Кстати, если уж меня «сковырнуло» в сторону на околожелезнодорожную тему, попутно и параллельно упомяну, что в Чите аэропортовская гостиница, имеющая на одном этаже подобие профилактория для лётного состава, в холодное время отапливалась... Не поверите, но попробуйте поднапрячь воображение: обычным паровозом доисторических революционных времён. «В коммуне остановка...» Паровоз был хитромудро «присобачен» сбоку здания, затейливо соединялся со стационарными отопительными коммуникациями, имел спереди громадную красную звезду и соответствующие причиндалы, знакомые по кинохроникам и старым фильмам о бронепоездах и настоящих коммунистах на лесоповале, личным примером зазывающих в светлое завтра. Огромная труба исправно чадила, осыпая снежок и всю округу гарью и сажей, а кочегары яростно наддавали жару, подкидывая уголёк в прожорливую топку и поддерживая нужную температуру «на выхлопе». Создавалось полное ощущение, что внезапно раздастся протяжный гудок, паровоз надсадно запыхтит и вот-вот тронется, уносясь вдаль и уволакивая за собой здание гостиницы вместе с постояльцами. – «А поезд чух-чух-чух, огни мерцали. Огни мерцали, когда поезд уходил...» – Но этому не суждено было сбыться: вечный прикол-стоянка и обречённая судьба заслуженного трудяги до скончания веков служить источником тепла.
В этом ракурсе уместно вспомнить известную загадку: «Ночной сторож умер днём. Будут ли платить ему пенсию?» – Согласитесь, кто слышит вопрос впервые, испытывает лёгкое замешательство, а кое-кто даже впадает в подобие столбняка или своеобразный ступор, морща лоб в умственном напряге. Прислушавшись, иногда можно расслышать скрип мозговых извилин – так человек силится отыскать верный ответ... Или можно предложить ещё одну казуистическую непонятку, обычно задаваемую в тёплой компашке между третьей и очередной: как слепой попросит ножницы? Попробуйте проверить на знакомых. Уверяю, что радости, веселья и самых неожиданных вариантов найдётся вагон и маленькая тележка, если не больше!
Сначала народ напряжётся нешуточно, но вскоре, заподозрив коварный подвох, самые грамотные, начитанные и наиболее продвинутые уподобятся сурдологу – наперебой и взахлёб примутся судорожно показывать пальцами нечто, наподобие щёлкающих портняжных ножниц. Делов-то! Святая простота... И только после некоторых дополнительных раздумий сообразят, что ошалевший от такого вопиющего невежества слепой, если ему доведётся присутствовать при подобном цирке, обиженно, тихонечко и вежливо попросит: «Дайте, пожалуйста, ножницы... Ироды!» – Чаще всего верный ответ даёт именно тот, кто и задал такой архисложный и заковыристый жизненный вопрос.
Однако если вдруг возьмёте вышесказанное на вооружение, пополнив личный арсенал развлекух-приколов, посоветую не торопиться сразу спрашивать такую примитивную элементарщину. Можно всё испортить. Надо сначала исподволь, легонечко и ненавязчиво «разогреть» народ какой-нибудь пустяковиной, подготовить благодатную почву, усыпить бдительность, немножечко размяться, а заодно проверить состояние мыслительного и разговорного аппаратов присутствующих. Например, пуститься в дебри географии, а именно попытаться проговорить: «Баден-Баден, Брахмапутра, Титикака.» – Ну, это очень просто в любой стадии окосения... Потом по восходящей вспомнить несложные названия: Антананариву, Попокатепетль, Секешфехервар и всенепременно имечко знаменитого исландского вулкана, начинающееся на «Э» и заканчивающееся на «Ь». Тогда и дальнейший успех будет поистине оглушительным.
К чему это? Ни взад, ни вперёд, поцелуй трамвай в кирпич. Почти так и получается, если разобраться. Но всё дело в том, что сидя в промёрзшей и продуваемой ветрами читинской гостинице-профилактории, заботливо отапливаемой братцами-кочегарами и паровозной топкой, экипажи порой от вынужденного безделья и отсутствия других развлечений философствовали не на шутку, пытаясь выяснить всю подноготную: состоят ли ныне господа кочегары в штате железнодорожников или всё-таки относятся к гражданской авиации?
По всему выходило в ходе бурных дебатов и рассуждений «вширь и вглубь», что как ни крути, а кочегарам выгоднее бы иметь отношение к авиации. Но и пребывать одновременно в двух ведущих транспортных отраслях не помешает... Весьма кстати: льготы похожие, форменное обмундирование, выслуга лет и бесплатный билет раз в год при наличии соответствующего стажа... Правда, представить шурующего лопатой с угольком кочегара в форменном аэрофлотовском костюме и фуражке могли лишь самые одарённые воображением, но всё-таки... Хотя это – вряд ли возможно. Льготы не совмещаются, да и одновременно быть железнодорожником и авиатором хоть страшно заманчиво и очень круто, но, к великому сожалению, никак не получится. А авиация на севере, где почти везде труднодоступные места, куда «только самолётом можно долететь», основной и самый главный транспорт, если не вторить жизнерадостному Кола Бельды, упрямо уверяющему: «А олени – лучше!»
