«Есть на севере хороший городок …»…………
Александр Рифеев
Если выехать по железной дороге, впрочем, и по автомобильной тоже, на север от Екатеринбурга (Свердловска) в сторону Нижнего Тагила, то километров через девяносто или часа полтора среди уральских лесов справа от главного уральского хребта вам откроется небольшой городок, бывшая вотчина заводчиков Демидовых. Вы его сразу узнаете по старинной наклонной башне. Имея высоту 57 метров, она видна отовсюду и издалека. А наклонилась знаменитая Невьянская башня от «злодеяний демидовских», в ее подвалах чеканили серебряную монету, и чтобы скрыть это, затопили подвалы вместе с находившимися там людьми, так повествует легенда. Но, скорее всего, это только красивая и страшная сказка, а наклонилась башня от более прозаических вещей. Башня стоит недалеко от берега городского пруда, и специалисты считают, что неравномерная осадка грунта под фундаментом башни и есть истинная причина ее наклона. Вполне возможно, что серебряную монету Демидов чеканил все же не здесь. Рядом нет никаких серебряных рудников. А на Алтае в Колывано-Воскресенском заводе они владели серебряными рудниками, и не было никакого смысла везти руду или слитки на Урал. Хотя, как говорят, возможны варианты. Но подвалы Невьянской башни и подземные ходы вокруг нее действительно существуют и залиты они грунтовыми водами. Башня упоминается не только в исторических документах, но довольно часто и в художественных произведениях. Красота Невьянской башни и поистине мрачное даже трагическое ее очарование не может оставить спокойной живую человеческую душу уже третье столетие. Но есть одна странная загадка, все архивы времен Демидовых исчезли из Невьянской заводской конторы еще в конце 19-го века, и отдельные документы находятся теперь крайне редко.
Невьянский завод был знаменит тем, что производил тогда лучшее в России железо и чугун. Невьянское чугун и железо под маркой «Старый соболь» первыми пошли на экспорт. Утверждают, что до сих пор в Лондоне на старинных домах есть кровельное железо Невьянского завода, ржавчина не тронула крыш этих домов. В 1716 году в Невьянске была построена домна, около ста лет, до 1815 года она была рекордсменкой по производительности среди всех европейских домен. Мало того, на ней еще применяли двухфурменное дутье, новейшую по тем временам технологию. На Невьянском заводе в те времена работало до 150 мастеров, на других уральских заводах их было по 25-40 человек. Для сведения моих терпеливых читателей, мастер того времени это не современный задерганный руководитель производства низшего звена, лающийся со своими работниками за каждую копейку зарплаты или минуту опоздания с обеденного перерыва. Мастер того времени – это специалист-технолог, часто уникальной технологии. Широко в мире известно т.н. «каслинское литье» - литые чугунные художественные изделия Каслинского металлургического завода. Не в обиду каслинцам, но все же первое чугунное художественное литье на Урале появилось в Невьянске. Тогда отливали чугунные решетки. Но скоро перестали, времена были суровые, не до красоты. Шла тяжелая и длительная Северная война. Решалась судьба России, быть ли ей европейской державой или остаться тряпкой под ногами геополитических соперников, о которую будут вытирать ноги все кому не лень. Ну, к примеру, как сейчас, в эпоху «великой энергетической державы». И специализацией Невьянского завода стало производство оружия: ружей, пушек, мортир, гаубиц, ядер, бомб. Заодно производили отличное железо, сталь, чугун. Их потом использовали на других оружейных заводах России. Оружие наш завод делал всегда, да и сейчас, думаю, тоже потихоньку делает. В действительной силе этого оружия на собственной шкуре убедились многие европейские, американские, африканские и азиатские армии. Легче перечислить тех, кого сия судьба миновала, чем тех, кому не повезло. Но я уверен, что и в жизни первых не все еще потеряно. Старый Невьянск знаменит еще и своей старообрядческой школой иконописи. К моей печали от былого уральского старообрядческого центра остались только заброшенные кладбища.
