Она завладела душой человека, заполнила собой весь мир. Она лилась из простенького репродуктора, вытесняя из сознания запрещенные врачами тяжкие думы - думы человека, недавно перенесшего очередной сердечный приступ.
Время близилось к полуночи, давно пора было ложиться спать, но он не двигался, боясь потерять дивное состояние счастливого прозрения. Да, сегодня он слушал такую знакомую музыку совсем по- новому: он услышал душу ее. Он слушал мелодии, понятные, зовущие, которые были некогда народом созданы и могучей волей гения-композитора развиты и погружены в волнующееся море голосов оркестра.
Человек любил музыку всегда: он любил нежные перезвоны арфы, каждое их появление радовало его; скрипки и виолончели любил он, потому что слышал их как голоса поющих людей. Он не мог объяснить, о чем поют они, куда зовут. Но знал твердо: к хорошему, великому, светлому.
А вот и труба к борьбе призывает. К мужеству.
Это ясно. Это верно.
Еще человек думал о том, что музыка любимого композитора таит в себе не только мужественную борьбу и светлую радость: в ней и великая любовь его к людям, и боль, и страдание.
Да, ближе всех композиторов был ему именно этот, ближе - и роднее.
- Странно: мне, еврею, так близок этот русский гений, - думал больной с улыбкой. - Какая-то неповторимая таинственная сила в его творениях сжимает пространство и время, соединяет настоящее с далеким прошлым и вероятным будущим. И ты растворен в этом ...
Он чувствовал, как живая музыка роднит его с иными, неизвестными, но удивительно близкими людьми, когда-то жившими и где-то ныне живущими.
Светлая печаль прозрения, не выразимого обычными словами человеческими, и радостная вера в человека, в его благородную сущность, переполняли душу.
Это было подобно волшебству.
- А не волшебство ли и в самом деле музыка гения? - шептал полковник, прошедший войну, дважды тяжело раненный, потерявший в сорок первом сына и недавно - жену. Перенесший два инфаркта и операцию на открытом сердце.
- Музыкальная передача окончена, - произнес голос диктора, показавшийся старику как никогда добрым и даже ласковым.
Больному казалось, что именно к нему сейчас обратился диктор и что только для него и была организована музыкальная передача. Тяжелые мысли уползли куда-то. Не выразимое словами ощущение Великого, Вечного, Бесконечного, по-прежнему владело душою.
На столе мрачным предостережением затаились прописанные хмурым кардиологом лекарства: нитроглицерин, сустак, кардиовален...
А он сам нашел еще одно!
Нет, не сам ... Это радио принесло ему могучее, неиссякаемое лекарство: волшебную музыку Петра Ильича Чайковского.