В интернате, расположенном в старом двухэтажном бараке, на окраине Норильска, таких же, как он, пацанов было всего тридцать пять человек. Разделены они были на две младшие группы и две старшие. Две – потому что девочки и мальчики. Над всеми безраздельно властвовала воспитательница (и директор в одном лице) - Полина Николаевна, тощая и злая, как собака. Она жила тут же при интернате, вместе со своим сыном Эдиком. Каждое утро и каждый вечер Эдик выходил из своей комнаты, держа в руке граненый стакан с тюбиком зубной пасты и щеткой. Он проходил через весь второй этаж к умывальной комнате и обратно, важно и сосредоточенно глядя перед собой. Эдик учился играть на скрипке.
Из-за дверей по вечерам можно было услышать противный скрип на одной ноте - Эдик занимался. Полина Николаевна требовала, чтобы в это время во всём интернате была тишина, и все разговаривали только шепотом. Естественно, тридцать пять разновозрастных пацанов в замкнутом пространстве интерната, ограниченного вторым этажом бывшего барака, и не собирались сдерживать себя. То кто-то с визгом за кем-то гнался, то затевали борьбу - и тогда Полина Николаевна, разъярённая, вылетала из своей комнаты, и по всему коридору разносился её визгливый крик:
-Сволочи, скоты, не даёте человеку заниматься, а ведь он у меня такой одарённый!!!
Сами же ребята делали уроки в специальной комнате за длинными столами. Никто особенно над душой не стоял, нужно было только в конце занятий сказать воспитательнице, что всё сделано. Тогда она благосклонно улыбалась своими тонкими злыми губами и произносила:
-Молодцы, а теперь гулять, на улицу.
И пацаны весело бежали в раздевалку за одеждой. Гуляли кучками по ярко освещенным улицам Норильска, заглядывая на витрины магазинов и в чужие окна. Это было любимое занятие Серёжки с другом Игорем по вечерам. Они шли вдвоём к гастроному и, собрав по карманам мелочь, покупали две сухие, посыпанные сахарной пудрой, хурмы, и долго-долго смаковали это лакомство, растягивая удовольствие. Там, за окнами, в теплых квартирах, жили люди – там была своя загадочная и такая желанная семейная жизнь. Кто-то о ком-то заботился, кто-то кого-то кормил.
Ребята почему-то всегда хотели есть. Их водили строем три раза в день в обычную столовую рядом с интернатом. Каждый старался хоть на минуточку опередить этот строй и, подбежав к лоткам раздачи, схватить не положенные и надоевшие суп и котлету с рожками, а гуляш или блинчики с мясом. Но это было ещё не всё – нужно было изловчиться и быстро-быстро схваченное проглотить, сделав вид, что ничего не было, а потом взять с лотка ненавистную котлету, рядом с которой, возможно, и лежало мясо, и медленно-медленно поедать её.
Когда кассирша предъявляла Полине Николаевне метра два чеков за съеденное, и оказывалось, что съели на большую сумму, та, выстроив всех, бегала вокруг строя и орала:
-Сволочи, обжоры, меня из-за вас с работы уволят!
Но все молчали, как партизаны: кому-то повезло в этот раз, кому-то повезет в следующий. Самые желанные часы были перед сном с девяти до одиннадцати вечера. В интернате была большая комната с играми и библиотекой. Сергей брал сразу несколько книг и, забившись куда-нибудь в укромное место, забывал обо всём на свете. Он читал, читал, представляя себя то путешественником, то смелым разведчиком в тылу врага, а то и самим Томом Сойером.
После того как объявляли отбой, жизнь в интернате не затихала. Самые смелые в одних трусах в сорокоградусный мороз пролезали в форточку и прыгали со второго этажа в сугроб. После этого нужно было обежать босиком вокруг здания и через главный вход подняться на второй этаж в спальню. А остальные засекали время по часам. Иногда среди ночи пацаны затевали переписку с девчонками и гоняли младших с записками.
Поскольку Сергей испытывал с детства необъяснимую ненависть к английскому языку, он сам нашёл в городе пятый класс с немецким языком, и когда пошёл сдавать туда свои документы, его спросили, где его родители. А он гордо оттопырил нижнюю губу и сказал:
-Зачем родители, я сам по себе, я из интерната...
Этого было достаточно, чтобы вопросов больше не задавали. Все, конечно, понимали, что в двенадцать лет дети сами по себе не бывают, а если и бывают, то за этим что-то стоит, и просто так в интернат не попадают…
На снимке вверху окраина Норильска, наш интернат, за бортом -45 и полярная ночь...