В нашем городке иногда происходили совершенно невероятные происшествия и сногсшибательные истории. Так охотники гнали с собаками медведя. Он вышел на ж.д. перегон, а на путях стоял товарняк. Уже явно слышался лай охотничьих собак. И медведь, не решившись лезть под вагонами, полез через тормозную площадку. А поезд в это самое время тронулся. Через некоторое время дежурному по ж.д. станции поступил по радио доклад, что в середине товарного поезда на тормозной площадке сидит пьяный в медвежьей шубе и орет песни нечеловеческим голосом.
Другая совершенно невероятная история тоже была связана с медведем. В город прибыл передвижной зоопарк. Через несколько дней он отправился из нашего города в сторону Нижнего Тагила. Медведь, что был в зоопарке, на переезде как-то умудрился выбраться из клетки и пошел обратно в город, видимо у него остались весьма хорошие впечатления о нашем городке. Прибыл он в город поздно вечером, когда уже стемнело. И стал подходить к прохожим в надежде получить от них какой нибудь харч. Но народ этого добропорядочного стремления медведя не понял и стал сигать через заборы. В райотдел милиции стали поступать звонки о медведе в городе. На беду это было в ночь с 31 марта на 1 апреля и милиционеры на звонки «не реагировали». Они поняли, что это не первоапрельский розыгрыш только тогда, когда им позвонил дежурный из горкома партии и раздраженно поинтересовался, почему они не принимают никаких мер, когда уже почти час по городской площади шляется медведь. Дежурный райотдела милиции послал на автомашине ГАЗ-69 с водителем одного милиционера вооруженного пистолетом ТТ. Больше тогда в его распоряжении народу и вооружения не было. (Были когда-то и такие благословленные времена!) Бравые милиционеры выехали на городскую площадь и принялись пулять из ТТ в медведя. Но ТТ не винтовка и не охотничья двустволка, медведь был ранен, взревел от боли и набросился на их машину, которая как на грех от испуга заглохла и снова заводиться не пожелала. Тут наш милиционер выскочил из машины и пальнул медведю из пистолета прямо в ухо. Медведь был убит на месте. Теперь он стоит в виде чучела в городском краеведческом музее с табличкой «Невьянский гость». Почему я знаю все это в таких подробностях. Наш милиционер, по уличному прозвищу Цыганок, жил как раз через два дома от дома моей родной бабушки.
Как то раз летом в городском пруду был выловлен небольшой кальмарчик. По городу поползли слухи, что это американские шпионы подстроили какую то гадость своим визави из местной конторы глубокого бурения, а затем дабы посмеяться над ними и принародно их припозорить подбросили кальмарчика в пруд (ну совсем как раньше в деревнях невестам, которые теряли невинность до свадьбы, мазали ворота дегтем). У районной конторы глубокого бурения от умственной работы уже начали вскипать мозги (что и не удивительно, в районе находился стратегический объект – закрытый город Новоуральск или п/я Свердловск-44 с обогатительной фабрикой атомной промышленности), но по счастью выяснилось, что американцы здесь были не при чем. Что кальмарчик приехал в наш город на поезде в трехлитровой банке с морской водой.
В марте 1969 г., во время известных военных событий на уссурийском о. Даманский, начальник городского штаба гражданской обороны как-то раз собрал руководителей своих подразделений и провел с ними беседу на тему, что очень возможно ракетно-ядерное нападение со стороны Китая, и что бы они не дремали и глядели в оба. На этом совещании был и мой отец. Как руководитель самой крупной строительной организации города, он по совместительству являлся и командиром аварийно-восстановительного дивизиона ГО. Накрутив, таким образом, хвоста своим подчиненным начальник ГО с чувством выполненного долга отбыл домой. Все остальные тоже. Наступил уже поздний вечер. Отец вернулся домой и перед тем как лечь спать, вышел во двор. Тут со стороны вокзала последовала яркая вспышка света, раздался страшный гул, прошла ударная волна, а в небо стал поднимался огненный шар. Люди стали выскакивать из домов во дворы кто в чем, а собаки выть страшными голосами. «Ну, все, достукались до третьей мировой!» А потом мой отец думает: «… если это ядерный взрыв, то почему я глядя на огненный шар не слепну?» «Ну, ясно же, это газопровод Бухара-Урал взорвался!» Отец заходит в дом и звонит оперативному дежурному штаба ГО. Телефонистка на коммутаторе штаба отвечает, что только что оперативный дежурный зашел в туалет и по всем признакам скоро из него не выйдет. Ну что делать, начальство из стоя вышло, поэтому стал уже звонить на квартиру самому начальнику штаба ГО. К телефону подошла жена и сказала, что начальник сидит на кровати, уставился в одну точку на стене и, видимо, в себя еще долго не придет. Потом выяснилось, что труба газопровода дала трещину, по закону подлости как раз над трещиной проходила высоковольтная линия электропередач, а вечер оказался очень ветреным. Провода замкнуло, и от искры утекающий из трубы газ взорвался. Ну, да ладно о трагикомическом.
