Лягушка-колодезница, Сказки белого облачка

   
    Анатолий Скала                Лягушка - колодезница
   
    Раз зашел я к соседям. Не помню зачем, только помню — по делу. А дело зимой было. На улице холод — ни галок, ни воробьев не видать, собаки и те по задворкам попрятались... А у соседей стоит на столе банка стеклянная, трёхлитровая, а в ней — лягушка! Живая, глаза через банку таращит, и лапками шевелит. Детишки соседские через банку, как через лупу, подробности лягушачьи разглядывают. И особенно, что запомнилось мне в тот раз, они пальцы на лапках лягушачьих сосчитать не могли, что-то все у них там по-разному получалось.
    Я у них спрашиваю: откуда у них посредине зимы, в самый лютый мороз, оказалась живая лягушка?!
    Сосед вышел из кухни и начал рассказывать:
    — Вчера баню топили...
    Конечно же. Так и есть! Накануне суббота была — значит, я заходил в воскресенье. За каким-нибудь инструментом. У соседа наждак электрический, мелкозернистый, стамеску там поточить или топор — самое милое дело. Вот, наверное, я за ним и пришел... А сосед продолжает:
    — Стал воду с колодца таскать в банный котел. Каждый раз, как ведро из колодца достану, оно полное льду — ну я вместе со льдом и ношу: надоело мне каждый раз в ведро голой рукой за льдом лазить. А в последнем ведре вовсе глыба большая попалась, наверное, с осени намерзала. Хотел я её всё же выкинуть — а то, думаю, не дождешься, когда и растает, — потом присмотрелся: внутри что-то виднеется. Края глыбы неровные, больно не  разберешь, что такое... А что, кроме лягушки, зимой из колодца ещё выудишь? Да и с краю видать лапки лягушачьи...
    Ладно, думаю, отогреешься в бане, потом выкину. Любопытно и самому: сумеет лягушка такое своё замерзание перенести или нет? Когда рыбу с рыбалки зимой принесёшь — вроде мёрзлая. А в ведро с водой сунешь — оттает, и плавает как ни в чем не бывало. Вот и думаю: “А лягушка сумеет оттаять?” В общем, выплеснул эту глыбу в котел, затопил баню и позабыл, что лягушка в котле греется — отвлекли меня разные безделушки, жена баню дотапливала, а я с бензопилой провозился. Даже мыться и то напоследок с сынишкой пошли.
    Так мы с Ростиком первые париться ходим, а тут с этой пилой пришлось ждать девок. Они, правда, вернулись скорёхонько. Говорят, завелась в бане нечистая сила, шуршит, шлепает, напугала их до смерти.
    Мы с Ростиком посмеялись над их болтовней и пошли мыться сами. Ещё думаем: хорошо, что девчонки удрали, весь жар нам оставили.
    Зашли в баню. И как глянул я на котел, так и вспомнил лягушку. “Давай, — говорю, — беги, Ростик, домой за фонариком, поглядим, что у нас в котле делается...”
    Принёс Ростик фонарик. В котле — ничего, за котлом — тоже. Давай шарить вокруг каменки, под полком; нашли нашу гостью. Сидит в уголке, в самой сырости, на нас смотрит. Живая... Наверное, когда глыба растаяла, ей в котле жарко стало, она выбралась и отправилась вдоль по бане.  Пока прыгала да искала себе подходящее место, девок перепугала, нам тоже хлопот понаделала: еле-еле загнали её в пустое ведро и отправили в дом. А тем временем баня выстыла.
    Сосед в этом месте нахмурился. Мне хотелось смеяться: история, в общем, веселая, я ни капельки не переживал из-за чужой выстывшей бани, но сосед был задумчив и хмур. Чтоб его не обидеть, я как будто бы тоже расстроился и произнёс:
    — Да... Занятная эта лягушка! В колодце перезимовала, в бане попарилась, теперь в доме у вас поселилась. А чем же кормить вы её собираетесь? Она ведь в колодце, наверное, за зиму проголодалась?