Железная дорога в районе Якутии проходит только на юге, вдоль госграницы, если не считать маленькое ответвление БАМа в сторону Тынды и Нерюнгри, да вечный «памятник» – проект АЯМа, который дожидается своего часа где-то на пыльных архивных полках. Только наступит ли он и когда пробьёт?... Так что работать в гражданской авиации на севере намного выгоднее, чем числиться железнодорожником. Впрочем, меня снова уносит в сторону от основного повествования, не давая возможности добрести до ленинградского профилактория. Однако не удержусь от соблазна и снова попутно-перпендикулярно упомяну об одном авиационном инженере из Сангара. Если не подводит память, его звали Игорь Иньков. А если путаю, то народ поправит и снисходительно простит.
Выполняя одну из перегонок Ан-2 в Хабаровск, мы как-то раз довольно плотно застряли по погодным условиям в Магдагачах. Тоже неслабое название для неподготовленного, не так ли? Как говорить правильно и по правилам русского языка, лётческий народ особенно никогда не задумывался и не заморачивался, а говорил по-простецки: «Прилетел в Магдагачи, ночевал в Магдагачах, улетел из Магдагачей...». Хотя надо бы, по здравому рассуждению, везде употреблять исключительно «Магдагачи». Возможно, память предательски подводит, но что-то такое смутное из далёкого школьного курса в головушке шевелится и тревожно шебуршит. В букварь лезть поздновато, откровенно лень, да и ничего это не изменит в конечном итоге. Народ завсегда прав, даже если и не во всём прав. Приходится «танцевать» под дудочку местных аборигенов, перенимая говорок и общепринятые склонения-спряжения, чтобы не выглядеть заумным интеллигентом в шляпе и очках и не выделяться из общей массы. Переняв новые правила и обычаи, запросто можно «косить» под своего...
В этой местности много экзотических названий населённых пунктов: Могоча, Тахтамыгда и даже посёлок Ерофей Павлович, увековечивший имя первопроходца и первооткрывателя края – Хабарова. Имеется и местечко «Полина Осипенко», напоминающее о легендарных перелётах прославленных героев-авиаторов сталинского периода. Относительно неподалёку, всего-то два лаптя по карте, что совсем не расстояние по северным меркам, расположен городишко Свободный (интересно, от кого или чего?)... Если бы не вознамерились строить новый космодром, отчётливо понимая, что замену Байконуру рано или поздно придётся подыскивать на своей территории, Свободный так и остался бы широко известным лишь узкому кругу народа, проживающего в его окрестностях. Задайте себе вопрос: а знаете ли вы, где именно расположены эти вполне населённые на тот момент пункты? Подозреваю, что народонаселения на данный момент сильно поубавилось, а от некоторых посёлочков остались лишь упоминания на картах. Однако в данном случае я имею в виду только Магдагачи.
Дня три-четыре подряд наш экипаж пытался прорваться дальше по маршруту в сторону Хабаровска, но безуспешно: для нас погоды не было, прогноз на ближайшие дни предлагался неутешительный, однако мы мужественно и исправно ежеутренне ходили на метео, пытаясь «спугнуть» погоду и повернуть её в нужное русло. Главными препятствиями всегда являлись параметры низкой облачности и недостаточной видимости. Как вместе, так и по отдельности... Иногда не хватало каких-то скромных метров... Игорь вместе с авиатехником загодя приходил на самолёт и на всякий случай готовил летательный аппарат к возможному вылету. Так уж положено вне зависимости от погодных условий. Удел наземного персонала в холодное время года – часа за два до вылета по плану прогревать салон, гонять двигатель, раскручивать гироскопические приборы, старательно доводя их до рабочих параметров, и надеяться, что труд не будет напрасным. Придёт экипаж и обрадует, что погода, наконец-то, соответствует требуемым условиям, и вылет состоится.
Проконсультировавшись о возможных шансах на успех в метеобюро, с тоской возвращались в гостиницу для лётного состава. «Заклякли» и застряли надолго, судя по всему. Шансов не было вообще. По крайней мере, на ближайшие три-четыре дня. Но погода – изменчивая «тётенька», в любой момент вполне может появиться какой-нибудь просвет или «окошечко», которыми грех не воспользоваться, чтобы улететь дальше по маршруту хотя бы на небольшой отрезочек пути. Да и нелётный прогноз может не оправдаться. Всякое случается, когда речь идёт о погоде. Перегонщику есть дорога только вперёд! И любой, даже коротенький, участочек перелёта и продвижения вперёд по маршруту – выигрыш времени...