К тому времени, когда я там родился, бурная молодость завода осталась в 18-ом, а зрелость в 19-ом веке, наш город и завод были уже достаточно пожилыми, имели славную историю, но были уже давно оттеснены другими героями нашей промышленной революции. Первая российская промышленная революция, когда наш завод гремел и блистал, осталась далеко-далеко в прошлом, в исторических документах, да в уральских сказах Павла Бажова. Во времена Второй российской промышленной революции конца 19-го века позиции уральских заводов были подорваны, Уральский горнозаводской округ уступил свое место Донецкому промышленному району, тогда наш завод стал обычным рядовым предприятием. Третья российская научно-промышленная революция 30-40-х гг. 20-го века снова востребовала самый старый на Урале завод. Но уже много лет как не плавили металл в домнах, да и местные железные руды были тоже уже давно выработаны. Теперь на месте бывших рудников, названных «свиньими горками», катаются зимой на лыжах, а летом сажают огороды, да пасутся коровы и козы. Завод из металлургического стал чисто механическим и работал уже на привозном металле. Завод входил в номерной, 30-й главк, выпускал «Эльбрусы», «Стрижи», «Дубль В», и еще многое чего не менее интересное, знающий человек по этим названиям поймет, какая специализация производства была на заводе. Недалеко от нашего старинного городка построили новый современный город Новоуральск с суперсовременным производством, он много лет был известен как ЗАТО п/я Свердловск-44. Старый уральский завод тоже поучаствовал в его строительстве, и в создании атомной промышленности страны тоже есть его вклад. Это про то, что касается прошлого.
В остальном наш городок очень прост. Народ живет здесь такой же простой, иногда даже слишком. Возвращаясь по субботам из школы домой и, проходя мимо конторы золотого прииска и приисковского продуктового магазина, я много лет подряд наблюдал картину почти идеально соответствующей другой, но только уже художественной картине - «После побоища князя Игоря с половцами». Пили у нас всегда много. «Он до смерти работает, до полусмерти пьет!» Известна одна историческая фраза, родившаяся на нашем заводе. Когда-то еще при Демидовых, рабочим завода за бунт пригрозили ссылкой в Сибирь. На что ими был дан меткий и достойный ответ: «Не боимся мы Сибири – у нас каторга своя!». Городок застроен был в своем подавляющем большинстве деревянными рублеными домами. Были и многоэтажные дома, но они начали появляться, начиная с 60-х годов. Так что наш городок - настоящая российская глубинка. Даже автобусы у нас ходили только на ж.д. станцию к электричкам направления Свердловск – Нижний Тагил, но не чаще чем раз-два в день, а бывало, что и не ходили. И город все расстояния привык мерить ногами. В старших классах мы ходили на картошку километров за 6-8 от города за вокзал или поселок Пески, и никто не жаловался что далеко. Достопримечательностями города тогда являлись городской, а точнее заводской пруд, на него зимой весь город выходил кататься на лыжах; гора Лебяжка; огромные дикие скалы на берегу пруда сразу же за плотиной. О башне я уже сказал. На заводе даже делали сувениры из оргстекла и металла в виде модели Невьянской башни, они потом в больших количествах оседали в кабинетах разных должностных лиц московских министерств. Из других предприятий города выделялись Невьянский золотопромышленный прииск и Невьянский цементный завод. Золото вокруг Невянска добывали издавна. Брали в основном поверху или из «дудок», маленьких самодельных шахт. Прииск добывал его уже из настоящих шахт и на местных реках при помощи драг. Что касается цементного завода, то на нем недавно побывал т.н. «путинский преемник» Дмитрий Медведев. Как только Медведев спросил, почему цена на невьянский цемент не соответствует среднеевропейской цене на него, с «преемником» все сразу стало ясно. А затраты? С такими знаниями, понятиями и представлениями он будет не менее успешно разрушать Россию, чем это сейчас делает наш сегодняшний президент.