    — А ничем... Выпускать её будем, — ответил сосед.
    — Это ясно, что выпускать... А куда? — спросил я. — Сам ведь видишь: в колодцах и тех вода скоро вымерзнет. Где ты воду найдешь?!  Уж придется держать эту живность, пока снег не растает.
    Я ещё раз взглянул на лягушку: она была взрослая, не какой-нибудь лягушонок.
    — И как такая в колодец сумела забраться? Крышку что ли оставили незакрытой? — спросил я ещё у соседа.
    — Я вот тоже тому удивляюсь: откуда такие лягушки в колодце берутся?! — ответил сосед. — Маломерки так те через щелку какую-нибудь могут протиснуться... Да и то непонятно: зачем это нужно — в колодец протискиваться? Что им в лужах воды мало?
    Сосед выразил полное недоумение. Ребятишки тем временем продолжали свой спор из-за пальцев.
    Я склонился над банкой и посчитал: на передних лапках пальчиков три, а на задних — пять.
    А сынишка соседский мне говорит:
    — А сейчас через банку, через стекло сосчитай!
    Сосчитал я через стекло: оказалось — на задних ногах — пять, и на передних, как будто бы тоже пять, а не три. Стекло что ли неладное? Ростик это же говорит:
    — Стекло выпуклое, увеличительное. Вот оно из-за этого увеличивает!
    Посмеялся я над таким объяснением, взял штуковину, за которой к соседу ходил, и пошел домой. И там выбросил всю эту историю из головы.
    Прихожу в следующее воскресенье соседу наждак отдавать, смотрю, банка с лягушкой по-прежнему на столе.
    — Что не выпустил? — спрашиваю.
    Сосед снова хмурится. Я тогда говорю:
    — Хочешь, я научу, как под лёд вашу гостью отправить? Возьми ледобур, просверли во льду дырку и сунь в неё лягушенцию, а уж дальше она сама путь отыщет.
    — Уже отыскала, — ответил сосед как-то странно, а сам в сторону смотрит.
    — Куда отыскала? — спросил я его.
    — Куда надо — туда и отыскала! В колодец.
    — Так, так, — говорю.
    А сосед меня взял да передразнил:
    — Квак и есть, — говорит. Насчёт дырки во льду я и сам догадался, проделал дыру, затолкал в неё это животное, а пошёл вчера баню топить, достаю из колодца ведро — из него на меня эта самая глаза пучит, тоже “квак” сказать хочет, да выговорить, видно, не может.
    — Так, так, так, — произнес  я  задумчиво.
    Сосед тут же передразнил:
    — Квак, квак, квак...
    — Может, это не та? — спросил я, словно в чём-то был виноват. Не моя была эта лягушка, ничего общего у нас с ней отродясь не было, а получалось, что я её защищаю. Сосед рассердился...
    — Возьми, — говорит, — посчитай её пальчики, тогда сам убедишься: она или не она.
    Подошел я к столу, посчитал пальчики — сперва сверху, через отверстие, потом через стекло. Выходило как в прошлое воскресенье: просто так, без стекла, на передних ногах пальцев три, через стекло баночное — пять. Как и на задних.
    — Я удивляюсь, — сказал Ростик, — стекло это увеличительное для одних лапок — передних. А на задних, хоть сверху, хоть через стекло, всё равно пальцев пять!
    Я задумался: парень прав, со стеклом было что-то неладное. А гостья была прежняя. И без лапок видать...
    — Ну что? Убедился? — спросил меня, не переставая сердиться, сосед.
    — Убедился, — сказал я и пошёл к дверям.
    — Ещё выпущу раз, а потом — не взыщите! Возьму в руки топор... — пригрозил мне вдогонку сосед.
    Ростик крикнул ему: “Папа”… А что папа? Я бы тоже, наверное, рассердился: выпускаешь лягушку в реку, а вылавливаешь из колодца; от реки расстояние чуть ли не километр — по сугробам лягушке пешком не прийти, только вплавь. А где вплавь? Под землёй? Что-то не верится!..
