехом заполняют другие стихотворцы, а во-вторых, искусство должно не копировать жизнь, а преображать ее.
   Поэзию Бреля можно назвать культурной: стихи пестрят именами художников, композиторов, литературных персонажей и исторических деятелей, географическими названиями. Брель не тоскует по мировой культуре, он в ней живёт (правда, большей частью на европейской ее территории). Стихи Бреля можно назвать роскошными в хорошем смысле слова – так они изобилуют метафорами, аллитерациями, неожиданными эпитетами, редкими рифмами. Этакое русское барокко – вот что такое поэзия Бреля. Но все эти роскошества – не в ущерб смысловой составляющей: сквозь неожиданные столкновения слов проступает полновесный смысл, и красота никогда не опускается до того, чтобы превратиться в красивость:

                Мария, кажется, нежнее саженца,
                ей лет четырнадцать, и ангел юн.
                На все, что сбудется, она отважится,
                строга, как стражница, печали вьюн.

   Это строки из дивного по красоте стихотворения «Поговорим с тобой о Благовещенье», в котором известный евангельский сюжет столь по-новому осмыслен и выражен в слове, что не сразу осознается мелодическая перекличка с окуджавским «из окон корочкой несет поджаристой».
   Можно упрекнуть Сергея Бреля в том, что стихи его сложны для восприятия. Но часто бывает так, что кажущееся ныне сложным, становится ясным через какое-то время – через пять, десять, пятьдесят лет. Плюс к тому, сложность формы часто сопутствует расцвету поэтического дарования (те же Бродский, Пастернак).
   Пленяет в стихах Бреля детская свежесть восприятия, сопряженная с «умным видением». Радостное удивление от всего, с чем поэт сталкивается в жизни, будь то полотна Вермеера, французское местечко Сан-Мало или простой сугроб, подвергается осмыслению и порождает стихи, пышущие новизной миросозерцания:

                Власть? – Аладдиновы игры. Война –
                детский раздор Альбиона и галла.
                В мире достойна вниманья одна
                только ладонь, что малину срывала.

В стихах Бреля можно, как у любого поэта, найти изъяны, но штампов и заимствований вы в них не найдете: всё – собственное, прочувствованное и продуманное, опробованное на вкус, на цвет, на звук. Притом, что местоимение «я» в стихах Бреля – редкость. Это – не дневниковая поэзия личных переживаний, страстей, радостей и горестей, это – стремление к универсальности, к тому, чтобы словом обнять целый мир (недаром первая книга Бреля так и называлась «Мир»). Поэт словно стремится следовать поэтической заповеди Хуана Рамона Хименеса:

                Пой, голос мой, пой!
                Ведь если о чем-то
                ты умолчал,
                ты ничего не сказал!

   Надо полагать, новизна и свежесть смысла и формы в стихах Бреля не являются для него самоцелью, но – прямым следствием его мировосприятия. При этом Сергей Брель вовсе не авангардист, а наоборот, самый что ни на есть традиционалист, и у него нет никакой охоты сбрасывать классиков с парохода современности.

                А я читаю книгу мудреца,-

Пишет он о Семене Липкине, которого очень ценит. Хотя творческие методы у этих поэтов совершенно разные: у Бреля – сложность и ум, у Липкина – простота и мудрость.
   Чего пожелать молодому поэту? Простоты и мудрости? Возможно, с годами они придут сами собой. А пока, хотя Козьма Прутков и утверждал, что «нельзя объять необъятное», пожелаем Сергею Брелю продолжать свое возвышенное дело – стремиться охватить словом целый мир.

               

                17 ноября 2005г

Опубликовано в качестве предисловия: С.Брель, "Свой век" (М., "Время", 2006)