Городок хорош теплым Бабьим летом осенью, в сентябре. В октябре мокрый снег, падающий на мерзлую землю, навевал только уныние и меланхолию. Но стоило устояться снежному покрову, в начале ноября пройти первым морозам и до конца марта были постоянные снежные забавы. Лыжи, коньки, хоккей на самодельных катках. Снежные крепости и снежные пещеры. Особенно хороши были снежные пещеры в полутораметровых сугробах, снега уральская зима никогда не жалела, морозов, впрочем, тоже. Мороз под -30, за мороз не считался. По настоящему мороз начинался с градусов так 35-ти. Но и это не предел, вполне обычным делом были морозы -45, или даже -50 градусов.
Весна с начавшимся таяньем снегов и разливом рек была тоже незабываемым временем года. Утром встаешь, идешь в школу, а речка разлилась еще нешироко, в обед она уже шире, к вечеру она начинает заливать дворы, огороды и все начинают передвигаться на манер котов только по заборам. Наша улица Трудовая, недалеко от фирмы «Радуга», разделялась этой небольшой речушкой под названием Белая, которая весной разливалась так, что речушкой ее назвать было никак нельзя. Ночью слышен шум протекающей воды, а рано утром речка опять неширокая. Когда проходит весна воды, начинается подготовка природы к весеннему взрыву. И он происходит всегда за несколько дней, природа вдруг разом преображается. Значит, уже пришло лето.
Лето по началу на Урале заметно прохладное. До середины июня в воздухе можно видеть снежинки, если вдруг с севера зайдет арктический воздух с полуострова Ямал. С двадцатых чисел июня наступает уже постоянное тепло. Это время лучше проводить на природе, если конечно не боишься комаров, оводов и слепней. Летом весь день домой можно вообще не приходить. Земляника с черникой есть? Есть. Сыроежки есть? Есть. Так чего еще надо? Ножка гриба-сыроежки очень приятная на вкус и ей никогда не отравишься. Спускаешь с поводка собаку, она начинает безумно весело носиться по лесу, еще бы, посиди-ка весь год на цепи во дворе, еще не таким будешь. Сам с приятелями начинаешь собирать эти самые сыроежки и землянички, попутно и другие грибы не помешают. Но в середине августа вдруг исчезают комары, и ты понимаешь, что лето уже на излете, что завершается еще один годовой цикл, что ты еще на один шаг приблизился к черте, за которой все эти детские забавы уйдут из твоей жизни навсегда.