    Взял я дома учебник по зоологии, посмотрел, чем питается, где живёт и зимует лягушка. Про колодцы в учебнике ничего не было. Отыскал иллюстрацию, на которой лягушка распорота, и стал ждать следующего воскресения. Что там, думаю, эта лягушка еще вытворит? Только дело прибрал, чтоб к соседу идти, –  а он сам на порог.
    — Давай, — говорит, — собирайся, поможешь колодец мне чистить.
    “Вот ведь, — думаю, — что затеял в такую-то холодину!”
    — А что, — спрашиваю его чистить?! Году нету колодцу — зачем его чистить?
    — Давай, — говорит, — не разговаривай... Забирай лучше верёвку с лопатой, пойдём, будем ворот устраивать.
    Прихожу. У колодца стоит экое сооружение квадратное, метра три или пять в высоту, из досок сделано, ни одной щелочки не видать. Ребятишки назвали бы параллелепипед, а по-нашему: ларь. И похоже, сосед собирается этот ларь внутрь колодца спускать. Ладно, если в колодце внутри стенки ровные, а то будешь обтёсывать, чтобы этот ларь до дна отпустить.
    Ладно. Начали приспосабливать ворот: вышку сделали треугольную над колодцем, подвесили блок, чтобы ларь на веревке в колодец спускать.  Сосед хвалится:
    — Погляди, до чего плотный ларь: «в закрой» каждую досочку подогнал, а углы “в замок” сделал — ни одно насекомое не пролезет!
    — Не слепой, — говорю, — вижу, что понаделал. А как, — говорю, — вода будет к тебе попадать, если ты для неё ни одной щелочки не оставил?
    — Ничего, — отвечает, — вода путь найдет, но зато посторонним сейчас ходу в колодец не будет.
    — Опять, — говорит, — вчера эта лягушка в колодце была.
    Это он уже после сказал, когда стали воду отчерпывать. Я всё в ведра заглядывал: не видать ли чего интересного?
    Когда чистишь колодцы, всегда много находок на дне попадается. И откуда чего там берётся? Когда успевает всего накопиться? И году колодцу тому нет, а мы кроме пары заржавелых ведер уже вытащили из него мотыгу и детский велосипед, а потом очень старинной работы флакон из-под духов.
    Велосипед забрал себе Ростик. Хороший велосипед: с железными, ручной ковки, колёсами и сиденьем. Садись и езжай: нажимай на педальки, приделанные к переднему колесу и кати, куда хочешь! Ростик сел и поехал.
    Флакон с вычурной пробкой и какими-то иероглифами на боках взяла у соседа жена. Повертела его, повертела, потёрла, потом пробку открыла, понюхала и говорит:
     — Шарь Мошер! Очень редкий букет, секрет выделки в прошлом веке утерян. — Кричит мужу в колодец: — Посмотри, нет ли там ещё...
     Уж не помню, чего-то ему с номером назвала, словно муж не в колодце сидит, а в каком-нибудь магазине на Елисейских Полях прохлаждается... Он ей что-то сказал, и она сразу ушла.
    Оставалась ещё нам в помощницах его дочка. Стоит, прутиком грязь колодезную ковыряет — пока её вовсе морозом не прихватило, — и вдруг ойкнула:
    — Ой! Шкатулочка...
    Посмотрел я: ну что за напасть – и действительно, откопала из грязи какую-то чудесную штуку!.. "Ну, все! — думаю. — Хватит..."
    — Давай вылезай! — кричу я соседу. — Тоже что-нибудь будем искать, пока к нам вся  деревня не прибежала и всё ценное не растащили.
    Сосед вылез.
    — Ну всё, — говорит, — сейчас малость передохнем и ларь будем спускать.
    А Иринка шкатулку показывает и смеется:
    — Это мне от лягушки подарок...
