Она тащила на себе раненного лейтенанта и плакала: очень уж воин большой, тяжелый.
Вражеский истребитель заметила сразу - и прикрыла офицера своим телом.
Очнувшись после операции, узнала, что офицер жив и еще повоюет, а вот ей из-за гангрены ампутировали обе ноги. Целиком ...
Лейтенанту сказали, что спасительница - сирота. Заходил к ней в палату, говорил, что ее, спасшую ему жизнь, не оставит никогда. Он настоял на своем - они поженились, хотя она не хотела его связывать. Она прожила до конца войны в подмосковной деревне у его матери. После войны он уехал с женой из своего родного дома за тридевять земель, в Сибирь: только бы не видеть страдающих от жалости к нему глаз своей матери.
Устроился корреспондентом областной газеты по северной группе районов и жил в одном районном центре.
Приходилось писать не то и не так, как хотелось бы ему, но он упорно возвеличивал скромных тружеников
и разоблачал, насколько мог, обнаруженную несправедливость.
Жили они в великой бедности. Жену корреспондент возил на двухколесной тележке повсюду, дома оставлял ее редко, лишь отлучаясь в командировку.
Получив зарплату или очередной гонорар, напивался, шел в редакцию районной газеты, расположенной почти рядом с его домишкой, ругал правителей страны, а самого главного - поносил яростно, смело и язвительно.
- Это же он выведен в стихотворении Чуковского для детей! В «Тараканище»! Он, Ус проклятый! А у Соловьева в «Возмутителе спокойствия» – кто эмир? Тоже он, тоже Ус! Ему же все эти суки-подхалимы поют-напевают: «О вели-и-икий, о му-у-удрый! О-о-о!»
Потом становился агрессивным, и его связывали. Тогда он начинал плакать:
- Давно бы я покончил с собой, если бы было на кого ее оставить, сиротинку ...
Никто на него не донес, хоть в этом повезло. А может быт, кто-то и донес, но дрогнуло сердце чекиста. И так бывало, говорят.
После обширного инфаркта пить этот человек перестал - и начал писать роман. О людях. О войне. О советской жизни. О себе и жене.
Читал написанное и ей, и тем из пишущей братии, кого считал достойными. Всем нравилось: сильно! Но качали головами: не примет ни одна редакция, эта правда так подана, что она сулит автору большой срок в местах отдаленных.
Он зло улыбался – и продолжал писать.
Второй инфаркт оказался более сильным и страшным. Писатель выкарабкался, но стал слаб, мучился одышкой. Понимал: долго не протянет.
Как-то под утро ему сделалось плохо, едва успел разбудить жену, слабым голосом попросил дописать его книгу: черновиков должно хватить. Она твердо пообещала выполнить его волю.
Подняв трубку телефона, стоявшего на столе у ее кровати, вызвала «Скорую помощь».
Муж страшно крикнул - и умер, не дождавшись медиков.
Жена тяжело вздохнула и, тоже не дожидаясь прибытия «Скорой», приняла яд.
Очень сильный яд.
Беспощадный.
Еще в госпитале она сумела его раздобыть с чьей-то помощью - и сохранить.
На случай ...