И однажды в самом конце августа 73-го, тихим ранним утром я иду по городу на вокзал. Город еще не проснулся, ночная заводская смена еще не кончила работу, а дневная еще и не спешит на завод. На улицах никого нет. Только сильная роса, гораздо сильнее, чем все росы в конце лета, покрывает траву, листу деревьев. Я никогда прежде не видывал такой сильной росы в августе. Проходя на вокзал, специально сворачиваю к родной школе, которая теперь уже не моя. В ней, бывало, слиняв с урока, слонялся по коридорам и залу, где висели фотографии выпускников прежних лет. Школа была когда-то городской гимназией, потом к ней добавили стоявший рядом купеческий дом, и она приобрела свой уже вполне законченный вид, который не портил даже «долгострой» - спортзал со стороны городского Дома культуры. Наш выпускной класс как раз последние три года находился на втором этаже этого бывшего купеческого дома, сразу рядом с учительской, в классе налево, окнами на парикмахерскую в многоэтажном доме напротив. Из выпускников нашей школы известен артист Борис Плотников. Он окончил ее немного раньше. Среди фотографий выпускников прошлых лет я видел его лицо, но тогда не запомнил даже его фамилии, кто же знал, что он станет таким знаменитым. Но спустя несколько лет увидев его на экране, и удивившись, почему его лицо знакомо, сразу вспомнил, где я его раньше мог видеть. Мы все же отвлеклись. Я чувствовал, совсем не спроста в это утро такая сильнейшая роса, и предчувствие меня не обмануло. Поезд «Соликамск-Тайшет» в тот день перенес меня уже в другую жизнь. Потом я понял, мой родной город так прощался со мной. В следующий раз я увидел его всего на несколько дней и только много лет спустя в мае 85-го. Наверное, теперь свидеться уже не придется.
Вот и живет так маленький старинный уральский городок уже четвертый век. Совсем как забавный старичок, вышедший в шапке-ушанке вечером посидеть на завалинке и который рад с каждым прохожим поболтать о жизни. Сидит старичок на завалинке, никто его всерьез не воспринимает. А загляни-ка в его глаза. Кем он был раньше? Умелым мастеровым? Упорным хлебопашцем? Разбойником, моряком, воином не раз глядевшим в лицо смерти? Кто ж знает. Все спешат куда-то по своим делам …
Помню городок провинциальный …
Вечер, с северо-восточного направления поезд подходит к моей станции. На горизонте, на фоне заходящего солнца видны трубы завода. Поезд, подходя к вокзалу, начинает по полуокружности обходить город. Город, словно красавица-модель на подиуме, медленно поворачиваясь демонстрирует себя. Особенно это все красиво, если уже стемнело, зажглись фонари на городских улицах и очень хорошо заметно перемещение линии огней. Город, одноименный реке на которой он стоит, когда-то казачья станица, теперь это крупный промышленный центр и железнодорожный узел на пути к Черному морю. Тридцать лет назад он почти не отличался от таких же городов - бывших казачьих станиц. Несколько многоэтажных кирпичных домов в центре, маслозавод, вокзал, который внешне не изменился и до сего дня, ж.д. товарная станция, пищекомбинат, молокозавод, застройка из частного сектора, несколько одноэтажных кирпичных домов дореволюционной постройки. Город полностью в садах из вишневых, алычовых, сливовых и яблочных деревьев. Летом можно было даже и не тратиться на пропитание, стоящие на улицах плодовые деревья и ветви таких же деревьев свисающие из-за оград не дали бы вам умереть с голоду. Городской парк по густоте зарослей мог дать фору среднему лесу. Старая двухэтажная кирпичная школа рядом с районным домом культуры, на школе мемориальная доска, сообщающая, что здесь когда-то очень давно выступал всесоюзный староста М.И.Калинин. Вот полностью законченная картина провинциального российского городка на юге России, как в старых сталинских фильмах.