    Сосед вытер брезентовой рукавицей штуковину, которую дочка из грязи достала, и она засверкала, запереливалась разноцветными огоньками, словно радуга из-под грязи на свет проглянула. У Иринки от радости слёзы закапали: вот подарочек, так подарочек!
    — Ну, чего ты ревёшь! — говорит ей отец. — Никто у тебя эту безделицу не отберёт. У нас здесь богатеев больших не было: стекляшки какие-нибудь для красы сверху прилеплены, вот и светятся. Твоя будет шкатулка, иди, в теплой воде вымой, потом поглядим, как она открывается...
    Дочка тут же ушла. Мы спустили в колодец новёхонький ларь. Сосед хмыкнул:
    — Ну, всё! Завтра выпущу пучеглазую — пусть плывёт, куда хочет — в колодец уж больше ей не попасть. А то, видишь, повадилась по субботам к нам в баню ходить! Наверное, внутри жила широкая до реки, вот по ней к нам в колодец и добиралась квакушка.
    Отработавшись, мы пошли в дом погреться и закусить. На столе вместо разных огурчиков и грибочков, ожидаемых мною, стояла всё та же стеклянная банка с лягушкой. У хозяйки, видать, времени не осталось на угощение, всё флакон свой, наверное, нюхала.
    Подошёл я  к столу, ткнул в стекло, сквозь которое, не мигая, смотрела лягушка, принесшая столь хлопот, и шутливо сказал:
    — Ути-ути, а сколько у нас нынче пальчиков на передних ногах?
    — Не ногах, а руках, — вдруг услышал я из-за спины чей-то голос. Я не сразу и сообразил, что Иринка со мной разговаривает: такой странный был голос и сами слова тоже. Я ей так и сказал:
    — Ну вот, странно ты рассуждаешь!.. У животных бывают или лапы или ноги, а рук не бывает...
    — Она не животное, а царевна, которую злой волшебник заколдовал в лягушку. Поэтому у неё и пять пальчиков впереди, как у нас, а не как у лягушек.
    — Ну, это стекло увеличивает, — сказал я.
    — А ты сверху глянь, — посоветовала мне Иринка своим странным голосом.
    Я взглянул в банку сверху, а в ней — никого...
    — А лягушка где? — спросил я и снова взглянул в банку, теперь уже  через стекло. Так я снова увидел лягушку. Она, как и прежде, стояла на задних ногах, опираясь передними о стекло, и как будто внимательно вглядывалась в меня. Но была неподвижна и даже прозрачна – в общем, одна видимость, а не лягушка.   
Сосед, как и я, позаглядывал в банку, обрадовался и говорит:
    — Ну, вот видишь, как само всё получилось, даже лунку сверлить во льду больше не надо: исчезла лягушка.
    Жена его вышла из кухни и говорит:
    — Вы тут  рассуждаете, а о главном не знаете.
    При этих словах она вытащила из-за спины дочку. А у той в ушах вздеты серёжки, похожие на паутинки из тонкого серебра, а по ним камушки переливчатые, как росинки, разбросаны. Мы лишь ахнули. Я таких в телевизоре не видал, а не только на ком-нибудь из деревни.
    А хозяйка нам объясняет:
    — Наверное, всё-таки непростая лягушка была. Когда дочка шкатулку домой принесла, лягушка тогда ещё плавала. Я сама видела, как Иринка ей что-то шептала... Потом мы отмыли шкатулку, потом открыли, потом уж Иринка обновку надела. Вышла, значит, Иринка, сережки лягушке показывает. Та как будто бы тоже любуется, через стенку вот так смотрит. Хотела Иринка её на руки взять, а там нет никого!
    Тут Иринка на ухо своей матери что-то проговорила, взяла со стола банку и утащила за переборку.
    — Я её кормить буду и воду менять, она ко мне снова вернётся, — долетел до нас её голос. — Она вас боится, поэтому и не кажется. А то вы её снова в реку к щукам бросите!
    Мы с соседом переглянулись и промолчали. Сосед, правда, хмыкнул, но спорить не стал:  пускай, дескать, делает дочка как ей больше нравится…