Юрий Овтин
Рукопись, написанная на мольберте.
Рассказ
Ранним утром яркий солнечный луч, пробиваясь сквозь плотные оконные шторы, скользит по светящейся солнечной дорожке, бегущей по одесскому заливу, усиливая эффект свечения и как бы подчеркивает название моей любимой картины «Море смеялось», подаренной известным одесским художником Адольфом Ивановичем Лозой.
Именно совершенствование эффекта свечения занимало последние месяцы жизни моего друга, продолжавшего идеи и традиции великих импрессионистов.
Я любил бывать в его творческой мастерской, расположенной в обрамленной колоннадою мансарде на верхотуре, так называемого, «сталинского» дома, населенного моряцкими семьями, который находится на углу Большой Арнаутской улицы и Александровского проспекта.
Лоза распахивал настежь огромное окно, впуская в помещение клубы прохладного воздуха и с высоты птичьего полета нашему взору представлялась впечатляющая панорама центральной части города, с обрамляющей ее вдоль линии горизонта полосой сверкающего в лучах солнца моря, со стоящими на дальнем рейде кораблями.
Как-то мы с поэтом Анатолием Глущаком столкнулись у «Привоза», что называется «нос к носу» с Адольфом Ивановичем. Обрадованный этой случайной встрече, он безапелляционно заявил, что получил гонорар за проданные картины и пригласил нас к себе в мастерскую.
Мы купили только-только начинавшую приобретать популярность водку «Хортица», красной рыбы и ядреных соленых помидор и совершили восхождение по крутым ступенькам в его «башню из слоновой кости».
Адольф Иванович почти не пил, поддерживал нашу с Глущаком оживленную беседу об одесских художниках, затем перебил нас и предложил посмотреть его последние картины.
Перед нами предстало несколько десятков живописных полотен, на которых огромные белоснежные океанские лайнеры чередовались с выброшенными на берег рыбацкими лодками, безбрежное море с бескрайней степью, сверкающий под ярким солнцем морской город с тихими уютными украинскими хатынками.
Лоза как будто бы внимательно прислушивался к нашим репликам и замечаниям, потом вдруг отложил в сторону очередную картину и с отрешенным взглядом отошел к окну, и глубоко о чем-то задумался.
Мы с Глущаком растерянно переглянулись и, не сказав ни слова, сочли за благо по-английски ретироваться…
…Он как будто предчувствовал свой скорый уход…
…На праздновании юбилея телепередачи «Звезда Одессы», в уютном ресторане «Галерея», что на Соборке, мы с Адольфом Ивановичем вместе с женами оказались за одним столиком. Он был весел, шутил, дал интервью нескольким телеканалам, и вдруг так же, неожиданно, ушел в себя.
- А знаешь, Петрович, я ведь еще немного и пишу, - неожиданно сказал он, подняв на меня свой тяжелый взгляд.
Я изумленно посмотрел на него.
- Иногда, после завершения работы над картиной, - продолжил он, словно отвечая на мой немой вопрос, - нахлынувшие на меня воспоминания прожитой жизни вдруг выстраивались в стройные ряды и я тут же на мольберте записывал их карандашом на клочках рисовальной бумаги.
- Так и родились мои исповедальные записки. Хотелось, что б из этого получилась книга.
- Вот только боюсь до своей смерти вынести написанное на суд общественности. Так что, если вскоре Инна к тебе обратится, - он быстро посмотрел на жену, - подскажи ей, что делать с рукописью…
…Хоронили Лозу на Рождество, 7-го января… Ночью выпал глубокий снег, ставший для Одессы в последние годы экзотикой, городской транспорт, как всегда в таких случаях, не ходил, и до художественно-графического факультета Педагогического университета, где в последние годы преподавал Лоза, в тесном помещении которого проходила гражданская панихида, добраться было тяжело. Тем не менее, народа пришло много: художники, коллекционеры, ученые, пишущая братия…
…Через некоторое время Инна передала мне набранную на компьютере рукопись Адольфа Ивановича. Это интересная автобиографическая повесть, написанная живым языком, не требующая никакой редакционной обработки и готовая к печати, представляла Лозу в новой, необычной ипостаси писателя и, на мой взгляд, была бы интересна одесситам.
Как бы самой собой подразумевалось, что рукопись буду печатать я. Но судьба распорядилась иначе. Издательство «Папирус», где я проработал 20 лет и в котором было издано немало книг, а в одной из них – «Одесском альбоме» был запечатлен и Адольф Иванович Лоза, решением учредителя – Госкомстата Украины – было закрыто.
Перед Инной и дочерью Наташей, твердо решившими издать книгу, вновь остро встал вопрос: где печатать и, главное, где достать на это средства?
Но как это нередко бывает – мир оказался не без добрых людей.
В издании книги активное дружеское участие приняли известный одесский журналист Евгений Михайлович Голубовский и его дочь, гостеприимная хозяйка арт-галереи «Либерти» - Анна Евгеньевна Голубовская.
Именно Аня, в которой проснулся набирающий силу талант художника книги, разработала оригинальный дизайн издания.
Посмертная книга народного художника Украины Адольфа Ивановича Лозы «По волнам моей памяти», в которую включен каталог предстоящей выставки и рецензии о его творчестве – дань памяти замечательному человеку, художнику и писателю.
2004 г.
* * *
Начать с того, что это праздник – смотреть на живопись твою:
я узловатый виноградник в её изломах узнаю.
И кисть художника – не гостья, не обманулась муляжом,
когда, раздавливая гроздья, сквозь пальцы пропускала жом.
Всё, что месилось по настилам, всё, что меж пальцами текло,
приобретало силу стиля, переместясь на полотно.
Оно к чему-то подстрекает, сверкает в глубине баклаг
и красным на рукав стекает, и называется краплак.
Понять, что жизнь не только словом, по доньям словарей скребя,
но в золотистом и лиловом способна высказать себя!
И не о той ли это грани, когда хватает за глаза
двух разноцветных виноградин, Адольф Иванович Лоза?