Гостиница, куда мы вынужденно возвращались, представляла собой не по-советски стандартный и добротный двухэтажный деревянный теремок, который, по уверениям местного населения, строили ещё пленные немцы. Или наши зэки, но кто это знает доподлинно? Никто утверждений не оспаривал. Однако в пленных немцев верили сразу, ведь многие старожилы видели их своими глазами... А «несоветская», но всё-таки тоже некая стандартность, заключалась в том, что подобных строений-близнецов существовало достаточно много в самых разных частях необъятного Севера страны. И слишком уж отличались такие здания от тех безликих, но уже по-советски стандартных и однотипных, которые возводились по утверждённым и предписывающим ГОСТам и СНИПам, к которым давно привыкли, как к неизбежности: убогая серость и социалистическая уравниловка с незавидным однообразием архитектуры и отдельными претензиями на некоторый сомнительный «самопальный» дизайн. Это высоким начальством считалось самоуправством, ненужной расточительностью и, зачастую, расценивалось, как злостная растрата народных средств... Здраво поразмыслив, в конце концов в голову приходила единственная мысль, что наши зэки всё-таки строили бы по-другому, то есть по привычным и устоявшимся социалистическим меркам и установленным свыше стандартам.
Строений, подобных аэропортовской гостинице в Магдагачах, существовало великое множество на просторах Сибири, Крайнего Севера и Дальнего Востока. Многое довелось видеть самому, а кое-что об этом со временем узнал от ребят из других экипажей в личных беседах, когда приходилось делиться впечатлениями. На тот момент в магдагачинской гостинице на лестнице, ведущей на второй этаж, даже сохранились остатки чудесных ковров. Явно ручной работы и с непривычным старомодным орнаментом. Выцветшие и местами ветхие, уже обшарпанные по краям до бахромы, протёртые и вытоптанные посередине, однако именно по этим признакам ещё вполне можно представить былое великолепие и шик. По краям дорожки сохранились металлические крепления, чтобы покрытие не сползало вниз и не сбивалось в сторону.
Странно было видеть ковровые дорожки на деревянных лестницах в эпоху развитого социализма, когда ковры считались предметом неслыханной роскоши. В магазинах их не появлялось совсем, а в реалиях существовала предварительная запись очередников на предприятиях и в учреждениях, как на автомобиль. Врочем, привираю: имелась возможность увидеть и даже потрогать ковры, но только разложенные в виде эталонных экземпляров и образцов. Эталоны позволяли лично убедиться, что ковры в природе существуют, а также органолептически оценить качество и выбрать расцветку, если не дальтоник. И ещё припоминаю, что в такой очереди предписывалось чёткое подразделение: желаешь ли ты со временем приобрести именно ковёр, а не ковровую дорожку. Существенная разница. Причём размеры оговаривались заранее и указывались в списках, которые невозможно было «вырубить топором» и пересмотреть. Отказаться вообще не возбранялось (к дикой радости конкурентов), но таких случаев что-то не припоминается.
Напольные покрытия, которыми сейчас никого не только не удивишь, но большинство шарахается от них, как от чумы, и считает источником и разносчиком всякой заразы, шли отдельным списком. Желать одновременно всего категорически запрещалось. Не помогало и то, что муж пытался записаться на ковёр, а супруга на ковровую дорожку, чтобы «объегорить» общество, хитро имея ещё и разные фамилии и трудясь для маскировки на совершенно не связанных предприятиях. Общественность и райком контролировали утверждённые списочки и настойчиво проводили в жизнь лозунг: «Не пущать!»... Надо было крепко подумать на семейном совете, прежде чем решить и не ошибиться, на что конкретно готов потратить кровные денежки, заработанные тяжким трудом. Очередь растягивалась на годы...
Того, кто впервые видел такое неожиданное чудо ковроткачества в отдалённом захолустье деревянного посёлка, поначалу охватывала нешуточная оторопь. Сразу хотелось суетливо вытереть подошвы обуви и только потом ступать наверх. Осторожненько, непременно по самому краешку, чтобы ненароком не испачкать красотищу и диковинную невидаль. Что ни говори, но уборщицы тщательно следили за состоянием ковров, постоянно подметая и чуть ли не ежечасно пылесося... Чувствовалось, что коврами здорово гордились, берегли достопримечательность, как только могли, и раньше ими было устлано всё пространство в коридорах и жилых помещениях. Это подтверждал персонал гостиницы, постоянно работающий на одном месте много лет.
Ковры имелись вовсе не по случаю визита высокопоставленных «крутых перцев», не для помпезности и не вытаскивались из подсобок к особому торжественному случаю, а просто наличие ковров было предписано во всех аэропортовских гостиницах по когда-то и кем-то определённому и утверждённому статусу, а также вполне соответствовало описи имущества, висящей на стенке каждого номера. Не удивлюсь, если лабиринты исследования истории данного вопроса приведут к временам Совнаркома, военным действиям на озере Хасан и реке Халхин-Гол. Всё-таки Монголия совсем рядом, а я подозреваю, что ковры почему-то имели монгольское происхождение. Но точно не знаю... Проще говоря, как ни удивительно звучит, ковры были совершенно необходимы для тепла, уюта и элементарного комфорта. Для всех и каждого! Так же привычно и неудивительно, как обязательный графин с мутноватой водой и неразлучная парочка гранёных стаканов, пожелтевших от времени, с изгрызенными постоянной эксплуатацией краями... Вот какие странные и правильные времена были когда-то! И не так уж давно, если вдуматься...
(продолжение следует)