Однако, пожив в таких городках, никогда не забудешь их тихого очарования. Приходилось бывать в Москве, Ленинграде, Минске, Киеве, Ереване, Свердловске, Новосибирске, Барнауле, Саратове, Ставрополе, Астрахани. Ничего плохого сказать не могу, но эти города все же не по мне. Может быть, только Саратов и Астрахань? Саратов, вернее его спутник - Покровск, очень дорог мне глубоко по личным причинам, а старинная Астрахань тоже дорога по личным, но еще и потому, что она полностью провинциальный российский город. И простого очарования русской глубинки в ней тоже много. Особенно если идешь пешком от гостиницы «Южная» по направлению к Астраханскому кремлю. «Помню городок провинциальный, тихий, зеленый и …»
Затем наш провинциальный городок одним рывком преобразился. За городом началась постройка большого промышленного комбината. Мне уже приходилось видеть подобную стройку – строительство первой очереди Ставропольской ГРЭС. Это была по настоящему ударная стройка. Во всех отношениях. Однажды пришлось даже быть свидетелем массовой разборки между строителями, прибывшими с Воткинской ГЭС и приезжими строителями из Азербайджана. В один прекрасный вечер октября 1974 г. человек сто яростно били друг другу морды. Причем делалось это в помещении школьного актового зала – тогдашнего кинотеатра стройки. Отрывали стулья от рядов и бросали их друг в друга. Затем драка выплеснулась на улицу, где было уже несколько свободнее. Даже спустя годы об этом побоище мне приходилось в разных местах страны слышать рассказы, конечно, уже с совершенно фантастическими подробностями. Во всех остальных отношениях Ставропольская ГРЭС была как школа жизни и стройка просто великолепная. Везде чувствовались многолетний опыт и отличная строительная организация МинЭнерго СССР. Одни названия чего только стоили! СКЭМ, ТЭМ, ДСК, СКГЭМ, УМСР и т.д. и т.п. С этим последним названием была связана веселая шутка. УМСР расшифровывалось как Управление монтажно-строительных работ. Правда, они ничего не монтировали и не строили, на эту организацию были возложены все земляные работы на стройке, проще говоря, весь «свинорой». И рыли и копали действительно много, бывало, что на некоторых местах рыли даже не по одному разу. А фамилия начальника УМСР была Манякин. И местные острословы УМСР стали растолковывать так: Уморил Манякин Своих Рабочих. Такие веселые дни были тогда в ставропольских степях.
Когда С.Кириенко обещает построить в ближайшее время что-то около сорока атомных энергоблоков, хочется спросить, он хотя бы переговорил с бывшими строителями МинЭнерго, или он думает, что эти блоки будут строиться сами собой? Пришлось мне один год (1983-84) провести в АОЖДВХ на стройке Астраханского газоконденсатного завода в Аксарайске. В Аксарайске в некотором отношении превосходили даже славную фирму МинЭнерго. Там не жалели ни себя, ни технику, ни людей. Самому приходилось видеть, как в финский поселок к штабу стройки на совещание проводимое замминистра Вачнадзе начальники управлений и организаций неслись как солдаты-новобранцы по команде строгого унтера. «Папа» Вачнадзе не шутил, и это все хорошо знали.
А наш промкомбинат возводила уже другая фирма - МинПромСтрой. Во всем организация эта была заметно похуже, чем МинЭнерго. Да и работали уже не комсомольцы по путевкам, а «забайкальские комсомольцы», не по своей воле и уже по путевкам совершенно иного ведомства. Но ведь построили за десять лет и построили неплохо, ничего до сих пор не рухнуло (со строительной точки зрения). Так же отстроили и город. Город преобразился, стал вполне современным, но неизбежно потерял в своем очаровании. Хотя об этом помнят только люди старшего возраста, более молодые не могли видеть того прежнего старого города. Для них существующий город вполне замечательный и хороший. Жизнь продолжается. В центре города очень старое кладбище. Там не хоронят уже лет как сорок. Есть там и могилы с датами: 70-е 19-го века – 70-е 20-го века. Эти люди родились в первые годы существования города. Тогда это была даже не станица, а военная крепость с небольшим поселением. Затем крепость стала станицей. Затем станица стала городом. Недавно ему исполнилось 140 лет. Это, конечно, не 310 лет, но все же и это тоже немало. И хотя город мне не родной, я всегда, когда поезд подходит к городу с севера, подхожу к окну вагона и любуюсь им, тем более что он напоминает мне об уральской речушке моего детства. Здесь небольшая частица моего труда, здесь имел честь участвовать в строительстве нескольких цехов нашего комбината и нескольких объектов в городе. А затем 19 лет работать в цехах и з/управлении комбината. Здесь, в этом милом южном городке прошла большая половина моей жизни. Наверное, здесь будет и мое последнее успокоение.
К чему эти три коротких раздела в таком романтическом ключе. Во-первых, иначе нельзя писать о родине. А во-вторых, хочу подвести к простой мысли: если уж положили или плюнули (в зависимости от пола) на большую Родину, то может, к своему личному Отечеству не будете так равнодушны? Александр Рифеев